Лариса Михальчук, Минск   Запретная тема Одной из самых трагических дат в истории Минского гетто стало 2 марта 1942 года - день веселого еврейского праздника Пурим. В этот день было уничтожено более 5 тыс. человек, в том числе около 250 детей из еврейского детского дома. Ежегодно 2 марта в память о жертвах Холокоста у мемориала «Яма», расположенного на территории, где в годы войны находилось гетто, проходит траурный митинг.  До наших дней дожили всего несколько десятков человек — живых свидетелей событий, происходивших в годы войны в Минске. Среди них — Майя Левина-Крапина и Фрида Рейзман. Им было по шесть лет, когда началась война, больше двух лет они провели в гетто и чудом остались живы. И вот недавно в Минском еврейском общинном доме состоялась презентация книги М. Левиной-Крапиной "Трижды рожденная: воспоминания бывшей узницы гетто", опубликованной издателем Змицером Коласом. Я встретилась с автором. "19 июля был вывешен приказ немецкого коменданта, что все евреи должны занять такую-то территорию, — рассказывает М. Левина-Крапина. — Так как наш дом стоял на русской территории, мы взяли наш скарб и пошли на улицу Сухую. Мы несли кровать, матрасы, из еды — в основном муку и мацу. Мама нас одела очень тепло, чтобы не нести много. А была страшная жара! Поселили нас в маленькой комнате. У нас была большая семья, спали на полу, так что кровать и не пригодилась...". "В первый же погром погибло очень много народу, и дедушка решил строить "малину", — продолжает М. Левина-Крапина. — Это было такое укрытие под землей. В доме рыли большую яму, землю мешками и ведрами выносили по ночам, чтобы никто не видел. Наверху у нас стоял платяной шкаф, в нем была вырезана доска, и мы под пол влезали через дыру в шкафу. Когда начинался погром, мы туда прятались. Во время одного из погромов погибла моя младшая сестричка. Чтобы она не плакала, кто-то дал ей хлебную корку, а мама не видела этого в темноте, прижала к себе, а когда вылезли из "малины", девочка уже не дышала". "Встаешь утром после погрома, выходишь из дома и видишь: все улицы завалены трупами со вспухшими животами, — вспоминает Ф. Рейзман. — А дома ни еды, ни воды, ни тепла...". "Очень много народу было уничтожено после убийства Кубе, — рассказывает М. Левина-Крапина. — Тогда погибли дети из детского дома, всех из дома инвалидов расстреляли на Яме. Из гетто забрали очень много людей. К нам зашли, забрали маму, мама хотела взять меня с собой, а брат говорит: "Майю не бери, возьми Сарочку". Она взяла ее, и через некоторое время маму повесили на Юбилейной площади. А сестричку мы так и не нашли. Мама висела три дня, не разрешали снимать. Мы с братом подходили, смотрели, а потом пришли — мамы уже не было...". "Вся правда о гетто до конца пока не сказана, есть много болезненных моментов, касающихся в том числе и воспоминаний, — считает Ф. Рейзман. — Нам часто говорят: "Что вы там помните, вы же были детьми!". Помним, конечно, а как такое забыть? Я помню, что погромы происходили на одной-двух улицах, а на остальных в это время никого не трогали. Стояли гвалт, крик. Помню, после погрома пришла на Обувную, а там по дороге вниз на улицу Мясникова стекают кровь, человеческие мозги, люди мертвые лежат... Долгие годы после войны я думала, что если расскажу кому-нибудь об этом, мне не поверят. А потом прочитала об этом же в одной из книг воспоминаний бывшей узницы гетто...". В Минском гетто находились не только белорусские евреи. 11 ноября в Минск из Гамбурга прибыл первый эшелон с немецкими евреями. Генеральный комиссар Белоруссии В. Кубе писал рейхскомиссару Остланда Г. Лозе: "Мой дорогой Генрих! Я прошу тебя лично дать официальную директиву о позиции гражданских властей относительно евреев, прибывших из Германии в Белоруссию. Среди этих евреев есть люди, которые воевали на фронте (в первую мировую войну. — Прим. авт.) и награждены Железным крестом первой и второй степеней, инвалиды войны, наполовину и даже на три четверти арийцы. На сегодняшний день прибыли 600-700 евреев из ожидаемых 2500, о которых нам было сообщено... На свою ответственность я не дам СД никаких указаний относительно обращения с этими людьми...". Все эти люди были уничтожены, как уничтожены и десятки тысяч белорусских евреев, на протяжении двух с лишним лет находившихся в Минском гетто. Их убивали во время погромов, увозили в душегубках в урочище Благовщина около Минска и другие места и там закапывали в заранее подготовленные траншеи. В октябре 1943 г. Минское гетто было полностью уничтожено. "Как-то утром я вышла на улицу, вижу — в гетто идут душегубки, — вспоминает М. Левина-Крапина. — Все дети уже знали, что это такое. Я побежала к больнице, где прятался мой брат, и кричу "Еська, немцы!". Мы с братом вошли в одну "малину", другую — а там все переполнено. Мы тогда бросились через еврейское кладбище в другой конец гетто, смотрим, а там никого нет. Наверное, все солдаты и полицаи были брошены на уничтожение гетто. Нас было человек 15 мальчиков и 1 девочка. Мы пошли на вокзал. Там были большие трубы, мы туда спрятались. Мальчики ходили по очереди и проверяли, что делается в гетто. Потом сказали: в гетто уже нет никого". Старший брат Майи привел детей в Пуховичский район, в партизанскую зону, которую контролировал отряд Израиля Лапидуса. Около года дети жили в семьях жителей деревни Поречье. Майю забрала к себе Анастасия Зиновьевна Хурс. В соседней деревне Святое в семье Пелагеи Андреевны Шашко жила Фрида. "Люди, которые укрывали евреев, рисковали не только собой и своей семьей, — говорит М. Левина-Крапина. — Если бы фашисты знали, что в доме находится еврейский ребенок или семья, они всю деревню уничтожили бы. Я поражаюсь праведникам! У них же были и свои маленькие дети, вместе с ними находились и еврейские дети. Возьмите Поречье — 40 еврейских детей! Оккупированная территория, немцы все время приходят в деревню, и хоть бы один человек сказал, что здесь находятся евреи. Никто не выдал, а мы же там жили почти год". "Людей никто не заставлял брать в дом еврейских детей, — рассказывает Ф. Рейзман. — А куда нас было девать? Брали, потому что жалели, иначе мы погибли бы. И какими нищими все были тогда! А делились последним". "После войны про гетто никто ничего не говорил, даже в семьях, — вспоминает М. Левина-Крапина. — Это была запретная тема. Боялись говорить. Тогда сажали всех, кто был в плену, а мы где были? Тоже, по сути дела, в плену. Был ли антисемитизм в то время? Разные люди были. Бывало, придешь в хату и просишь поесть, а там гонят. Но было и другое. Во время облав мы с Настей прятались в болоте. Подходит к моей Насте какой-то мужик и говорит: "Что ты здесь жиденя прячешь? Ее все равно убьют, и ты с ней погибнешь". А она говорит: "Пока я жива, и девочка будет жить". В сентябре 2000 г. в деревне Поречье был открыт памятник, возведенный на личные средства М. Левиной-Крапиной и Ф. Рейзман. На нем высечена надпись: "Во время Великой Отечественной войны жители деревни Поречье совершили подвиг, спасая еврейских детей, бежавших из Минского гетто. От спасенных". В 1999 г. в Минске тиражом 500 экземпляров была издана книга "Judenfrei! Свободно от евреев. История Минского гетто в документах". "Если найдем средства, мы переиздадим эту книгу; надо издать хотя бы еще 500 экземпляров, — говорит Ф. Рейзман. — Во время войны хватило всем — и белорусам, и евреям. Ни на каких весах нельзя измерить, кто страдал больше, кто меньше. Нельзя забывать о том, что было, потому что это не должно повториться. И пока будем живы мы, те, кто помнит об ужасах гетто, будем говорить об этом".