Валерий Прокошин, Oбнинcк, Рoccия

НАВОДНЕНИЕ

В январе навалило столько снега, что однажды утром двери барака пришлось откапывать лопатами. Кончались зимние каникулы: мальчишки прорыли на пустыре тесные "катакомбы" и играли в войну. Или еще было развлечение - с визгом и хохотом они съезжали прямо с крыши барака в пушистые сугробы, набрасывали в печные трубы снега, а единственную антенну залепили в пузатого снеговика. Фабричный барак, стоящий на окраине, занесло по самые окна, и от углового окна бабки Клары остались лишь верхние стекла. Пацаны по вечерам взбирались на этот сугроб, стучали в заплывшее льдом окно и выли по-волчьи.
А Илья все эти короткие веселые дни был один. Две недели прошло с тех пор, как ему исполнилось десять лет, а все осталось по- прежнему. В своих торопливых мечтах он почти все переделал, переменил, настроившись на другую жизнь. Но старшие ребята не приняли его в свою компанию, а возвращаться к старым товарищам ему было неинтересно. Недоверчиво, чуть удивленно присматривался он в школе к старшеклассникам, дома - к родителям, к прохожим - на улице, и начинало казаться Илье, что все они такими и родились и остануться навсегда такими.
Он просыпался утром и уходил из дома, гулял по узким улицам поселка, почти ничего не видя, потому что гусеничный трактор, каждый день расчищавший улицы, навалил снега на обочины так высоко, что до верхнего края невозможно было дотянуться. Илья наблюдал, как мужики сбрасывают с крыш снег, боясь, что шифер не выдержит и обвалится под грузом... Прохожие медленно везли на санках воду с колонок, из лавки - керосин, дрова - из сараев, малышню - из садика... Неожиданно из-за поворота дороги выбегала коричневая лошадь, запряженная в сани, всхрапывала жутко и, разбрызгивая копытами снег, уносилась дальше. Мальчик вжимался спиной в плотную холодную стену и ненавидел себя за испуг.
Вечером мама попросила Илью отнести долг Пашковым, которые жили не в самом бараке, а в двухэтажной пристройке. С Танькой Пашковой он учился в одном классе, но с первых же дней они друг друга возненавидели. Перед самыми каникулами Илья с такой силой дернул одноклассницу за жидкий хвостик, что в руке у него остался клок волос. А она ловко исцарапала ему до крови лоб и щеки. Поэтому идти к Пашковым никак не хотелось. Но ведь маме не объяснишь, стыдно.
Илья миновал холодное цементное соединение и оказался в тесной пристройке. Перед крайней дверью по всей площадке были разбросаны берёзовые поленья, от них шёл щиплющий морозный запах. Танька жила вдвоём с матерью, сарая у них не было, и привезённые дрова всю осень мокли под дождём. Раздвигая сырые поленья, он пробрался к двери и дёрнул её на себя.
- Тёть Марусь, мамка тебе долг вернула, ты пересчитай, - Илья, перешагнув через порог, положил деньги на край кухонного стола.
- Закрой дверь, совсем сдурел! Ребёнка застудишь, - всполошилась распаренная женщина.
Но мальчик стоял неподвижно, поражённый и сломленный, ничего ещё не сознавая, лишь зрительно впитывая происходящее. Наконец захлопнул дверь и прижался к ней вспотевшей спиной. Удушье проходило, быстрыми мазками сползая вниз. Казалось, его тело разорвалось на несколько частей, и каждый кусочек жил отдельно, самостоятельно. Пытаясь понять самого себя, он восстанавливал в памяти только что увиденное.
В маленькой чужой комнате Илья увидел те же поленья на полу, аккуратно разложенные для просушки. А возле печки на двух стульях дымилось железное корыто, в котором вся мокрая, совершенно голая, во весь рост стояла Танька. Он заметил, как она вздрогнула и замерла, услышав его голос. Для неё появление Ильи было таким неожиданным, что одноклассница даже не успела прикрыться руками, а лишь зажмурила от стыда глаза.
Илья стоял, прислушиваясь к голосам и плеску воды, а сердечко у него часто-часто колотилось, больно ударяясь обо что-то. Он то растерянно улыбался, то напряжённая гримаса появлялась на лице, и снова губы растягивались в глуповатой улыбке. Победил страх. Представив, что тётя Маруся может выйти и обнаружить, что он подслушивает, Илья, спотыкаясь, заспешил домой. Но, и вернувшись к себе, не мог успокоиться, неловко приседал на краешек стула, срывался с места и выбегал в коридор, а потом возвращался и стоял, слезливо всматриваясь в одну точку на стене.
Илья не мог заснуть этой долгой ночью, лежал, скорчившись, в постели и прокручивал в темноте навязчивую картинку, добавляя новые и новые подробности… Всё отчётливей проступали рыжеватые Танькины волосы, облепившие плечи, видел два жутковато набухших бугорка, блестевшую под струями воды кожу и дрожащие капли на опущенных руках, он видел её впавший живот, покрывшийся мелкими мурашками, и заканчивающийся продольной ранкой, очень длинные раскрасневшиеся ноги… Обнажённое тело, окутанное влажным паром, приближалось и давило своей бесстыдной откровенностью. Илья испуганно отстранялся от него и начинал чересчур внимательно всматриваться в сморщенное лицо девчонки. Ему хотелось заглянуть в её глаза, но они были всё время крепко зажмурены.
Ночная дрожь безжалостно прокатилась сквозь грезившего в темноте мальчика. Его отчуждённая плоть пульсировала горькой кровью, набухая, твердея, становясь тяжёлой и лёгкой одновременно. Пот сочился через тонкую кожицу висков, в горле пересохло, ноги напряглись. Илья почувствовал, как невыносимо сладкая, всё смывающая на своём пути волна рождается где-то глубоко внутри, торопливо и неотвратимо затопляя его всего. Но он даже не пошевелился, чтобы спастись от этой гибели…
И вздрогнула от зимнего отупения природа, обжигаясь смутной силой, в полночной горячке взламывая на реке лёд, а днём выжигая из сугробов остатки влаги. Дикой воды оказалось так много, что, не уместившись в привычном русле, она залила всю выгибающуюся местность вокруг посёлка, затопив пустыри, огороды, сараи. Вода окружила фабричный барак, притулившийся в низинке, и чтобы выбраться из него на сухое место, приходилось надевать болотные сапоги.
Наводнение ожидали, но не готовились к нему, и ополоумевшей ночью в сараях утонули поросята и кролики, привязанные собаки, захлебнулись и придурковатые козы Фроси-кошатницы. Спасшиеся куры сидели на заборах, боясь хоть чуть пошевелиться, и только утки чупахались в густой мусорной воде. Над затопленными строениями весь день кружили усталые голуби, боясь возвращаться в свои голубятни.
Высунувшись в форточку, Илья смотрел на проплывающие мимо окна ящики, дрова, доски; наблюдал, как скользят лодки, в которых сидели весёлые парни и девушки. А знакомые ребята, утащив из дома железные корыта, плавали вокруг барака, гребя стиральными досками.
Он смотрел на них и улыбался: мальчишки, сидящие в корытах, были такими смешными.