Джек НЕЙХАУЗЕН, Майами-Toронто-Нью-Йорк-Сингапур

«Джек, ну почему вы так часто вспоминаете о своей даче?!» – вопрос моей новой интернетовской знакомой не лишен логики. Я даже подумал, что он задан мне как бы в шутку, но читаю письмо дальше и понимаю, что спрашивают меня вполне серьёзно. Поэтому попробую ответить подробнее, однако подойду сначалa к окну – подумать...

Смотрю на лазурный океан, а вижу серый, стальной Рижский залив – наше взморье, мою Юрмалу. Ведь я сейчас тоже на даче – только во Флориде. Такова, видимо, неистребимая привычка у нас, рижан, вечно выезжать на дачу. Только сейчас, 50 лет спустя, мечта рижского мaльчишки воплотилась как нельзя лучше: он живет на даче у моря практически постоянно! Цвет моря-океана – совсем другой, и нет здесь тропинок между соснами с похрустывающими хвойными иголками под ногами. И совсем не пахнет хвоей… А где же песчаные дюны? Их тоже нет. Чайки летают огромные, небо, вроде бы, то же самое, но слишком синее! Не вижу на пляже футболистов. Нет и деревянных «переодевалок». И отдыхающие в семейных трусах не резвятся! Никто не зарывает бутылки в песок прямо у кромки воды. Хорошо, что не валяются под ногами рваные газеты и пустая тара – здесь только переполненные мусорные ящики, но с каким-то красивым мусором. Не вижу я толстых мам, стерегущих своих детишек. И – ни одной войлочной шляпы фасона «привет из Крыма!». Почему-то никто не занёс раскладушку в море, да и в карты никто не играет. Сатиновыx плавок ни у кого нет (неожиданно ощущаю, что «скучаю» по лифчикам с десятью пуговицами – надо же!)…

Но вот вижу за окном что-то вполне знакомое: пуэрториканец пивко принимает прямо из горлышка, хотя и в бумажном пакетике, но как это славно! Хоть что-то родное и близкое на этом океанском берегу… Извините, я, кажется, слишком далеко «уплыл» в моих дачных воспоминаниях.

Всё дело в том, что в моих рассказах – это ведь не просто "моя" дача... У всех нас, кто давно расстался с Ригой, очень много общего – семейно-дружеского, сезонного, загорелого – связано именно с нашими дачами в давно прошедшем времени. Они в большинстве своём были старeнькие, но чистенькие, всегда многолюдные, с запахом керосинки (гордо называемой примусом), фаршированной рыбы и вечерними играми в карты. Как манила к себе дача после будничной городской жизни, слякоти, плохого настроения и угнетающей (в моём случае) школы! С дачей я всегда связывал начало совершенно новой, летней, беззаботной жизни. Будто бы советская власть оставалась в Риге, а мы от её городского, сурового, из-под насупленных бровей взгляда, окунались с головой в лето!

И воспоминания об этом вовсе не грустные. Ведь то было юное время, когда летние каникулы казались нескончаемыми! Радостная атмосфера праздника в окружении друзей, рядом с любимыми родителями – всё это придаёт дачным воспоминаниям какой-то особый вкус и необычайно яркий цвет. Поэтому я и пытаюсь воскресить в памяти ту, уже старинную жизнь и напомнить о ней всем, кто хочет погулять со мной по «дачным страницам» книги моих воспоминаний. Надеюсь, что они будут интересны нашим детям и внукам. Сегодняшнее они сами видят, а вот рассказать им о прошлом мы просто обязаны!

Про сегодняшнее напишут потом. Я же рассказываю о невозвратимом, окунаясь в атмосферу прошлого времени и заново переживая его. И пишу вовсе не из-за ностальгии, а потому что мир моих воспоминаний включает друзей, родственников, книги, цветы… Поэтому эти страницы дороги мне как старый домашний фильм: плёнка потрескалась и выцвела, проектор старый, но на экране – любимые люди, молодые и весёлые. Забытое – вспоминается, улицы – оживают! Часто в моём чёрно-белом фильме появляются и цветные кадры... Длины фильма я не знаю...

И стоит ли в который раз повторять, что без прошлого нет будущего, а настоящее – это просто дорога, по которой мы идём и тихо разговариваем: о море и соснах, щавелевом супе, о пыльной улице, закате, серсо, махровом халате, веранде, кино, крапиве, керосинке, калитке с крючком, грибах, землянике, велосипеде «Орлёнок»…

И хочется долго так идти и болтать, ну хотя бы о том, …

Помните, как удобно было лежать на открытом грузовике среди домашнего скарба? Во время этой поездки я больше всего любил тот момент, когда над дорогой деревья смыкались, напоминая крышу шатра. Лежа на спине, с раскинутыми руками, так приятно было смотреть на кружева листьев, через которые просвечивало то солнце, то голубое небо, слушать зелёный шум, зелёный гул… Погрузка-разгрузка вещей, приятная суета и оживление в пустовавшем до лета домике. Но три месяца проносились очень быстро (а казались-то бесконечными!) – и снова на грузовик... Однако, возвращаясь в город, я испытывал чувства уже абсолютно противоположные – школа грозной силой маячила впереди, где для меня, кроме друзей, больше ничего привлекательного не было. Весь мучительный учебный год в «учебном заведении с головными уборами» (приблизительно из такого набора слов были замечания в школьном дневнике!) сносным делали только воспоминания о даче, которые посещали меня чаще всего во время уроков по «точным наукам». Эта сладостная дрёма обычно нарушалась строгими голосами учителей или проходила сама – от дождливой осени, первых морозов и … моих отметок. Но надо было как-то дотянуть до лета – до грузовика, до ягод и яблок.

Вкус «белого налива» помните? Особенно если яблоки не куплены, а добыты через забор! Расцарапанный о проволоку живот – не в счёт! Почему наши родители всегда пугали: «Не ешь немытое – пронесёт! Заработаешь дизентерию, глисты…»?! Самые немыслимые угрозы шли в ход, чтобы только остановить «добывание-поедание» яблок прямо с веток, смородины, крыжовника – с кустов, огурцов (о, ужас!) – с грядки, чуть ли не с землёй! В чём-то родители были, конечно, правы – ведь в основном нами поедалось всё «зелёное», ещё не зрелое. Но ведь никто не заболел?! Я что-то таких случаев не припоминаю, а вижу сейчас в голове совсем другое: вот ватага дачной «братии» тихо пробирается к намеченным «злачным местам». И как будто даже слышу свист кольца по проводу – так умники, хозяева садов-огородов, делали свою собаку «хозяйкой» всего дачного участка!

По правде говоря, я предпочитал устраивать «набеги» самостоятельно. Как просто и безопасно было отодвинуть заборную доску, которая держалась на одном гвозде, и бесшумно проскользнуть в высокую траву, немножко полежать с травинкой в зубах и… за работу! Проблема заключалась только в том, что карманы были неглубокие! И если засовывал «плоды труда» за рубашку или майку, то часто на обратном пути всё рассыпалось!

Как хотелось бы посетить все эти родные места, увидеть знакомую доску в старом заборе, подобрать рассыпанные на траве яблоки... Но вкус у них, наверное, будет уже совсем другой…

Вспомните ещё, как мы всегда тратили время на поиски в дюнах места, закрытого от ветра, и, конечно же, находили его, самое лучшее место для нашего «привала» недалеко от берега залива. Здесь загорали, не давая никому и никогда «заслонять» солнце, отсюда убегали купаться, гонять в футбол, а потом играли здесь в карты, разговаривали обо всём на свете. Лимонад мы зарывали в прохладный песок у самой воды, чтобы запивать согретые солнцем бутерброды…

Когда всё, кроме крика чаек и шелеста волн, утихало, мы окунались… нет, уже не в море, а в солнечную дремоту... Я любил просто лежать и смотреть на пронзительно синее небо, причудливые облака и незаметно начинал мечтать о том, о сём: девочки, Америка, деньги, всё будет хорошо, завтра обязательно начну новую жизнь...

А помните песок на взморье после дождя? Как он хрустел под голыми пятками?! А как после купания до гусиной кожи, замерзшие, мчались домой! ...керосинка, бутерброд со свежим огурцом и солью… «Немедленно мыть ноги!» И – «Ar labu nakti!»* А завтра с утра пораньше снова на пляж, к синему морю, к синему небу…

Годы бежали, но этот юноша с пляжа, «всегда молодой», широкими шагами шёл со мной рядом. Менялись страны, люди, а моя привычка мечтательно смотреть в тишине на небо оставалась со мной. Знаете, мне кажется, что если смотреть прямо вверх, небо всюду одинаковое.

Он постоянно грезится мне в Сингапуре, где нет «лесов, полей и рек», а море пахнет …бензином. И тогда хочется, как когда-то, в рижские времена, отправиться к «нашему» морю перед заходом солнца: быстро пробежать мимо последних дачек, мимо сосен и елей, взобраться на дюны, укрепленные ивовыми кустам, чтобы увидеть настоящее чудо – бескрайнее пространство Юрмалы, её небо с низкими облаками и покрасневшее к исходу дня солнце! А какой запах! Насквозь хвойный, полный озона и моря! Он был совершенно удивительный и потому, что вся лёгкая дачная обстановка делала его ещё вкуснее!

Этот запах остался где-то очень глубоко во мне, и чтобы добраться до него, я должен пробить дорогу через слой океанов, морей и пляжей мира, на которых мне довелось побывать. Благодарю судьбу, которая подарила возможность оставить свои следы на самых отдалённых берегах. Воспоминания о них и запахи последних почти четырех десятилетий жизни будто бы стараются притупить и растворить тот щемящий душу и уже далёкий запах Юрмалы. Ведь пляж в Тампе, во Флориде, – почти как рижский. И сосны там есть, и белый песок. В Голландии, Польше и Швеции – почти то же самое. И северное побережье Канады – почти Юрмала. Вот это «почти» – и есть та неразрешимая разница между цветом воды, запаха хвои и моря. Вроде всё так просто: крутится на кончике языка, но … не ложится на бумагу. Во всяком случае, весь «букет» из запаха сосен, дюн, моря, мокрого песка, сохнущей тины – особенно в золотое, вечернее время – совершенно неповторим! И не стоит забывать, что когда ты на даче, беззаботный и с друзьями (во всех возрастах!) – это, бесспорно, располагает к восприятию природы совершенно по-особому! Привычные картины – дюны, море, заходящее солнце – фотографируются свободной и раскрепощённой отдыхом памятью навсегда. Ты хочешь всё это видеть вечно и рассказывать об этом всегда и повсюду! Однако загруженный делами и повседневными заботами, ты – почти наверняка – зачастую не обращаешь внимания на окружающее тебя великолепие... Так что дачная аура – неповторима во всех измерениях...

…После любования закатом, уже поздно вечером, мы играли на даче в карты (я тогда умел только в «кинга»). Если эти сражения затягивалась за полночь, то иногда перед нами как призрак появлялся старенький дядя Меер. В кальсонах, небритый он хрипел: «Не устраивайте здесь Монте-Карло!!!» (Сделав нам внушение, он снова отправлялся спать на раскладушку). Мы весьма туманно представляли, о чём он вёл речь, но игра от этого шла ещё острее – с обидами, примирениями и мечтами… о неведомом нам Монте-Карло.

Вы хотите знать, что это за «ночной гость» в кальсонах? Тогда придется подробнее рассказать…

Он был Мастер на все руки и вечный путешественник. На примере его жизни можно сразу понять: было что-то очень неправильное в советской власти! Ведь без свободы передвижения нет никакой свободы! А наш дядя Меер, водопроводчик и механик, ещё до 1920 года ездил из Вильно в Аргентину на заработки. Он посылал семье деньги почти из всех стран Европы! Южная Америка была тем местом на земном шарике, куда он хотел перевезти всех близких… Но вот в 1939-м, когда разразилась II мировая война, его мечта рухнула, а вскоре, в 40-х годах, почти все родные погибли в гетто. Те немногие из нашей многочисленной родни, кому чудом удалось спастись во время войны, вернулись жить в Вильнюс и Ригу.

Среди наших вильнюсских родственников было много очень интересных людей. Актеры еврейского театра до войны, они остались верны его идеям и после войны, несмотря на все притеснения местных властей. Дядя Меер был единственным родственником «не из театра», а простым человеком, настоящим Рабочим с большой буквы.

Гости из Вильнюса часто гостили у нас на даче. Теснота в те времена компенсировалась дружбой и прекрасными родственными отношениями. Все наши домашние праздники проходили вместе с Меером во главе стола. Нарушителями этой идиллии мог быть только я в компании с Исером, внуком дяди Меера.

Исер, с детства в совершенстве владевший идишем, имел в своём «арсенале» множество замечательных приёмов, которые помогали ему добиваться от родителей всего, чего только душа пожелает! Я завидовал его достижениям и хохотал над его «подвигами». Помните, что такое «тихий час»? Так вот, мы даже на даче должны были его соблюдать! Но однажды Исер потребовал прокатиться на своем «Орлёнке» во время тихого часа! Сначала тихо - на идиш, потом громче - по- русски, а на третьей стадии – забив ногами по полу и заорав во всю глотку на идиш-русском! Какой там велосипед! Его папа Рувим разобрался с сыночком так, что сесть на велосипед тот не мог и на следующий день.

И ещё один «пример из жизни». Представьте – праздничный стол, все едят, весело и оживлённо. Мы же с Исером без «сюрпризов» и тут не можем. На этот раз я поспорил с ним на бутылку лимонада («выдавали» по одной на ребенка): кто громче крикнет … «Дерьмо!». Начали тихо, однако из-за шумных разговоров никто не слышит наших дурацких возгласов. Но вот мы уже достигли апогея: я должен «провозгласить» … нет, не тост, а совершенно неуместное для застолья слово! И вот, набравшись храбрости, произношу как скороговорку, но довольно громко: «Дерьмо… мама, дай ещё цимеса!» Первая часть не отпечаталась в голове мамы, а вторая для неё – ну просто радость: Яша попросил то, чего никогда не ест! Наступает очередь Исера, проигрывать мне он ни за что не хотел и, не распознав мой хитрый трюк, заорал во всё горло: «Дерьм-о-о-о!!!!» То, что после этого произошло, описано в словаре двумя словами – «Гражданская война». После её окончания я отвел моего приятеля в спальню, обнял за плечи и пытался отпаивать его, совсем зарёванного, проигранным лимонадом...

Но что-то я заболтался – ещё не всё, что хотел, рассказал про дядю Меера!

…Вильнюс. Три недели провожу здесь в гостях у любимых родственников. Как я любил ждать возвращения дяди с работы! (Он так и трудился водопроводчиком). Это был по-своему торжественный момент. Тётя Циля, дочка Меера, готовилась к нему заранее: на столе дядю всегда ждала стопка водки и селедка с отварной картошкой. Всегда! Вот он тяжелыми шагами заходит в квартиру. Я сопровождаю его на кухню, где под краном он моет руки хозяйственным мылом. Что это были за руки! Коричневые, жесткие, мозолистые клешни. На них шрамы, царапины, пальцы кривые, ногти, как из железа. Когда дядя мыл руки, я был уверен, что он наверняка выронит кусок чёрного мыла, но он орудовал им необычайно ловко! А когда Меер под холодной водой тёр ладони, то я прямо слышал шуршание мокрой мозолистой кожи! Разговаривал дядя Меер мало, меня он звал Янкл.

Вот я, склонив голову к столу, опираясь подбородком на свои кулаки, смотрю на уже виденное сто раз, но каждый раз – ещё более интересное для меня: дядя Меер берет стопочку и опрокидывает её в рот… В такой момент я всегда волнуюсь – он не дышит! И лишь после селёдочки с луком, ловко проколотыми вилкой и отправленными в рот вслед за водкой, он начинает медленно дышать! «Янкл, или кушай, или иди в другую комнату», – говорит Меер, и я, покидая кухню, обычно слышал приглушенный голос тёти Цили: «Не дай Бог, но я думаю, что Янкл вырастет и будет пить... Папа, он всегда смотрит, как ты выпиваешь, ну не надо же при детях! Генуг*!»

Пил дядя Меер по своей рюмочке в день всю жизнь. Умер он в 93 года в Израиле. Пришел старый водопроводчик с работы, сел за стол, выпил традиционно, покушал, прилег и – не проснулся! Конец, достойный Человека с большой буквы. И верю я, что момент перехода в иной мир он не почувствовал, так как снились ему Буэнос-Айрес и Бруклин, Прага и Амстердам, и надеюсь, что в своём последнем сновидении он, сидя в казино в Монте-Карло, держал в мозолистых руках выигрышные карты…

О путешествиях я мечтал с детства. И уже тогда пытался осуществлять свои мечты. Поэтому расскажу вам сейчас…

От нашей дачи в Пумпури до реки Лиелупе идти было довольно далеко, особенно восьмилетним детям. Но именно в том возрасте мною часто овладевало магическое желание отправиться к далёкой реке без родителей! Скорее всего, оно посещало не всех ровесников, но для большинства мальчишек моего «сорта» смелое стремление к самостоятельности было уже неотъемлемой чертой характера.

Так вот, в один прекрасный день я собрал детишек из соседних дач и повёл всех в поход. За день до этого, по моему «велению» все слямзили что-либо на своих кухнях: я – спички и перочинный нож (с одним ржавым лезвием), девочки – хлеб, соль в газетке, несколько сосисок и вермишель. Вода, считал я, не нужна – будем пить из реки! Я ничуть не сомневался в своих поварских способностях: бросаешь вермишель в воду с солью – и упоминаемая в русских сказках заветная аппетитная похлёбка, готова! Хотя, честно скажу, что вермишелевый, серый суп с горохом – ненавидел и боролся с ними как с манкой и овсянкой. И понятия никакого не имел, как варить и заправлять супы. Но был уверен, что в походе всё у меня получится! Все будут сыты и довольны!

Как «заговорщики» мы наметили встречу за углом, чтобы родители (или во многих случаях домработницы) нашу компанию не заметили. И вот я уже веду свою ватагу в дальнее путешествие – за железную дорогу!!! Толкаемся, смеёмся, поглощённые болтовнёй о всякой всячине не замечаем ни времени, ни пространства. В лесу подкрепились черникой и немного земляникой… И вот уже за деревьями блестит вода – наша речка! (А на самом деле – река, причём большая, поэтому она и называется Лиел'упе*). Как пугали нас взрослые её водоворотами и засасывающим дном! Но всё равно мы шли купаться и погружались в воду со смешанными чувствами – какого-то предательского страха и тайной радости. Дно реки было мягко-тинистое, противное, но вот поплыл и – прелесть! Потом лёжа на колючей травке, я любовался синим небом, сквозь дрёму доносился шум электрички, в голове витали родившиеся под солнцем полусонные размышления о том, «как хорошо было бы, если бы не было школы...»

…Но вернёмся к рассказу о привале на берегу Лиелупе без всяких родителей. Когда мы наконец-то оказались у цели нашего путешествия, никто из ребят не помчался сломя голову к воде – все буквально валились с ног, заметно утомившиеся и ужасно голодные! Стоит описать наш «завтрак на траве»: главное блюдо – хлеб с солью. (Помните маленький кирпичик чёрного хлеба за 11 копеек? Купив его в магазине, я по пути домой успевал уничтожить почти всю корку). С аппетитом поглощаем и сосиски с прилипшей к ним газетой, уже довольно «склизкие» – тоже вкусно! Но ведь так хотели сделать похлёбку! (Слово таинственное, вычитанное из сказок и вызывающеe слюну). Да вот незадача: котелок-то мы забыли взять!.. Рыба в реке, наверное, на долгие времена запомнила наше щедрое угощение – вермишель! А было бы действительно интересно, что за блюдо получилось бы при наличии котелка?!

Но зато я научил тогда своих шести- семилетних «сподвижников» без страха пользоваться спичками – использовал их все до последней, но научил! Повалявшись на траве, «усталые, но довольные» побрели мы домой.

…Темнеет, и обратный путь длится почему-то гораздо дольше, чем поход к реке, или усталость и такое знакомое мне чувство вины сжимается в животе вместе с сырыми сосисками?.. Дома, конечно, нас всех давно ищут, заранее зная, кто во всём опять виноват! Меня уже тащат на «общедачный» допрос. Их много, я – один! И вот они, лишь некоторые из моих «мучителей».

Тётя Элла. Она былa точно уверена, что своего семилетнего Максика больше никогда не увидит!

Басина мама. Вытирая слёзы, обнимает дочку и смотрит на меня как на «нееврея».

Мама Оли. Уже подхватила старую тему: «Его надо отправить в колонию!»

Витин папа. «Высохший» учитель с близорукими глазами, многозначительно подняв указательный палец, произнёс: «Макаренко знал, что следует делать с такими!»

Володина мама. Совсем непедагогично показывает мне из-за спины сына кулак.

Наша домработница Лена. От гнева перешла на украинский – значит, моё дело действительно плохо.

«Друзья, я же вас через железную дорогу переводил и спички дал зажигать, где же вы?» – стою один-одинёшенек, майка грязная, тело расцарапанное, ноги в синяках… Молчу, слёзы беззвучно текут по чумазому лицу. А в голове моей струится река, шумят камыши, ужасно вкусно пахнет хлеб с солью, спички шипят... Как хорошо было у реки!..

* «Спокойной ночи!» (латышск.)

* Хватит! (идиш)

* Большая река (латышск.)