Mиxaил Лaндeр, кaпитaн дaльнeгo плaвaния, Maйaми.

Лaурeaт прeмии журнaлa “Флoридa” 2003 г.

Криминальный подарок

«Прежде, чем что-нибудь открыть, –  проверьте срок годности».

Христофор Колумб (морская шутка)

Так уж случилось, что день моей демобилизации совпал с днем моего рождения. На дворе стоял ноябрь 1946. Уже не осень, но еще не зима для Одессы. Полгода я писал рапорты по всем инстанциям от комдива до командующего флотом с просьбой оставить военную службу и перейти в торговый флот – мечту моего детства. Но тщетно. Мне отказывали, вызывали в разные инстанции, уговаривали, давали направление в высшее учебное заведение. Я не сдавался, упрямо стоял на своем.

23 ноября, утром, как обычно, я пришел на корабль и командир, капитан третьего ранга Левашов, поздравил меня с днем рождения и вручил конверт с приказом о демобилизации. Такого подарка я не ожидал. Весть мгновенно разошлась по кораблю. Был торжественный обед с многочисленными тостами-пожеланиями. Каждый старался что-то подарить. Самые памятные сувениры изготовили судовые умельцы: оригинальную лампу из снарядной гильзы с гравировкой и модель нашего корабля, величиною с ладонь, с тщательно выполненными мельчайшами деталями.

Вечером я всех пригласил к себе. Мать с отцом были весьма озабоченны – год послевоенный, с продуктами трудно, карточная система. Но одесское гостеприимство заставило поскрести по сусекам и у себя, и у соседей и традиционная закуска - картошка с килькой и луком да бутыль мутной «горилки» - была организована. Постарался и мой командир Левашов, – с корабля доставили жаренного поросенка с гречневой кашей, селедку и трехлитровый бутыль спирта. Все разместились тесно, но весело. В углу стола, меж родителей, сидела счастливая заплаканная бабушка Циля. В 43-м бабушка получила мою похоронку и, не веря, скрыла от матери. Сейчас, вновь переживая свой страх за меня, она рассказала моим сослуживцам ту историю. В общем отпраздновали на славу.

И вдруг, в самом конце застолья, из-за входной двери кто-то хорошо поставленным офицерским голосом крикнул: «Внимание!»  – и в дверях появился Адольф Исаакович Ратнер, мой первый командир и воспитатель. Когда-то, в начале войны, он был командиром тральшика, на который, я, прибавив в документах год, попал курсантом. А потому, хоть Ратнер теперь командир дивизиона кораблей, капитан второго ранга, да и я стал совсем взрослым, прошел всю войну, вышел в отставку офицером, для него я навсегда остался «сынком».Он приехал вместе с женой Ольгой Васильевной, дородной украинкой, как из гоголевского хутора, и впервые я видел своего первого командира в штатской одежде. Это было очень непривычно.

«Ну что ж, сынок, - рокотал Ратнер, - ты теперь совсем взрослый, так что получай настоящий мужской подарок, - и протягивает мне сделанную из красного дерева шкатулку. - Переход на гражданку – это тебе не хухры-мухры, время тревожное, так что пригодится. Подарок откроешь завтра утром, а теперь представь меня своим предкам», -  и он с отцом трижды расцеловался.

Все разошлись, было далеко за полночь, горели свечи, но Адольф Исаакович еще долго беседовал с моими родителями. Потом за Ратнерами пришла машина и он, прощаясь, сказал: «Передаю тебя из рук в руки, это тебе не хухры-мухры». Родители пошли их проводить, освещая фонариками дорогу, – в те времена с полуночи до шести утра свет в Одессе отключали и это было на руку всякого рода жуликам и грабителям. Криминальная ситуация в городе была настолько серьезная, что в помощь милиции для борьбы с бандитизмом привлекались воинские части, а по улицам ходили ночные патрули.

Утром я открыл подаренную шкатулку и обомлел: в ней лежал изящный, миниатюрный, величиной с ладонь пистолет вальтер с перламутровой рукояткой и двумя обоймами патронов калибром  7.65мм. «Да уж действительно «мужской подарок», - подумал я, - совсем не хухры-мухры», - как обычно говаривал Ратнер, подчеркивая что-то важное. Зарегистрировать пистолет я не имел права, так как ни в каких охранных органах не работал, а сдать официально– значит, подставить Ратнера, ведь надо указывать, где я его взял. В то время на руках у демобилизованных ходило много трофейного оружия, не все, конечно, спешили его сдавать, хотя закон по этому поводу строгий был. Когда демобилизованный становился на учет в военкомат, сразу требовали подписку, что никакого оружия не имеешь. Такая же подписка необходима была и при получении паспорта. Официально из оружия мне разрешили оставить себе только офицерский морской кортик. Отец знал о пистолете и все время просил меня утопить его в море. Но я не соглашался и вечером всегда носил с собой, поскольку хоть и был крепким физически, мог всегда постоять за себя, но, что называется, против лома нет приема, а потому расчитывать только на кулаки не всегда можно.

В оружии я к тому времени разбирался, много из чего пришлось пострелять во время войны, особенно когда был в десанте и морской пехоте. Пистолет малюсенький, в ладони умещается, но убойная сила приличная, с 25-ти метров голову навылет пробивает. Еще я узнал, что в Германии такой пистолет назывался «РРС» (Pistole-Polizei-Criminale) и выдавался только служащим полиции, СС и СД, и никогда - армейским и флотским офицерам, а потому редко доставался как трофей. Как он попал к Ратнеру я  никогда не спрашивал, хотя и встречался с комадиром после демобилизации довольно часто. Мы могли говорить о чем угодно, но о пистолете - никогда.

Дважды мой маленький телохранитель меня выручал. Однажды после театра проводив знакомую, я возвращался домой. Трамваи уже не ходили и, чтобы сократить обратный путь, пошел через соборный сквер, мимо памятника Воронцову. Только прошел памятник, чуствую, кто-то меня догоняет, хотя шагов не слышно. Резко разворачиваюсь, вижу - трое, лиц в темноте не разглядеть, но в руках что-то вроде прутьев. Когда один из бандитов стал заходить мне за спину, я, не вынимая руки из кармана плаща, выстрелил в него. Попал видимо в плечо, так как услышал, как с грохотом ударясь о булыжники мостовой, выпала из руки железная труба. Остальные двое, подхватив его под мышки, скрылись в кустах за памятником. Ни милиция, ни патруль на звук выстрела не прибежали, хотя рядом Дерибасовская. Я пришел домой и, аккуратно вырезав ошмаленное отверстие в плаще, закрыл его пуговицей. Никому о происшествии не рассказывал. А через пару дней ушел в очередной рейс, спрятав надежно свой вальтер.  

Второй случай произошел через несколько лет, когда я был уже женат. Мы возвращались в полночь из загорода с приятельских именин. Долго пытались поймать машину. Наконец остановилась какая-то эмка. Впереди – двое мужчин. Мы договорились о цене и сели с женой на задние сидения. Едем минут пятнадцать. Я глянул в окно. Уже должны проехать вокзальную площадь, а тут какие-то кладбищенские ограды. Спрашиваю:

- Ребята, мне - в город, а вы куда?

- Сейчас узнаешь, - сказал напарник водителя. Гляжу, а у него гаечный ключ в руках. Вытащил я вальтер и бабахнул возле его уха.

- Еще одно движение, - говорю, - и продырявлю насквозь, вылезай из машины!

Жена в обмороке, у водителя от страха кепка слетела.

- Трогай, - говорю я ему и пистолет к голове приставил, - да побыстрее!

Короче, заставил его подъехать на проспект Мира, где находилась флотская комендатура. В милицию побоялся из-за пистолета, а тут все свои и лишних вопросов не задавали. Привел жену в чувства и моряки отвезли нас домой.

После этого случая напуганная жена стала уговаривать меня любым способом избавиться от пистолета. Уверяла, что жизнь в Одессе стала спокойнее и ставила в пример своего отца, который два года хранил трофейный браунинг и недавно выбросил в дворовой туалет. Я долго не сдавался, но жена обложила меня кучей вырезок из газет с рассказами о том, сколько лет тюрьмы дают за незаконное хранение оружия. В конце концов, я согласился.

И вот в один, как говорится, прекрасный день, протер я тщательно водкой свой вальтер, завернул в обычную бумагу, перевязал веревкой и бросил в вытяжную вентиляционную трубу.

Прошло пять лет и наш дом, который не ремонтировался с 1905 года, вдруг решили обновить. Залезли в шахту и обнаружили там пистолет вальтер, немецкий парабеллум, два пистолета ТТ  и пару немецких кинжалов. Ремонтники сообщили о находках в милицию. Как мне потом рассказали, заключение экспертов-криминалистов  установило, что судя по слою пыли на обнаруженном оружии, они лежали там с 1944 года.

Прошло много лет и я вновь встретился со своим пистолетом. Как-то попал в музей обороны Одессы и в отделе немецкого оружия под стеклом на стенде увидел вальтер. Ошибиться я не мог, поскольку хорошо помнил заводской номер изделия, да и знакомый скол на ручке. Рядом лежала табличка, извещавшая, что сей экспонат подарен музею партизанами-подпольщиками, уничтожившими немецкий полицейский участок. Так что неожиданно для себя я стал причастным к героической деятельности моих земляков-подпольшиков. Вот уж воистину, как удивительно переплетаются порой в жизни судьбы людей и вещей!

Авторское послесловие.

Уважаемые читатели! Однажды я уже писал, а сейчас повторюсь, что несмотря на многолетние публикации в журнале «Флорида» и изданные книги, не считаю себя писателем. Я – все лишь рассказчик, старающийся честно и документально точно перенести на бумагу те события, очевидцем или героем которых был в разное время. А потому мне не всегда удается включить в сюжет какие-то подробности. Вот и сейчас я бы хотел прояснить две вещи, пропущенные в повествовании:

1. Почему плакала бабушка Циля?. Весной 1943 она получила на меня похоронку и все время скрывала это от матери. Когда на новый 1945  год я, живой и здоровый, попал на несколько часов в Батуми, где во время эвакуации жила бабка, она не сообщила о похоронке родителям и хранила это страшное для нее извещение еще год  до описанного дня рождения в 1946 году. Как произошла накладка с похоронкой, я примерно догадываюсь. Вы, наверное знаете про «смертные медальоны». Их на войне выдавали всем – и армейским, и флотским. Это был восьмигранный пласмассовый тюбик, величиной с помаду, и нарезной крышечкой с отверстием для шейного шнурка. Внутри лежала бланковая бумажка: фамилия, имя, отчество, год рождения, военкомат, с которого призван. Эти медальоны (были и других типов) обычно снимали с убитых солдаты похоронной команды. Они записывали в спецкнигу все данные и под расписку в книге передавали медальоны штабникам - в Стол учета кадрового состава, сокращенно – СУКС или, как их называли флотские, - «суки». На флоте носить медальон на шее считалось дурной приметой – «черной меткой» и поэтому мы всегда таскали его в кармане, привязывая к пуговице. Свой медальон я утерял, когда меня контузило в феврале 1943 (тот случай я описал в рассказе «Старшина») Кто-то подобрал и передал его «сукам». А так как я попал на флот добровольцем, прямо из военно-морской спецшколы и не призывался ни от какого военкомата, в медальоне был записан адрес матери. Эту похоронку с ковертом я хранил долго, как реликвию, а потом отдал матери. Ей же отдал шкатулку из под вальтера, в которой она хранила все свои ценности и, переехав в Москву к дочери, увезла с собой.

2. Последний раз своего бывшего командира, подарившего мне вальтер, я видел зимой 1993 года в Севастополе. Он бегал в шортах под падавшим снегом. В том году Адольфу Исааковичу исполнилось 99 лет. Когда я рассказал Ратнеру про пистолет в музее, он хохотал, как мальчишка. С  тех я своего командира, к сожалению, я больше не видел.