Руcлит Владимир Усольцев, Прaгa Возвращение лесного человека (продолжение, начало см. в №№3-6) Глава 2. Конь в "Ниссане". Смерть Сталина круто поменяла ход жизни в райцентре. Ссыльные разъехались, райотдел МГБ был устранён, и Глаша была устроена на подобную работу в милицию. Глаше уже было за двадцать пять, а она всё так и оставалась незамужней. Но вот в Дзержинск прибыла для помощи в уборке урожая авторота из Красноярска. В РДК воцарилось большое оживление. Офицеры, сержанты и старшины сверхсрочной службы, а также отпущенные в увольнение солдаты-срочники стали главными героями танцевальных вечеров. Среди прибывших военных Глаше приглянулся один усатый старшина возрастом далеко за тридцать. И надо же - он оказался старым холостяком, которому его холостячество уже изрядно надоело. Больше двух месяцев стояла авторота на окраине Дзержинска, и к концу этого срока Глаша успела расписаться с бравым старшиной. Началась у неё новая жизнь. В Красноярске молодожёны жили в отдельной комнате в деревянном одноэтажном бараке на Бугаче. Степан - так звали мужа Глаши - уволился из армии и устроился механиком на автобазу тут же неподалеку. Вскоре родился у них мальчик, прелестный ангелочек, которому дали популярное имя Коля. Шли годы, Коля подрастал. Правда, из ангелочка почему-то получился сущий дьяволёнок. С трудом осилив семь классов, Коля поступил на учёбу в ПТУ при телевизорном заводе. Барак, где жила семья Глаши, попал под снос, и сбылась Глашина мечта: получили они роскошную двухкомнатную квартиру со всеми удобствами тут же на Бугаче. Но недолгой была радость Глаши. Бывший ангелочек Коля попался на краже. Еле-еле удалось его высвободить из цепких рук правосудия - малолетка, сам не воровал, а только на атасе стоял, - как попался Коля снова, нo ужe за хулиганство. Из колонии для малолетних преступников вернулся Коля закоренелым рыцарем фартовой жизни, и не погуляв на свободе и полугода, загремел уже в настоящую колонию за ограбление. Ограбленный при этом погиб, но вину за убийство взял на себя Колин подельник. В колонии Коля сумел проявить себя с лучшей, с точки зрения администрации, стороны и вышел на свободу досрочно, отсидев пять лет вместо семи. Два года Коля не попадался, хотя Глаша к своему ужасу видела, что Коля занимается какими-то тёмными делами. В восемьдесят четвёртом году Коля опять сел, теперь уже на десять лет. Вернулся Коля, не отсидев всего срока, в девяносто втором году. И тут началось такое, что повергло Глашу вначале в шок, а потом вызвало ощущение беспредельной гордости. Её Коля стал человеком! И каким! Коля быстро купил себе хорошую четырёхкомнатную квартиру в Академгородке у одного поиздержавшегося профессора. У него появились дорогие наряды, массивные золотые перстни и даже тяжёлая золотая цепь с крестом, которую он носил на своей могучей шее. Невиданной роскоши японская машина с шофёром - вёртким парнем в дорогой кожаной куртке - поджидала Колю у подъезда. Вскоре Коля заявил о строительстве особняка под Афонтовой горой. Правда, это богатство было небезопасно. Однажды Колина машина была обстреляна, сам Коля легко ранен, а шофёр его погиб. Коле повезло из-за того, что он решил сам порулить и поменялся с водителем местами. Коля время от времени навещал родителей и приводил их в восхищение смелостью своих планов. - Ты посмотри, мать. Ведь все вокруг дураки! Товар туда, товар сюда, мышиная возня. Вот если у меня будет свой банк с хорошим капиталом, вот тогда я всех этих продавцов с товарами во где зажму! - Коля сжал свой могучий кулак с не большой наколкой в форме креста. - Ой, Коля, что ты говоришь, да мыслимое ли это дело, одному человеку иметь целый банк? - удивилась Глаша. - Ты, мать, ничего не понимаешь. Это очень даже мыслимо, и многие умные люди уже банками обзавелись. - Ой-ёй-ёй… - Да не такие они уж и умные. Подфартило им. В Москве они сидят, а там все деньги и крутятся. Мне бы вот хороший стартовый капитал поиметь, тогда бы я этим московским умникам нос утёр… У подвыпившей Глаши кружилась голова. Вот какой большой человек стал её Колька! И тут ей вспомнился подслушанный давным-давно разговор в здании райотдела МГБ. И захотелось ей, наконец-то, поделиться этой тайной. А вдруг её Колька тот клад найдёт? Вон он какой пробивной. - А я, Коля, знаю, где золотой запас великодержавия киргизского лежит… - Чего?! - Да шут его поймёт, какого-то великодержавия, только не царского, а киргизского. Ещё до царей оно было, так профессор один говорил, я его ещё в Дзержинске хорошо знала. - А-а, профессора эти, что с них толку. - Ну не скажи, среди них и грамотные бывают. - Да они-то грамотные, да дурные все. - Ну, так и тот профессор, Вербовский или Вербицкий, уж и сама не помню, тоже ведь дурачок был. Против cоветской власти контрреволюцию делал. - Ну, тогда он не дурак был, а молодец… - Да дурак, Коля, как пить дать, дурак. Это сейчас контрреволюцию делать можно, а тогда строго было, нельзя-а. А он, дурак, делал. Вот и ушёл на лесоповал… - Да хрен с ним, с профессором. Ты чего-то про золото базарила. - Ну что за словечки ты такие говоришь, Коля. Не базарю я, а правду говорю. - Так говорить, это и есть базарить. Ну, ты, мать, темнота. Давай, трави дальше. Глаша обиженно поджала губы, но быстро преодолела обиду. Она выложила всё, что у неё скопилось в голове, не забыв упомянуть, что все трое причастных к этому делу умерли, словно кто-то распорядился отправить их на тот свет. - О! Это мне знакомо. Кто-то, значит, этот клад пасёт и дал команду всех замочить. - Ой, Коля, страшно мне. И зачем я только об этом вспомнила! - Не дрейфь, мать. Меня на такие понты не взять. Клад! Иди туда, не знаю, куда. Всю тайгу перелопатить и китайцев не хватит. - А вот тот Павел Сергеевич-то знал, куда идти. Потому и погиб. - Да, прикуп надо знать, прежде чем играть. Ты вот что, мать. Об этом никому больше не базарь. Мало ли что… - Упаси Бог, Коленька! Сколько лет молчала, а теперь уже до смерти промолчу. * * * Коля, которого в определённых кругах, когда уважительно, когда заискивающе, а чаще со страхом, называли Конь, был смекалистый предприниматель. К сообщению матери он отнёсся, как к пустой сплетне, но где-то в глубинах памяти зарезервировал местечко для "великодержавного золота", а сам, на всякий случай, прибрал к рукам всю скупку драгоценных металлов в Красноярске. Если кто-то на этом кладе сидит, то рано или поздно следы его объявятся в одном из его приёмных пунктов. Также на всякий случай, поставил он на оплату одного из начальствующих ментов в Дзержинске. Деньги небольшие, двести баксов в месяц, и никаких просьб. А когда что-то понадобится, оплата по таксе. Там и десять, и двадцать штук будет не жалко. Время показало, что Конь был не только пробивным, но и мудрым. Не прошло и года, как в его сеть попалась интересная золотая рыбка, точнее, змейка. * * * Генка раз в месяц-полтора навещал Усолку: продать дичь перекупщику, постричься, забрать почту от дочки, да с соседями посудачить. В конце мая девяносто шестого года он получил от Аннушки письмо, в котором она сетовала, что её муж, имевший торговый киоск, здорово погорел: киоск его кто-то сжёг, пропало много товара, взятого в кредит, и теперь им, наверное, придётся продавать квартиру, чтобы рассчитаться с долгом. Не хватает им две тысячи долларов. Если бы где эти деньги найти, то и квартиру можно не продавать. Генка бросился на ближнюю заимку, где в тайнике в погребе хранил змейку Тарая. Спрятав змейку в походной торбочке, Генка, как и был, бородатый, в обычном своём летнем наряде, в сапогах и в штормовке, отправился в Красноярск. Хорошо ещё, что его штормовка была недавно выстирана. До Канска его подвез местный перекупщик, ездивший в город каждый день. На его любопытный вопрос, чего это Генка так спешно поехал аж в Красноярск, Генка ответил, что едет к заболевшей дочке, везёт ей кедровое масло - от всех болезней первое лекарство. Генка научился давить кедровое масло и делился им с заболевшими односельчанами. И сам он изредка для профилактики использовал его в своей кухне. Перекупщика ответ полностью удовлетворил, и он больше не приставал с расспросами. Поздним вечером Генка сел в останавливающийся у каждого столба местный поезд, который в годы его молодости назывался "ученик". Генка так и попросил кассира - молодую раздражённую женщину: "Один общий до Красноярска на "ученик"". Кассирша сердито разворчалась: "Какой такой ученик?! Говорите яснее, гражданин!". Генка стушевался и махнул рукой: "А, какая разница, лишь бы до Красноярска доехать". Ранним утром он вышел на привокзальную площадь, сжимая в руке свежий номер "Красноярского рабочего". Там он отыскал рекламу "Купим драгметаллы". Среди указанных адресов он выбрал улицу Робеспьера. Он знал, что это недалеко, и пошёл пешком. Киоск ещё был закрыт, и Генка слонялся по улице взад-вперёд, смущаясь под любопытными взглядами прохожих - таких таёжников на улицах города не каждый день встретишь. На углу он заметил телефон-автомат. Подошёл к нему, но никак не мог понять, как им пользоваться. "Ладно, - решил он, - сдам змейку и позвоню с почты на вокзале". Наконец киоск открылся. Генка вошёл туда как первый сдатчик. Выложив на полочку в зарешёченном окошечке свою змейку, Генка заметил, как побледнел приёмщик. Трясущимися руками он положил змейку на весы, но быстро снял с них, сообразив, что у него не хватит гирь её взвесить. - Какая проба? - хрипло спросил приёмщик. - А мне почём знать? - удивился вопросу Генка.- Что? Не видишь? Чистое золото. - Да-да, - машинально ответил приёмщик, лихорадочно соображая, что ему делать. Его опыт говорил, что это, несомненно, золото и что это изделие большой исторической ценности, оплатить которое у него не хватит никаких денег в кассе даже с самого утра. - Сейчас мы его проконтролируем, - торопливо промямлил он и начал манипулировать с лупой и с царской водкой. Через минуту он прерывающимся голосом спросил: - Во сколько оцениваете? Генка хотел просить за змейку две с половиной тысячи долларов. Видя смятение приёмщика, Генка испугался, что прогадывает, и дрогнувшим голосом выпалил: - Пять тысяч долларов! Приёмщик вмиг успокоился. Ему стало ясно, что чудаковатый старик с бородой понятия не имеет об истинной ценности змейки. - Ну что Вы! Это очень много… - Давай назад, - решительно протянул руку Генка. - Постойте, не спешите. Пять тысяч - это очень много, но я предложу Вам четыре тысячи триста. Генка заколебался. Может быть, этот малый прав. - Четыре пятьсот, и по рукам! Приёмщик сморщил лоб, пошевелил губами, изображая процесс расчёта, кивнул головой и, улыбаясь, ответил: - По рукам! Ну Вы и твёрдый куркуль папаша, - польстил он Генке. - Твёрдый, не твёрдый, деньги давай. - Сейчас… Приёмщик заколебался на минуту. Как проводить покупку такого сокровища за бросовую цену, официально, или начерно? И он принял соломоново решение - оформить как бы официально, но на неучтённых бланках. - Давайте Ваш паспорт. - Паспорт? Зачем? - Порядок такой… Приёмщик уже раскаивался, что упомянул о паспорте. А вдруг этот бородатый лох заартачится? Но Генка уже полез в нагрудный карман за паспортом. Приёмщик заполнил бланк расходного ордера, вписав туда паспортные данные Генки и адрес согласно штампу прописки. Получая незнакомые бумажки, Генка сильно нервничал, а вдруг фальшивые? Он уже видел десятидолларовую банкноту в руках у своего перекупщика дичи. За змейку он получил банкноты по пятьдесят и по сто долларов и удивился, что они имеют одинаковый размер и внешне очень похожи на ту десятидолларовую банкноту. Спрятав деньги в просторный внутренний карман жилетки, специально пошитой ему Галей, Генка стремительным шагом направился назад на вокзал, а приёмщик позвонил в центральный офис с просьбой подвезти дополнительно наличку, чем вызвал там переполох. Уже через час Конь разглядывал тяжёлый браслет-змейку и вертел в руках фальшивый расходный ордер с координатами странного чудика из совхоза имени Дзержинского Дзержинского района - так по старинке был указан адрес Генки в его паспорте. "Ну вот, пришла пора и менту из Дзержинска свой хлеб отрабатывать", - подумал Конь и поднял телефонную трубку. Генка с вокзального почтового отделения позвонил Аннушке, которая, к счастью, оказалась дома, и стал дожидаться её приезда из Красноярска-26 в зале ожидания. Аннушка приехала с внуком, которого Генка не видел с похорон Гали. Младшему Генке было уже четырнадцать лет, он сильно вытянулся и говорил срывающимся басом. Генка шёпотом сообщил Аннушке, что у него есть для неё четыре тысячи долларов. - Да ты что? Откуда у тебя такие деньги? Соболей настрелял? - Соболей, соболей. Давай-ка, прячь деньги, чтобы никто не видел. - Ну ты, папка, даёшь! Хоть бы предупредил. Ой, спасибо тебе! Мы теперь спасены… - Ну-ка, внучек, стань-ка сюда, прикрой нас, чтобы лишних свидетелей не было. - Вот здорово! - округлились глаза у подростка. - Деда, научи и меня охотиться. - Обязательно научу. Вот приезжай на каникулы, мы с тобой на моих заимках глухарей и постреляем. - Мама! Отпусти меня к деду… - Ну, хорошо, мы все в Усолку съездим. В августе у меня отпуск, вот и приедем. Вы будете охотиться, а я грибы собирать. Аннушка сводила Генку в ресторан, поменяла ему в обменном пункте сто долларов на рубли, посоветовав держать оставшиеся четыреста долларов про запас. * * * На обратном пути Генка задержался в Канске и подкупил патронов к своему оружию. Потом по старинке добрался до выезда из города в надежде проголосовать и доехать до сворота на Усолку на попутной машине. Но за тридцать с лишним лет изменились, видимо, нравы шофёрского сословия. Если раньше на поднятую руку останавливалась почти каждая машина, то теперь Генка с досадой наблюдал пролетающие мимо легковушки и грузовики, и начал уже беспокоиться, не придётся ли ему идти пешком? Он в детстве слышал, что во время войны ходили люди из Дзержинска или совхоза в Канск иногда пешком с ночёвкой на полпути в Георгиевке. На счастье Генки не испугался его провинциального вида и окладистой бороды пожилой водитель бензовоза. Водитель оказался дзержинский и был он примерно одного возраста с Генкой. Быстро летел бензовоз по асфальтовому шоссе, не то что в старые времена. Там, где раньше уходило не менее трёх часов изнуряющей качки, сейчас требовался максимум час. - Слышь, земляк, а помнишь ту историю, как наш совхозный бензовозщик сгорел? - Это где? - Ну, прямо перед поворотом на совхоз, на семьдесят четвёртом километре… - А-а, ты вон о чём… Так уж тридцать лет, поди, если не больше, как это случилось. Как же не помнить? Помню. У нас в колонне даже собрание было, начальство накачку делало, чтобы не лихачили. Задумались попутчики, вспоминая ту трагедию. Ходили слухи, что на выезде из Канска обогнал какой-то лихой таксист гружёный бензовоз на участке, где недавно был отсыпан гравий. Ехать по гравию следовало медленно, чтобы не разбрасывать вокруг камни. Когда водитель бензовоза увидел в зеркале, что его собирается обгонять такси, он стал давать знаки левой рукой, требуя от таксиста сбавить скорость. Но таксист прошмыгнул мимо, обдав его градом гравия. Один камень попал в плечо водителя бензовоза, несколько камней помяли кабину, и бензовозщик вышел из себя от гнева. Началась отчаянная гонка по кочкам разбитого Тасеевского тракта. Бензовоз догнал такси недалеко от поворота к месту назначения, но, взлетев на очередной неровности дороги, перевернулся. Таксист так и уехал вперёд, а бензовоз через минуту вспыхнул факелом. Водитель из перевёрнутой машины вылезти не успел. - Я того таксиста своими руками убил бы. Ездят такие вот гады, и на других им наплевать, - проговорил водитель. - Да, есть дурные люди. Тот-то шофер у нас в совхозе только-только объявился. Из чужих краёв откуда-то. Дали им сразу новый дом - детишек-то у него целая куча - шестеро. Последний уже в совхозе родился. И на тебе… - Он, вроде, автол вёз. Так там, говорят, целые сутки горело, металл плавился, от бедного водилы вообще ничего не осталось, хоронить было нечего. - Да, так и было, говорили. - А, знаешь, мне эта история здорово в душу запала. Раз человек погиб, а его не похоронили, то душа его вокруг ходит и другим покоя не даёт… - Про души всякое говорят… А кто их когда-нибудь видел? - Я видел! Вот послушай. Еду однажды, давно это было, из Канска домой. Ну, поспешаю, жму на всю железку под восемьдесят. И, представь себе, аккурат на том самом месте вижу: пламя полыхает. Я сразу скорость сбавил, а пламя-то - раз, и исчезло. Чудно так мне стало. Еду потихоньку, смотрю на обочину, где горело, а там трава зелёная и никакого следа от огня. - Ишь ты… Видение, значит, было. - Вот-вот. Я так думаю, что это душа того сгоревшего мне знак дала, не жми мол, а то тоже сгоришь. Генка молчал в задумчивости, а шофёр после паузы продолжил: - Так вот, представь себе, что я это пламя ещё несколько раз видел. - На этом же месте? - Не только. Один раз оно на этом же месте повторилось, но и в других местах виделось… И всякий раз оно появляется, когда спешишь, торопишься и газу поддаёшь от души. Тут оно - раз, и заполыхает, и всегда по левой стороне. И так отчётливо полыхает, даже жаром обдаёт. А сбавишь скорость, и нет ничего. - А я слышал, что души в филинов вселяются или в деревья… - Э-э, это другое дело. Я тоже такое слышал. Это у остяков так бывает, особенно у некрещёных. Я, слышь-ка, родом из Чемурая, слышал, поди? Так вот у нас поговаривали, что в тайге душа убитого шамана бродит и место своё охраняет. - А место какое-то определённое, или так вообще? - Определённое. Только далеко оно в тайге. Говорят, последний шаман, который на том месте шаманил, Евсеем его звали, как-то сразу после гражданской пришёл в Чемурай, и там его активист один застрелил. А вскоре в тайге, говорят, лесной человек появился. И стали люди в тайге без следов пропадать. Как сквозь землю проваливаться. И тот активист-то, слышь, после войны уже, как-то в Чемурай из Красноярска на охоту приехал. Ну, как ушёл, так и пропал. А была это большая шишка. Уж как его искали, всю тайгу прочесали - ничегошеньки. Две ночи он в тайге переночевал, оба костра его нашли, а третью ночь, похоже, уже не пережил. Ну, народ-то у нас глупый, выдумал какого-то лесного человека, а я думаю, что это шаманская душа ему отомстила. - Может быть… Только я думаю, что это вправду лесной человек в тайге живёт. Мне об этом один старый охотник рассказывал, что он лесного человека встречал, только, на своё счастье, в лицо его не видел. Он, кстати, тоже из Чемурая, Зайцев его фамилия, не слышал? - В совхозе, говоришь? - Знамо дело, в совхозе, я ж там всю жизнь прожил. - Да как же не слышать, если это мой дед! Я ведь тоже Зайцев. - Вот так встреча! А я ведь с твоим дедом в друзьях был. Хороший был старик. Он меня многому обучил. Постой, а что ж тебя на похоронах не было? - А я в отпуске по путёвке был, на озере Шира. А то бы мы уже давно познакомились. Слышь-ка, это не ты радио ремонтировал? - Я… - Ну, так я о тебе много чего доброго слыхал. То-то смотрю, борода такая. Ну, конечно же, Генка-охотник. Угадал? - Угадал. - Ну, будем знакомы, Семён, Сеня. Попутчики пожали друг другу руки в радостном возбуждении. Всегда приятно встретиться в пути с человеком, у которого оказываются общие знакомые. - Ты, говорят, всех зверей в лесу в лицо знаешь. - А-а, всякое говорят, кому делать нечего. Но, если хочешь козлятинки, так я тебе доброго козла подстрелю. - Да Бог с ним, с козлом. Это мы как-нибудь потом договоримся, если надо будет. А если тебе какая лицензия понадобится, или карабин настоящий боевой захочешь купить, я тебе разрешение выхлопочу: у меня зять в милиции не последний человек. За такой оживлённой беседой незаметно пролетело время, и Генка собрался выходить у поворота на Усолку. - Нет уж, ты меня не обижай, я тебя прямо к дому подвезу. - Да зачем тебе это… - Как зачем? Как же я могу тебя не уважить, раз ты тот самый Генка? Вся моя родня о тебе только и вспоминала после похорон деда. Семён подвёз его прямо к дому, а Генка вручил ему в подарок пару лосиных рогов, найденных в тайге, но так и не ставших вешалкой. После смерти Гали было Генке уже не до того. - Бери-бери. Мне они уже ни к чему. Сделаешь вешалку и зятю подаришь. - Ну, так и быть. Спасибо тебе, дружище. Вот тебе мой адрес. Семён нацарапал несколько слов на бумажке, и Генка сунул её в карман. * * * Уставший с дороги и взбудораженный поездкой Генка проспал всё утро и встал уже после девяти. Не успев позавтракать, он заметил, что к его дому подъехал милицейский "Газик", из которого вышел моложавый лейтенант. Через полчаса Генка уже сидел против сурового капитана в райотделе милиции. - Ну-ка, Геннадий Николаевич, объясни-ка чётко и внятно, как попала к тебе музейная драгоценность большой исторической ценности, украденная из музея в Красноярске в прошлом году? - Какая-такая ценность. Ничего не понимаю. Причём тут я? И чего это Вы мне тычете? Я Вам в отцы гожусь. - Ну-ну, не валяй ваньку. Вишь, благородный какой, а сам ворованным торгуешь. А ну колись скорее, где взял золотую змейку? - Ты чего такого порешь, молокосос?! Змейку я продал в Красноярске, это правда. Только эта змейка моей жене ещё от её бабушки в наследство досталась. - Я тебе покажу молокососа! Иванов, а ну-ка повоспитывай этого невежду. Из соседнего кабинета вошёл могучий сержант и скомандовал "Руки за спину!". Генка, задыхаясь от возмущения, вскочил со стула и тут же получил страшной силы удар в солнечное сплетение. Сержант, не давая ему опомниться, скрутил ему руки назад и надел на него наручники. Генка долго не мог вздохнуть, и, казалось, вот-вот умрёт от удушья. Наконец спазм прекратился, и капитан, наклонясь над ним, заговорил медленно с расстановочкой: - Запомни, со мной грубить не-льзя. Это раз. Говорить нужно только прав-ду, это два. А теперь подумай, как следует. Как сле-ду-ет, слышал? Так вот отвечай чётко и ясно: где взял музейную змейку? Генка с трудом соображал, не понимая, как это вообще может быть, чтобы с ним так обращались? - Никакая она не музейная. Это личная вещь моей жены, наследство от её бабушки. Ни про какой музей не знаю. И что это за фашистские методы здесь у вас с невиновным человеком так обходиться. - Иванов! Дай-ка ему лёгкий урок. Генка потерял сознание не столько от боли последовавших ударов по голове, сколько от ощущения бессилия и возмущения произволом. - Очухался? Это всего-навсего лёгкий урок. - За что? Что я вам сделал? Что вы ко мне пристали?! - Генка не сдержался и навзрыд заплакал от обиды. - Обыщи-ка его, Иванов, может быть, у него наркотики в карманах есть. - Так точно, товарищ капитан. Вот наркотик и какая-то записка, адрес какой-то. Сообщник наверняка. Капитан пробежал глазами записку, и у него поднялись брови. - Ты вот что, Иванов, оставь-ка нас наедине. А сам возьми Сидоренко и дуй в Усолку, обыщи-ка его квартиру. Хотя, постой. Это потом. Иди, погуляй, я тебя позову. Страшный громила Иванов вышел, и Генке стало ощутимо легче на душе, хотя она по-прежнему болела нестерпимой болью обиды. - Откуда у тебя этот адрес? - Этот-то? Это приятель мой. Он вчера меня из Канска до дома подвёз. У него, кстати, зять здесь у вас начальником. Я ему точно пожалуюсь. Он тебе с твоим Ивановым покажет, где раки зимуют. - Ну что Вы так сразу горячитесь. Служба у нас такая, не представляете, с каким сволочьём дело иметь приходится. Давайте-ка, я Вас освобожу. Капитан расстегнул наручники и встал у окна, задумавшись. - Послушайте, это вправду змейка Вашей жены? - Да с чего мне врать-то? В жизни никогда не врал. Вся Усолка меня знает, у кого угодно спросите. - А давно Вы с Семёном Сергеевичем знакомы? - Да вчера и познакомились. Дед евоный, можно сказать, учителем мне был. Он у нас в совхозе жил, там и помер. - М-да… Ситуация, - в задумчивости произнёс капитан. - Значит так, Геннадий Николаевич. Я вас должен подержать в камере трое суток. - За что? - Да ни за что. Кто-то в Красноярске ошибся и дал на Вас ориентировку, что Вы продали украденную из музея вещь. Предупредили, что Вы будете отнекиваться и делать вид, что Вы не при чём, а потому на Вас надо, как следует, оказать воздействие. А я же вижу, что Вы не виноваты, но ничего поделать не могу. Я Вам отдельную удобную камеру организую, кормить Вас будем хорошо. А потом отпустим. Нельзя мне приказ не выполнить, понимаете? - Ничего не понимаю, за что я должен сидеть. - Это не сидеть. Это просто административное задержание. На Вас оно никаким пятном не ляжет. Посидите не более трёх дней, а я тем временем попробую доказать, что Вы задержаны по ошибке. Может быть, и раньше Вас выпустим. - Ничего не понимаю… - Ну не повезло Вам, Геннадий Николаевич. Такие змейки продавать - дело серьёзное. А чем Вы занимаетесь вообще, Геннадий Николаевич? Генка преодолел обиду и начал рассказывать о себе. Капитан его с интересом слушал и пытался догадаться, зачем понадобился этот чудак-отшельник самому Коню? Ничего путного в голову не приходило. Ну хранили родственники его жены старинную реликвию, ну продал он её - наверняка за бесценок, а дальше-то что? Неужели Конь думает, что у него таких змеек ещё навалом? Да разве стал бы человек с таким богатством жить, как этот Генка-охотник, дикарём в тайге? Капитан слышал уже давно об этом охотнике из Усолки, но не знал, что именно он попался на глаза Коню. А тут он ещё и приятелем его тестя оказался. Капитан тестя слегка побаивался - горяч тот сильно. Если с его дочкой что случится по его вине, не сносить ему головы - топором зарубит в гневе. Интуитивно ощущал капитан, что узнай тесть о его обхождении с Генкой, несдобровать ему наверняка. * * * Генка дико озирался в камере, не зная, что лучше: молча стерпеть или протестовать криком. Но, слыша гнусавые голоса из соседней камеры, непристойные вопли, Генка содрогнулся, подумав, что и он будет выглядеть подобно. Он улёгся на странные полати в полуметре от пола и уставился в потолок, стараясь найти оправдание своему задержанию и даже поведению милиционеров. А тем временем капитан вместе с сержантом Ивановым перевернули всё вверх дном в его квартире и во дворе. Самая большая ценность у Генки оказался старенький телевизор, если не считать оружия в аккуратном металлическом шкафу - всё той же "тозки" и двустволки "ИЖ-54". В подполье нашлись почти пустые бочонки с солёными груздями и брусникой. В кладовке - полупустой мешок кедровых орехов, которыми сержант тут же набил полные карманы. Подивившись чистоте в доме вдовца-отшельника, стражи порядка вернулись в Дзержинск без малейших улик. Рабочий день уже закончился, когда капитану позвонил сам Конь: - Ну что там, раскололся? - Говорит, что наследство от бабушки жены. Все родственники по линии жены умерли, как и сама жена. - Пусть не свистит, таких наследств не бывает. - Николай Степанович, я думаю, что он не врёт. Вы не представляете, что это за тип. Он вообще врать не умеет. Его здесь все знают, всю жизнь прожил в Усолке и всю жизнь охотничает. Это первый охотник в округе, безвылазно сидит в тайге. - Обыск сделал? - Сделал - совсем ничего. - Родственники какие-нибудь есть, дети? - Есть дочка, замужем, один сын, живут в Красноярске-26. - Вот чёрт, туда же никак не добраться… Слушай, потряси его, как следует, у тебя же есть специалисты, или тебе моих орлов на помощь послать? - Да нет, мои тоже дай Бог. - Ну ладно, утро вечера мудренее. Завтра в это же время. Не выпускай его ни за что. - Хорошо, до свидания Николай Степанович. * * * Конь бросил трубку, не удостаивая капитана ответом. Развалившись в мягком кресле, положив ноги на широкий стол из ореха, имитирующий стиль ампир, Конь задумался. Он не ожидал, что бородатый дед окажется охотником. Думал, что он какой-нибудь пчеловод или просто немытый деревенщина. Что-то не давало ему покоя, и он никак не мог понять, что его беспокоит. И тут его осенило. Охотник! Он может знать, где клад, о котором говорила его мать. Вот оно! Всё сходится. Охотится в том же районе, где лежит клад. Принёс бесценную вещь, когда деньги понадобились. Значит, он знает про клад и имеет к нему доступ! Он тут же направился к матери и стал выпытывать у неё все мельчайшие подробности, которые хоть как-то могли быть связаны с кладом. Глаша долго рассказывала ему, что ей было известно, но ничего нового Конь от неё так и не узнал. Разве только то, что самая глухая тайга лежит на северо-восток от Дзержинска, и проще всего в неё ходить из Чемурая. Он тут же позвонил капитану домой, несмотря на позднее время. - Слышь, начальник, этот бородач какое-нибудь отношение к Чемураю имеет? - К Чемураю? - у капитана похолодело в груди. Неспроста, видимо, Конь так заинтересован этим делом, тем более, что в сегодняшнем разговоре с тестем он выведал, что Чемурай незримо объединяет тестя с Генкой. - Да-да, к Чемураю! Я что, неясно говорю?! - Не знаю… - Ну, так узнай! Нет ли у него перекупщиков в Чемурае, как далеко от Чемурая он охотится? И вот что. Завтра я к тебе приеду. Буду ближе к вечеру. - Хорошо, Николай Степанович, буду рад. - Ещё бы ты был не рад. Конь не тратил время на всякие вежливые глупости вроде "до свидания". Вот и сейчас он бросил трубку и тут же распорядился приготовить на завтра джип и трём своим людям быть готовыми выехать на несколько дней в тайгу при полной амуниции. На следующий день капитан без особого труда выведал у обескураженного Генки всё, что Генка знает о чемурайской тайге. Узнал и о лесном человеке, о котором он что-то мельком слышал в детстве. * * * Конь с тремя своими охранниками появился в кабинете капитана в пятом часу. После короткого обсуждения Конь выдал ему две тысячи долларов и распорядился Генку выпустить и отвезти домой. О дальнейшем он позаботится сам. Капитан, замявшись, заговорил: - Николай Степанович, только у меня просьба… - Не дрейфь. Всё будет тихо. На тебя никто ничего не подумает. Через час Генка был у себя дома. Он не видел, что за отвозившим его "Газиком", которым управлял сам капитан, неотступно двигался новенький роскошный джип "Ниссан".   (продолжение следует) .