Cыcкнoe бюрo

Павел Амнуэль, Иeруcaлим

– Вообще-то, – сказал старший инспектор Хутиэли, – у них там своя группа расследования, посольство – не израильская территория. Но посол обратился к генералу, они с ним знакомы не первый год, и попросил содействия. А генерал, естественно, приказал нашему отделу. Поезжай, разберись.

Когда полицейская машина подъехала к дому, где располагалось посольство Германии, Дихтера поджидали патрульный Добман и мужчина в штатском, как потом оказалось – руководитель службы безопасности посольства Рудольф Бергман.

Рассказ его был коротким и мало что прояснял.

Вечером посол устроил прием в честь полета немецкого астронавта на борту американского челнока. Все было как обычно – небольшая речь, фуршет, приватные беседы. Напитки, естественно, разносили вышколенные официанты, приглашенные из гостиницы "Хилтон".

Французский консул Арман Легран отделился от толпы, чтобы побеседовать о делах с немецким коллегой Вингвассеном. Они отошли в дальний угол гостиной и стояли там, тихо переговариваясь. Когда они взяли у проходившего мимо официанта бокалы с вином, Виндгассен вспомнить не смог – прошло довольно много времени.

Сделав очередной глоток, Легран поставил бокал на деревянный барьерчик, около которого происходила беседа, но несколько секунд спустя лицо француза приобрело землистый оттенок, он захрипел, схватился за горло...

Когда через пять-шесть минут прибыла "скорая", сделать было уже ничего нельзя. Консула увезли в больницу, но он скончался в дороге на руках парамедиков.

– Вы полагаете, что это отравление? – спросил инспектор.

– Без сомнения, – сказал Бергман. – Мне хорошо знакомы внешние признаки. Синтетический яд, очень сильный, достаточно растворить миллиграмм в стакане воды или вина, а потом сделать всего один глоток. Смерть наступает в течение четверти часа.

Бергман и Дихтер вошли в зал, где происходил прием. Бергман подвел инспектора к деревянному барьерчику, отделявшему общий зал от стоявших отдельно кресел. На краю барьерчика стояло два наполовину опорожненных бокала.

– Легран пил из этого, – показал Бергман. – Это известно со слов Виндгассена.

Появился эксперт Хан и сразу приступил к делу.

– Давайте пока поговорим с господином Виндгассеном, – предложил Дихтер. – Только не здесь, найдите свободную комнату.

Несколько минут спустя инспектор сидел за столом в комнате секретаря посольства, а Бергман, приведя Виндгассена, примостился на диванчике. Разговор шел по-английски, и Дихтер напряженно переводил в уме.

– Расскажите, пожалуйста, как было дело, – попросил он. – Я бы не хотел вас прерывать, поэтому вспомните каждую деталь, вы же понимаете, как это важно.

– Конечно, – пробормотал Виндгассен. – Мы говорили с Арманом об одной совместной программе. В центре зала была толчея, и мы отошли к барьеру. Я не помню, когда проходил официант, мы взяли по бокалу и продолжали разговор. Делали глоток и ставили бокалы на барьер.

– Кто-нибудь проходил мимо? – спросил Дихтер. – Я хочу сказать: была ли у кого-нибудь возможность незаметно для вас бросить капсулу с ядом в бокал господина Леграна?

– Конечно! – энергично кивнул Виндгассен. – Не знаю, как Арман, но я вообще не обращал внимания на свой бокал. Когда хотелось, брал его, делал глоток и ставил на место. Беседа была интересной, и меня не интересовало окружающее. Думаю, что и Армана тоже.

В дверь постучали, и в комнату вошел Хан.

– Инспектор, – сказал он, – можно вас на минуту?

Бергман сделал предостерегающий жест, и Дихтер понимающе кивнул.

– Говори, Рон, – сказал инспектор. – Здесь все свои.

– Видите ли, господа, – с некоторым смущением сказал Хан, – в бокалах, что были мне предложены, нет никаких следов яда. Возможно, я ошибаюсь, поскольку проводил анализ, как вы видели, в полевых условиях, но вероятность ошибки невелика. В вине, конечно, может быть яд, но не такой, чтобы убить человека за несколько минут.

– Вы хотите сказать, – нахмурился Бергман, – что господин Легран умер не от яда?

– О! – воскликнул Хан. – Я лишь хочу сказать, что яда не было в вине. Господин Легран был отравлен иным способом. Об этом же свидетельствуют отпечатки пальцев. Их всего два типа. Один принадлежит Леграну, а второй, скорее всего, – официанту, разносившему напитки. Других отпечатков нет.

– Это невозможно! – воскликнули одновременно Бергман и Виндгассен.

– Арман ничего не брал в рот, кроме вина, – добавил консул.

– Я взял оба бокала, – сказал эксперт, – и сделаю надежный анализ. Часа через два будет известно точно...

– Насколько я знаю Хана, – сказал инспектор, когда эксперт вышел, – окончательный результат не будет отличаться от предварительного.

Они вышли в холл, и Бергман обратился к стоявшим в отдалении мужчинам:

– Господа, инспектор Дихтер хочет поговорить с сотрудниками и гостями. Пожалуйста, сотрудники пусть пока пройдут в приемную, а гостей приглашаю за нами.

Гостей было двенадцать человек, и пятерых Дихтер отправил домой, поскольку сразу выяснилось, что они все время, когда Виндгассен беседовал с Леграном, стояли на балконе, это подтвердил и Бергман. Осталось семеро: аргентинский военный атташе, два сотрудника британского посольства, испанский и шведский консулы, и двое французов, пришедших с Леграном. Дихтер решил начать с французов.

Первым вызвали Мишеля Бонье, секретаря, работавшего с Леграном уже около десяти лет.

– Вы наблюдали за консулом? – спросил Дихтер. – Вы с ним так давно работаете, что хотя бы краем глаза должны были...

– Конечно, – кивнул Бонье. – Мы с Клодом бродили по залу, знакомых не было, и нам приходилось развлекать друг друга. Я видел, как господин консул беседовал с немцем.

– Кто-нибудь подходил к консулу так близко, чтобы... Ну, может быть, мог коснуться его рукой... Или иным предметом?

– Иным предметом? – удивился Бонье. – Нет, конечно! Зачем?

Вторым Дихтер вызвал Клода Фаринеля, работника консульского отдела. Фаринель выглядел подавленным, что было естественно, но в выражении его лица Дихтеру почудилось что-то еще – озабоченность или удивление, или обе эти эмоции, а может, просто похожие.

Фаринель вспомнил не больше, чем его коллега, но выражение удивления не покидало его лица, и Дихтер в конце концов поинтересовался:

– Может быть, вам что-то показалось странным? В поведении гостей и хозяев, например?

– Вы спрашиваете... Человека убили на моих глазах...

– Вы видели, как господин Легран пил из своего бокала?

– Нет, – покачал головой Фаринель. – Я подошел потом, когда он упал и... Я еще удивился...

– Удивились? Чему?

– Почему он пил "кармель"? Официанты разносили хевронское вино, я сам пил именно хевронское и видел, как консул брал себе бокал с этого же подноса. Почему в бокале консула оказался "кармель"?

– Это вас и беспокоит все время? – тихо спросил Дихтер.

– Да, я все время думаю... Если кто-то подменил бокалы, консул должен был это понять, он знает толк в винах.

– Допустим. Но вы-то из его бокала не пили! – вмешался Бергман. – Откуда вам известно, что в бокале консула оказался "кармель"?

– Я дегустирую вина с юности, отличу на цвет и уж тем более по запаху любые сорта – израильские во всяком случае наверняка. Когда я подошел к консулу после... В бокале у него был "кармель", а не "хеврон".

Могло ли иметь какое-то значение то, что сказал француз? Но ведь есть факт, о котором Фаринель не знал: яда в бокале Леграна не оказалось. И бокал не был подменен – на стекле следы пальцев консула. Консула и...

Через несколько минут перед Дихтерем и Бергманом сидел Шауль Разикович, официант, разносивший напитки.

– Вы давно знали Леграна? – спросил инспектор. – Отвечайте, пожалуйста, правду, поскольку все, что вы скажете, может быть использовано против вас.

– Меня в чем-то подозревают? – нахмурился официант.

– Да, в убийстве. Только вы могли подменить вино в бокале Леграна уже после того, как консул выпил. На бокале ваши отпечатки.

– Я разносил напитки и, естественно...

– Вы воспользовались суматохой, когда все бросились спасать Леграна, и на бокал никто не обращал внимания. Но вы не очень разбираетесь в винах. Для вас нет разницы – во всяком случае, в цвете – между красным "кармелем" и красным же "хевроном". Вот вы и налили в бокал из другой бутылки...

– Мы эту бутылку все равно найдем, – вставил Бергман.

– Хорошо, что этот тип сломался почти сразу, – сказал Дихтер Хану, когда вернулся в управление. – Иначе с ним пришлось бы повозиться.

– Ты так хорошо разбираешься в винах? – удивленно спросил эксперт.

– Абсолютно не разбираюсь. Но Фаринель действительно большой знаток, я это успел проверить, устроил ему небольшой экзамен. И в мотиве разобрался.

– Женщина?

– Как ты догадался?

– А что еще может свести французского консула и израильского официанта?

– М-да... – пробормотал Дихтер. – Как говорят эти французы: шерше ля фам.