5(77) Май 2007

 

Memory

Нина Горланова, Пeрмь

 

Татьяна Бек

               

                                                               Таня:

   - Другим людям легче жить, а у меня нет ключа к  разгадке жизни.    

                                                                Я:

                   - Ни у кого нет, все мы ищем… Вы тоже нашли в стихах: «Я буду честная старуха».

(Из разговора 2002 года)

 

 

Господи, была жива еще Ира Полянская! В ночь на 1 августа 2002 года я ночевала у нее в Москве. Рано утром смог киселем ходил по квартире. Ирочка за завтраком предложила: «Пригласи Таню Бек к нам! Я отдам вам на целый день комнату - записывайте интервью». Я позвонила, пригласила и услышала в ответ:

 

  - Нет, Нина, лучше вы приезжайте – мне легче работать дома, потому что так я        чувствую себя свободно!

    Это было как пароль и отзыв ( для меня тоже главное всегда - свобода).

      

На автобусной остановке, внизу – возле самого тротуара – еще не было сизо, и я заметила мертвого сверчка. А я так люблю их ночные сонорные мелодии! В жаркие лета сверчки живут прямо в нашей пермской квартире и поют-поют…

 

Набоков бы поднял бедного сверчка, взял домой, подумала я. Но в это время подошел мой автобус. Через год умерла Ира, и я почему-то вспомнила того сверчка. Таня тогда помогла мне опубликовать мой мемуар об Ире в «Независимой»…

 

И вот не стало Тани. Ушли две мои певуньи.

 

А зачем мне жизнь заранее показала «эпиграф» в виде безмолвного сверчка, я поняла гораздо позже. Но об этом ниже.

 

Пока же сквозь сиреневый смог я еще еду на встречу с Татьяной Бек. Я никогда не видела ее ранее, но, конечно, знаю ее стихи. «Сжала губы полубантиком, полу-нищим узелком…» - эти строки всегда мне казались такими нужными!

 

Таня в точности выполнила все советы, услышанные по радио: расставила в комнате керамические сосуды с водой, чтоб смог не победил нас окончательно, и положила на стол марлевые повязки. Но мы про них так и забыли.

 

Несмотря на то, что в комнате было сизо, и портрет Тани работы Войновича казался принадлежащим Тёрнеру, мы взахлеб говорили и говорили.

 

 Весь этот волшебный день записан у меня подробно (вечером я уехала в Пермь).

 

Когда Танечка включила магнитофон, я достала свою записную книжку. Всегда все записываю. Она задавала совершенно необычные вопросы:

 

-  Много ли в вас, нынешней, от той девочки, которой вы были в детстве?

-  Вы – когда читаете – ищете в книге утешения или правды?

-  Когда вы впервые почувствовали себя действительно зрелым человеком?

      

           У нее на ходу возникали точные формулировки. Я сказала: меня как автора волнует, насколько человек меняется к лучшему, а его бездны – это мне совершенно уже не интересно. Таня уточнила: Вас не интересует эмпирика падения?

 

-   Да, да, да!

 

Но тут же выяснилось, что ЭМПИРИКА ПАДЕНИЯ продолжает волновать меня… И еще как!

 

Так, я должна здесь сосредоточиться и подробно все передать! Господи, помоги!!!

      

      Речь у нас зашла о мифологеме сокровища.

 

          Я кратко анализировала: сокровище - от «сокрыть», значит, силу дает лишь то, что сокрыто, и Скупой рыцарь – не столько жадный, сколько в нем сильна мифологема сокровища, то есть деньги сейчас у нас  вывозятся на Запад не только потому, что законы плохие, но и потому, что сильна мифологема сокровища.

 

И тут Танечка спросила:

 

-  Секретики дети строят – в земле… это однокоренные слова: секрет и сокрыть?

 

Она  ВСЕ ПРОВЕРЯЛА ДЕТСТВОМ! «Кто не примет Царствия Божия, как дитя, тот не войдет в него».

 

        И далее - тот взволнованный разговор о буржуазности, который до сих пор стоит у меня в ушах… Как страсть к сокровищам – к деньгам, антиквариату – сочетается с тем, что художник пишет (фотографирует) одни трущобы. В чем тут дело? В том, что маргинальность продается хорошо? Или здесь имеем дело с неполным перерождением?

 

 Таню очень волновало ПЕРЕРОЖДЕНИЕ некоторых  знакомых! Она печально сказала: ее родители бы смеялись над погоней за деньгами многих сейчас живущих писателей.                                            

 

 Затем она спросила про пермских диссидентов из моей «Любви в резиновых перчатках»:

 

 - А вас потом не удивляло, что эти наши дивные мальчики часто становились компромиссными и буржуазными мужами?

 

- Нет, не удивляло и не изумляло. Иначе. Я об этом очень много думала. После революции всегда бывает перерождение. Революция пожирает своих детей или… выедает души (но без разрешения человека ничего с душой сделать нельзя). Тут напились недавно на вечере встречи, и один из прототипов этой повести говорит мне, что другой прототип его спросил: «Ну мы когда-нибудь эту суку повесим или нет?»

 

- Кого?

     - Меня. Он, прототип постаревший, спрашивает: «Ты зачем нас так описала?» А я говорю: «Потому что меня это волнует до сих пор». (Моя подруга говорит, что надо было сказать: «Волнуешь ты меня, дорогой»). Очень некоторые испугались тогда, в 70-м. Суд. Излом судьбы. Но я с ними вместе не расклеивала тогда листовки против ввода войск в Чехословакию. Я не пережила этот ужас испуга. И не имею право их осуждать – имею право только волноваться, и вопрошать: что, почему, как? Ведь многие шли в диссидентское движение из амбиций, из соображений дружбы… Сложный процесс. А когда пришло время расплачиваться, не все были готовы.

 

                 Если сформулировать в общем, то Таню волновала ИГРА НА ПОНИЖЕНИЕ, которая идет в мире: засилье пошлости и массовой культуры. Я сказала:

 

      - Но соревнования по поеданию крапивы – в мире капитализма – ЛУЧШЕ, чем гибель миллионов в лагерях при советах.

 

- Да… просто одна знакомая звонит и часами уговаривает меня сменить прическу: мол, тогда студенты будут больше прислушиваться к моим словам! Знаете, я написала даже ей письмо! «Я же Вам не навязываю того, что меня волнует больше всего –  размышления о рифме».

 

Так, в придаточном предложении, прозвучало, ЧТО волнует больше всего – рифма, поэзия, творчество. Но! Есть одно большое НО! Размышлениями о рифме не дает заняться та же ПОШЛОСТЬ, которая очень напориста, часами диктует, как сменить прическу.

 

Игра на понижение не дает играть на повышение!

 

Тут я вспомнила, что привезла Тане свои картины, и стала их доставать. Она же подарила  мне свои книги и три пары прекрасной обуви («Прислали друзья, но размер не подошел»). Еще мы с нею пообедали - Танечка пожарила курицу.

 

- Я не мастерица готовить что-то особенное.

      - А  я и вовсе с бытом не справляюсь!

      - О, Нина,  дай Бог всем так не справляться!

            - Таня, у меня бывают депрессии, и тогда я не стираю, но потом – правда - чищу желчный пузырь, и тоска отступает…

-  Знаете, мой друг – он же учитель Бродского (особым голосом произносится его имя-фамилия) тоже страдает депрессиями. Можно, я запишу ваш способ лечения? Я так мечтаю, чтоб мой друг исцелился! ( А в голосе столько веры в спасительность дружбы!)

  

       Потом, когда Архангельский рассказал по «культуре», что три поэта написали письмо Туркменбаши и хотят переводить его стихи, я спросила у мужа:

 

      - Зачем они написали тирану? Почему в советское время, когда не печатали, Рейн оставался приличным человеком, а сейчас?… Бродский умер, и что – все позволено?

      - Иисус был жив, но Иуда его предал, - ответил Слава.

 

      Затем, уже после смерти Тани, мне сказал один москвич:

 

      - Советское время убивало тело, а сказано: бойтесь тех, кто душу может убить. Капитализм душу убивает…

      - Нет! Не согласна!!! Советская власть душу растлевала ого-го как! Ведь когда расстреливали-пытали, кто это делал? Люди советские это делали – расстреливали-пытали! Сколько душ полетело в тартарары!!!

  

            И тут я вспомнила одну историю. Лет еще десять тому назад это было! Наташа Ш. на моем дне рождения курила на кухне, а я мыла уже посуду. И она сказала:

         

            - Знаешь, Рейн за пять тысяч долларов предлагал поэту С. устроить Нобелевку.

            - Этого не может быть.

- Устроил же он Бродскому!

-  Бродский сам заслужил… И вообще: почему же Рейн себе не устроит премию, если может?

-  Наверно, сразу нельзя… а после.

   

      Провинциального поэта С. я знала хорошо, но он к этому времени уже переехал жить в Питер, поэтому я не могла проверить, был ли ли у него такой разговор.

     

      Однако Наташа продолжала повторять эту историю на разных вечеринках. Но уже с вариантами: то нужно было заплатить три тыщи, то десять (за Нобелевку).  

                 

            И мы решили: Наташа просто лишнего выпила в эти разы. Кто из нас не знает таких: как выпьют третью рюмку, так и затянут боевую песнь: «все-все продается-покупается»…

          

            И все же один раз я не выдержала и конкретно спросила у Наташи:

- Ну и что – согласился поэт С. дать доллары, чтоб получить Нобелевку?

- У него их нет…

   

      И тогда я подумала так: сама Наташа эту историю СОЧИНИТЬ НЕ МОГЛА – такое трудно придумать ни с того и ни с сего. Значит, поэт С. ей что-то на самом деле рассказал именно о Нобелевской премии. Но либо он не так что-то понял, или уже Наташа не так поняла поэта…

    

      Важно, что – конечно – речь не шла об обмане. Не собирался никто выманить у провинциального поэта доллары! Тут был глухой телефон, и все…

    

      А теперь – после письма Рейна к Туркменбаши – я подумала: а вдруг это не глухой телефон?..

 

                  Интересно, видит ли Иосиф Бродский сверху нас сейчас? И стыдится за друга, который травил Таню Бек за то, что она выступила в печати – осудила его за желание служить тирании?!

          

                  Ну а Ахматова все это видит – нет? Среди ахматовских сирот Рейн быть хотел, а жить бедно, как Анна Андреевна, нет…

 

                  А Чуковская Лидия, будь она жива, что – не опубликовала бы разве гневные слова о поступке Рейна-Синельникова? Конечно, опубликовала бы!

           

                  Но они бы тогда не посмели звонить Лидии Корнеевне и обзывать «нищей климактеричкой» и слать проклятия: “Х.. тебе в рот, чтоб голова не качалась!”

     

      Но почему я подумала, что они бы Чуковской не стали звонить и поливать грязью? Потому что она – дочь Чуковского? Так Таня – тоже дочь Бека…

    

       Если люди предали все, они готовы на все. Вот что самое страшное. И они соблазнили многих и многих! Господи. Господи.

 

                   О том, что мертвую Танечку нашли, когда пузырек из-под таблеток был пуст, а на запястье у нее был надрез, мне позвонили из Израиля… Но точно там тоже не знали: сердце не выдержало травли или она перебрала дозу снотворного.

                                          

                   И я сразу вспомнила, как 1 августа 2002 года она проводила меня до метро и сказала:  «Нина, как хорошо мы провели день! А ведь я так вас боялась».

          

                   Таня еще вверху махала мне рукой, а я уже бросилась к Улицкой, чтобы сказать ей, как плакала, когда читала у нее про то, как в ванне героиня приходила в себя…  А Люся поднималась мне навстречу в такой глубокой задумчивости, зачем я ей помешала! Затем, что Таня сказала: боялась меня! Меня!!! С ума сойти можно! Я-то думала, что уж меня бояться нельзя… Значит, я должна измениться, должна так себя вести, чтоб уж всем было ясно, что бояться меня не нужно.

 

        Как трогательно Таня писала мне в электронных письмах: мужайтесь, правда на нашей стороне. И подписывалась: Бек с препятствиями. О, знала бы она, КАКОЕ препятствие встанет на ее жизненном пути!!!

 

       Мы переписывались всего два с половиной года. Но поскольку электронная почта нынче дает возможность общаться мгновенно (иногда – три раза за день!), то и дружба по переписке может быть гораздо интенсивнее. На что в ХХ веке уходило десятилетие, в ХХI – свершается за год… У меня такое впечатление, что мы продружили всю жизнь.

 

      Но уже не придут от нее посылки с журналами, книгами, какими-то красивыми ручками-карандашами.

 

       Однажды вдруг Таня стала просить: «Нина, мне очень нужно, чтоб вы написали картину, где есть ворона». «Нина! Можно ворону зимнюю, можно ворону летнюю. Мне это важно, я потом объясню, в чем дело». Теперь никогда уже не объяснит! Ворон я, конечно, сразу ей послала с оказией (и зимнюю, и летнюю), а еще –  портрет Танечки с вороной на плече. Потом Таня опубликовала его в «Экслибрисе».

              

                И вскоре – зимой – она поскользнулась - случился перелом ноги «имени Лужкова» (так она написала), и  я уже пожалела, что этих ворон согласилась написать… но поздно.

     

                Вдруг Танечка написала про накатившую депрессию, а я предложила свое коронное средство - ее сосватать. Таня сразу и категорически отказалась. «Замуж я не хочу, но еще не теряю надежды, что в моей жизни случится большая романтическая любовь, пусть даже и без ответа. Может, к цыгану». Я подумала: если шутит, то все обойдется…

     

                 Не обошлось.

    

                 Остались мне сапожки от Танечки, остались всем нам ее прекрасные стихи! Но никогда она уже не будет «хорошей старухой», как собиралась! Ни-ког-да…

 

          «Но весною… Когда соловей…

Но едва лишь кусты на могиле…

Я, не слыша гордыни своей

 

Так хочу, чтобы просто любили».

- Стихи Тани стали еще  значительнее (Я).

- Смерть дописывает все стихи (Слава)

 

            «Я булыжник швырну в лимузин,

            проезжающий мимо бомжа…»

        

            Да, когда вместо партбилета стал доллар, как часто хочется перечитать эти Танечкины строки.

            

            Но если бы только дело было в этом!

             

            Рейн со товарищи, написав Туркменбаши, хотели совместить и партбилет, и доллар! Поддержать тиранию и за это срубить побольше зеленых…

            

            Это предел. И как тут не думать об эмпирике падения!

            

            Про… «особый цинизм нашей литературной резервации», про «сокращение надежд на свободную перспективу, на будущее, которому мы вместе так радовались на заре нашей свободы и которому так старались поспешествовать» хорошо написал потом Андрей Немзер. 

 

Как сердце сжимается от ее слов в последние дни: «Если я умру, им будет стыдно?».

 

А эти ее стихи: «Эй вы, мои други-вороги, / все жрете, хитрите, пляшете? / Ну нетушки: злому сборищу / даю от ворот поворот. / Господь меня успокоит…»

 

Таня мне недавно приснилась, но во сне она - мужчина рыцарского облика и берет   уроки фехтования возле блочной пятиэтажки. И я во сне думаю: вот и хорошо, что можешь постоять за себя теперь, Танечка! (Надеюсь, что так).

 

Отец Тани сказал однажды о непорядочном поступке знакомого: «много не заработает, а некролог испортит». Таня некролог не испортила, но мы тоже должны кое-что сделать, чтоб свои некрологи не испортить.

 

Во-первых, нужно назвать все своими словами: Таня погибла «за вашу и нашу свободу» (как написала Наташа Горбаневская, выйдя в 68м на Красную площадь – тогда она протестовала против ввода наших войск в Чехословакию).

 

Во-вторых, нужно хотя бы мемориальную доску открыть. И цветы туда носить.

         Как писал Георгий Иванов: поэтами часто рождаются, но редко кто умрет поэтом…          Ну вот – Таня умерла так, борясь за свободу… Но какая боль нам всем от этого!

   

     По ТВ показали человека, который отбился от напавшей акулы. Она его схватила за локоть, а он стал другой рукой бить ее по морде. И акула отступила! Эта история меня глубоко поразила. Я ее рассказываю по телефону и рассылаю в письмах, призывая так же стойко бороться с проблемами. Только Тане Бек это уже поздно написать. Только куда-то вверх сообщаю:

 

  - Таня, ты бы в морду…  да кулаком!!!

 

    Слышала по ТВ – Шостакович переворачивал подписной лист и подписывал… Как бы своего рода протест это был.

 

    Но Таня, конечно, думала, что эти времена прошли, что можно честно свои мысли опубликовать.

 

    16 января 2006 года. Сегодня по TB видела Таню в передаче о Рыбакове. Она там – сияющая! Танечка, как мне тебя не хватает!!!!

 

      «Насколько хватит сил притворяться нормальным, столько и будешь», - сказала мне       Таня в ответ на мои страхи сойти с ума (в юности мне сие нагадали по руке: линия       жизни у меня якобы длиннее, чем линия ума).

      Как же случилось, что сил у тебя  не хватило?!

 

            Очнулась: стою на оранжевом солнце (внуки на полу мелом рисовали)… Когда есть внуки, легче силы найти для спасения. А у нее не было. Ей труднее.

           

            И тут слышу по ТВ: на Западе соревнуются в том, кто больше выплюнет мертвых сверчков.

       

            Ага, мертвые сверчки, снова я встретилась с ними, что-то тут для меня важно… очень важно… что? А то, что мы-то не должны плеваться мертвыми!

     

            Нина, раз у тебя есть силы, ты должна написать обо всем, что передумала про гибель Тани.

     

            У Данте в последнем круге ада мучаются не насильники и не убийцы, а те, кто злом отплатили за добро. Неблагодарные. Не будем же ими! Упаси нас Господь!

 

            Один московский редактор сказал мне:

            

             - Вы - Нина - опоздали с этой темой. Год прошел со дня смерти Тани.

             - А со дня смерти Пушкина еще больше лет прошло. Но мы все думаем об этом, пишем.

             - Таня Бек – не Пушкин.

             - Она наш Пушкин. Какие мы, таков и наш Пушкин.

 

           18 февраля 2006 года я выезжала из Москвы в Пермь. У Ярославского вокзала курила высокая красивая женщина, похожая на Танечку. Но не она…

 

           Но правда до сих пор на нашей стороне. А с нею легче дышать.

 

16 марта 2006 г

Пермь

 

     П.С.

     

     Я была в Москве летом 2006 года. В писательской среде рассказали мне, что Таня любила одного писателя, а у них в это время случился разрыв, поэтому она была в таком стрессе, а не только из-за предательства друзей…

 

                                  *******

 

 

Трансваль, Трансваль, страна моя,
Горишь ты вся в огне…

Из романса

 

Надоело рваться за Синей Птицей,
Надоело гнаться за черной кошкой,
Слыть училкой, будучи ученицей,
И бежать на пир со столовой ложкой.
Наша память поздняя неподъемна —
Посему то мечемся, то кемарим.
Я сама в себе, как страна, огромна
Со своим Кавказом и Заполярьем,
Со своими Западом и Востоком…
И, покинув рыночный околоток,
Я несусь на нет!
                Я ведома Богом.
Я теперь — противница ваших сходок.
И под песню нежную о Трансвале,
Что горит в огне (как любовь к соседу),
Уплываю вдаль на речном трамвае.
Отражаюсь в ряби
       — и еду, еду…
 
                                  ****
 
 
Наблюдая небес полыханье
и обиду прощая врагу,
посидеть у разбитой лохани
на последнем своем берегу.

 

Перейдя постепенно на шепот

("тише, мыши - кузнечики спят"),

Благодарствую: все-таки опыт,

и руины, и поздний закат.

 

И деревья стоят при параде

увяданию наперекор.

И негоже просить о награде,

потому что и так - перебор

 

Пocлeднee cтиxoтвoрeниe Taтьяны Бeк, сентябрь 2005 года.

 

 

 

 Нa cнимкe: пoртрeт Taтьяны Бeк c вoрoнoй нa плeчe, cдeлaнный Нинoй Гoрлaнoвoй.

 
 

 

Copyright © 2001-2007 Florida Rus Inc.,
Пeрeпeчaткa мaтeриaлoв журнaла "Флoридa"  рaзрeшaeтcя c oбязaтeльнoй ccылкoй нa издaние.
Best viewed in IE 6. Design by Florida-rus.com, Contact ashwarts@yahoo.com