Представлять следующего
автора антологии мне особенно приятно. Гари Лайт — не только собрат по перу и
единомышленник, но и коллега. Его поэзия столь же филигранна, сколь и
содержательна. Повествовательное начало в ней тонко сочетается с лирическим.
Как правило, в поэзии русских поэтов-иммигрантов тема Америки звучит
маловыразительно. Но не таков Гари Лайт. Как никому другому, ему удаются
русские стихи на американском материале. В этом плане он воистину уникален.
Переехав в США из Киева в возрасте 12 лет, он сформировался как поэт уже здесь,
не только сохранив в качестве литературного русский язык, но и создав свой
собственный поэтический стиль. Гари Лайт опубликовал несколько сборников
поэзии, включая один совместно с Мариной Гарбер, также публиковавшуюся в нашей
aнтологии (выпуск 6). Гари Лайт несколько лет работал в британской адвокатской
конторе в Москве. В настоящее время имеет свою собственную юридическую практику
в Чикаго.
Новый Нью-Йорк
Этот раненый город простил мне неровность строки,
но ещё на подлёте я понял, что время ушло –
на периметре суши, чьё зеркало – обе реки
и реальность порой визуальна – без мыслей и слов.
Новый Йорк, испокон не умевший быть резко чужим,
если каждый частицей селил этот город в себе...
Под крылом самолёта контуженый остров лежит,
прежде дерзкий Манхэттен, оплаканный в новой судьбе.
В панораме зияющей раной печать «Близнецов»,
как бы ни было горько, но это есть Новый Нью-Йорк –
отражаясь в Гудзоне, его лихорадит лицо,
отраженье осанки в Ист-Ривер за скобками строк.
Несмотря ни на что, здесь по-прежнему любят стихи
на любых языках. Мы по-русски пришли к алтарю
после чтения, город раскинул дождя балдахин,
тёплый мартовский вечер и ночь преломились в зарю.
Улетать всё же легче – весна, да и встреча сбылась,
возвращения в Новый Нью-Йорк будут сами собой –
неприсутствие пафоса – в нём сострадания власть,
этот город у каждого новый, для каждого свой.
* * *
"Я всегда буду той..."
Марина Гарбер
В Чикаго перепад температур,
над городом осадки из сирени,
тепла и слова жаждут полутени
людей, не отличимых от скульптур.
А на Восточном побережии - весна,
туда исчезнув майским вoскресеньем,
я восставал в твоём стихотвореньи
из векового летаргического сна.
Мы родились в том Городе где он
вершил наброски вечного Романа,
когда она с букетом нежеланным
прошла мимо светящихся окон.
A он тем вечером, не встал из-за стола,
температурный перепад сулил ненастье -
проступок автора в Москве исправил Мастер,
шепча неистово: -" Приди..." - Она пришла...
И столько в этом слове волшебства,
струится образ твой с подобранным букетом
в Чикаго перепад... Что будет этим летом --
риторикой становится Москва.
Превратности в судьбе играют роль --
я не боюсь быть ложно истолкован,
но свято верю, что "...в начале было Слово..."
И в нём Марина, Маргарита и Ассоль.
* * *
У бабьего лета повадки Кассандры...
У бабьего лета повадки Кассандры,
осанка Жизели, улыбка Химеры,
мелькнули прошедшего яркие кадры,
из памяти скрывшись в иные вольеры.
Недобрая осень пришедшего века
в Нью-Йорке рассыпала пепел Помпеи –
нелепа тоска одного человека,
когда целый мир «безнадёжно болеет»...
А взгляд по инерции ищет приметы,
которые канули –– больше не будет,
но также пронзительны нити рассвета,
по-прежнему манят аккорды прелюдий,
и это, должно быть, фантомные чувства –
иная реальность у бабьего лета –
романтика парка, где нынче так пусто,
ранений невидимых жжёт силуэты.
И все оправдания этой печали,
исчезнут с двуличием тёплого ветра,
как рукопожатия, что означали
предательства в ракурсе нескольких метров.
У бабьего лета
повадки Кассандры,
осанка Жизели,
улыбка Химеры.
|
