Руслит
|
|
Владимир Усольцев, Прaгa, Чexия. Пока ничего не горит... Июль в Минске чаще всего бывает дождливый. Неделями небо затянуто плотным слоем облаков, из которых без конца сыпется мелкая водяная пыль. Но в этом году сбилась небесная канцелярия с графика и перенесла, очевидно, поставки воды на Белоруссию на следующий месяц. Вместо положенного дождя Минск заливало солнечное сияние, загоняя редких прохожих в тень. Именно в эти несносные знойные дни приехал в Минск прогуляться по знакомым местам бывший рядовой вермахта, а ныне пенсионер Краузе. Краузе бывал в Минске в первый месяц войны с Россией, затем его часть двинулась дальше на восток. С востока его всего забинтованного, но живого привезли назад в Минск - в госпиталь. Ему повезло, а большинству его камарадов вообще не довелось вернуться с востока. Из госпиталя инвалид Краузе был навсегда отправлен в фатерланд. От войны у него остались самые недобрые воспоминания. Только чувство огромного облегчения, что война для него закончилась, оставалось светлым островком в его памяти. Ну, а Минск, где он снова встал на ноги, рисовался ему благословенным местом. Прошло почти сорок лет. Краузе спокойно и счастливо жил на свою пенсию и с удовольствием путешествовал по свету. Устав от Европы, где уже не оставалось для него ничего интересного, Краузе вспомнил про Минск. И вот, проклиная палящее солнце, турист Краузе стоит в центре Минска с картой города в руках и никак не может сориентироваться. Ему захотелось вернуться в гостиницу, но он не мог сообразить, идти ли ему вперед или назад, влево или вправо. Настала странная гнетущая тишина. Казалось, все вымерло. На улицах ни души, только унылые желтые дома и огнедышащий асфальт. Краузе стало не по себе, и он почувствовал себя единственным живым существом во Вселенной... Но вот впереди, из ворот какого-то гаража вышел солдат, снял с себя гимнастерку и растянулся на лавочке перед странной формы зданием, окрашенным в грязно-красный цвет. Солдат явно нарушил все уставы, выставив голое брюхо под солнышко. Краузе не нравилось, когда нарушаются уставы, но он захотел поскорее избавиться от одиночества и непроизвольно потянулся к солдату. Медленно приближаясь на изуродованных, разной длины, ногах к нарушителю дисциплины, Краузе мучительно размышлял, как бы спросить этого русского солдата попонятнее, как ему попасть в гостиницу, название которой он постоянно забывал и, как на грех, забыл и в этот раз. Несмотря на то, что он побывал в России в своей военной молодости, он не знал по-русски даже «руки вверх!». Краузе не смог ничего придумать и заговорил, как умел: «Guten Tag, Hotel... Hotel...». При этом Краузе тыкал пальцем в карту, где все было написано по-русски, а значит совершенно бессмысленно для него. Солдат вскочил со скамейки и заговорил. Солдат говорил, а Краузе медленно оседал в обмороке. Русский солдат заговорил с туристом Краузе на великолепном немецком языке, имевшем лишь легкий акцент. • Вы кто, немец!? - спросил Краузе курносого солдата, явно русского лицом. • Нет, я пожарник. • Как пожарник!? Вы же в солдатской форме! • Правильно, у нас все пожарники в солдатской форме. Краузе забыл про гостиницу. Ему показалось, что ему все это снится. Оглядевшись вокруг и увидев все ту же палящую пустоту вымершего города, он с горечью подумал, что это все-таки не сон. • Так это у Вас такая альтернативная служба. Вы отказываетесь брать в руки оружие? • Я бы отказался, но мне, хочешь, не хочешь, осенью в армию на два года идти. • Так почему Вы сейчас в военной форме!? • Я же Вам говорю, что у нас все пожарники носят военную форму, но они не военные, а пожарники. • Ничего не понимаю. Стойте, а почему Вы так здорово говорите по-немецки!? • А у нас все пожарники говорят на иностранных языках. Вот в нашей команде, например, все говорят по-немецки. • Но почему??? • Э, да Вы не знаете, как тяжело стать пожарником! Кто не умеет говорить на иностранных языках, те идут куда-нибудь на заводы работать, а в пожарку без иностранных языков принимать запрещено. Краузе внимательно смотрел на курносого солдата и ничего не мог сообразить. Куда он попал? Зачем пожарникам иностранный язык? Видя полную прострацию Краузе, солдат заговорил: • Да Вы, я вижу, мне не верите. Ну вот смотрите: эта униформа на мне? На мне! Это – пожарка? Пожарка! Я говорю по-немецки? Говорю! Так что Вас не устраивает? • Этого не может быть, - Краузе все еще оставался в обалдении. • Ну хорошо, я Вам сейчас докажу. Сейчас я позову своего напарника. Солдат исчез в калитке и через мгновение вышел в сопровождении долговязого брюнета, одетого в такую же форму. Курносый слегка обиженным тоном сказал долговязому на немецком: «Вот, Коля, этот господин не верит, что наши пожарники обязаны владеть иностранными языками. Расскажи-ка ему что-нибудь о творчестве Шиллера». Коля не стал ломаться и заговорил с Краузе на таком же замечательном уровне, как и курносый, не забыв поздороваться: • В самом деле, пока ничего не горит, и мы свободны, почему бы нам не поговорить о «Разбойниках»? Или Вам ближе другие, более современные авторы? • Э-э..э.. Так это правда!? • Ну неужели Вам надо всю команду вызывать? Так они не пойдут, они в домино режутся. Внезапно внутри здания раздался пронзительный звон, из калитки высунулся еще один молодой солдатик и закричал: «Тревога, наш выезд!». Тут он заметил Краузе, принадлежность которого к немецкому туристическому сообществу была более чем явной, и быстро бросил ему по-немецки: «Извините, тревога». Все три солдатика исчезли. Через десять секунд рывком распахнулись ворота и из них вылезла наглая морда пожарной машины. Заревел оглушительный сигнал. Из кабины за спиной водителя высунулась рука что-то кричавшего курносого, но что он кричал, услышать было нельзя. Краузе непроизвольно пошел вслед за пожарной машиной. Выйдя на перекресток, он увидел в сторонке такси. Он вспомнил название гостиницы и через пять минут был в спасительном холодке гостиничного вестибюля. Краузе тут же хотел выложить пережитую им невероятную историю своим попутчикам, но воздержался. Накануне он обиделся на всю свою группу, потому-то и бродил он один. Они, конечно же, ему не поверят и только посмеются над ним. Вернувшись в родной Нидербрах – тихую деревню недалеко от Висбадена – Краузе долго не мог решиться рассказать землякам о фантастической встрече у пожарки, все так же опасаясь быть осмеянным. Когда же, в конце концов, он решился поведать об этом своим приятелям по скату (популярная карточная игра типа преферанса), они высмеяли его самым безжалостным образом. Краузе страшно разгорячился, вскочил с места, разбил кружку о стол и стал кричать, как помешанный. Внезапно он осекся и рухнул без сознания. От гипертонического криза он оправился через две недели. Целая делегация карточных партнеров и приятелей навестила его в больнице, и сообщила ему, что они ему поверили. Не стал бы тихий и добропорядочный Краузе бить посуду и волноваться чуть ли не до смерти, если бы речь шла всего-навсего о вранье. Так эта история стала предметом дискуссий всей деревни и за ее пределами. Что за мозги у этих русских, зачем пожарным иностранные языки!? Ответ так и не нашелся... А в Минск точно по расписанию пришел август, и небесная канцелярия спешила наверстать упущенное. Целую неделю с неба не сыпалось, а лилось, и конца этому водонизвержению не было видно. Несмотря на унылую слякоть в целом мире, в кафе «Березка» три друга, три выпускника переводческого факультета Минского иняза, весело отмечали окончание работы в пожарке, помогавшей им укреплять скудный студенческий бюджет в течение последних трех лет. И особенно они веселились, вспоминая Краузе и представляя себе, как тот будет бить себя в грудь и доказывать с пеной у рта, что в СССР все пожарники владеют иностранными языками. Мир все-таки очень тесен. Я услышал эту историю от одного из тех бывших пожарны x , когда, будучи министерским чиновником, принимал его на работу. Лет пятнадцать спустя я услышал ее отголоски в ресторанчике в Нидербрахе, куда меня совершенно случайно загнала гигантская пробка на автобане. Хозяин ресторанчика заметил необычные номерные знаки на моем «Пежо» и, узнав, что я из Минска, тут же спросил, а правда ли, что в Минске все пожарны e обязаны владеть иностранными языками? Я тут же сообразил, в чем дело, и, сдерживая улыбку, ответил как можно серьезнее: «Нет, не все. Пожарным, если повезет, можно стать и с дипломом философского факультета». |
|
|