Гoлoc из-зa рeчки

Aлeкcaндр Лeвинтoв, Mocквa Прoлeтaя нaд рoмaнoм вeкa Феномен нашей жизни – во все времена, а в последние сто лет особенно – вызывает собой мучительный соблазн и любопытство нас самих и окружающих нас: «неужели такое возможно?». И мы и мир вместе с нами живем в этом недоумении и изумлении от невероятного нашего искусства жить несчастливо, невыносимо несчастливо. И у нас, живущих на этом огромном и угрюмом острове, есть, помимо знания собственно жизни, два зеркала, отражающих это невероятное существование: собственная литература и мировая литература. Они очень разные.  «Мы» Замятина, повести и роман М. Булгакова, «Доктор Живаго» Б. Пастернака, произведения Шаламова, Гроссман, Солженицина, А. Зиновьева и других – суровая и беспощадная правда о нас самих, о нашей жизни: «да, это так!». Западная литература представляет все это более символично, более аллегорично, но и про эти, по большей части фантастические произведения мы с уверенностью говорим: «да, это так!», узнавая себя и признавая их: «Слепящая мгла» Кестлера, «1984» Оруэлла, «Пролетая над гнездом кукушки» Кизи, «Властелины кольца» Толкиена, «Скотный двор» Шекли и другие. Написанный в 1948-ом, прочитанный в конце 80-х, как теперь воспринимается программный роман этого жанра «1984» – как прошедшая история или бесконечный имперфект настоящего? Настоящий комментарий – попытка ответа на этот, в сущности, покаянный вопрос: так свершили мы покаяние и очищение или продолжаем гнить и гноиться в мерзости сталинизма?   Исходная предпосылка    Трехзвенная модель общества, принятая на вооружение Дж. Оруэллом, была описана еше Платоном, постоянно воспроизводилась в истории на всем ее протяжении, в новейшее время представлена схемой Самойлова в «тюремном социуме» («вор-мужик-козел») и француза А. Турена («социальный актро-социальный агент-социальная жертва»), однако для меня, интересующегося антропогенезом, именно переход от трехзвенной модели к так называемой «бушменской», четырехзвенной («вождь-жрец-воин-шут») обозначил грань, отделившую стаю приматов от человеческого общества. Человек, уверяю вас, произошел от совести, и носителем совести, этическим лидером был жрец. То, что мы до сих пор встречаемся с трехзвенными социальными моделями, свидетельствует: 1) мы все еще в процессе антропогенеза и 2)чем примитивней общество, тем вероятней в нем трехзвенная модель, что блестяще доказывается Дж. Оруэллом в его «1984».    Цели «средних» всегда двояки – с одной стороны, подняться выше на социальной лестнице, с другой, – не упасть ниже, не оказаться в опасной близости от параши. И только «Униженные и Оскорбленные» знают подлинную цену и ценность справедливости, для них фатально недостижимой, разве что с помощью огнива, феи или благодаря щучьему велению.  На мой, не очень просвещенный, взгляд все дело не в вере в себя или управленческих способностях, а в знании будущего, распределенном явно неравномерно среди людей (это легко устанавливается экспериментально). Тот, кому дано видение будущего, не рискует: риск есть плата за незнание будущего. Тут неизбежен вопрос: почему одним дано это знание, а другим нет? Все мировые религии, а также многие языческие культы запрещают человеку знать будущее и оставляют прерогативу этого знания мертвым. Те из живых, что ближе всех к миру мертвых (не по возрасту, а именно по сопричастности к нему), и формируют уровень «высших». Нами правят мертвецы – и книга Дж. Оруэлла об этом.   Как странно… вот и Дж. Оруэлл заговорил о власти мертвых, а выглядит таким рационалистом… Таким образом, «верхние» мистически связаны с миром мертвых, средние – яростные реалисты и вместе с тем вынуждены пребывать в постоянной и тревожной двойственности, раздвоенности своих жизненных интересов и ожидание, «низы» же жаждут чуда, а все вместе живут мифом – единства веры, национальности и места пребывания.    И все-таки история знает пример многовекового равенства нищих – община кумранских ессеев, дохристианский и раннехристианский коммунизм, царство равенства и справедливости.   Роль мелкой личности в беспросветной истории   Увы, многовековая история России свидетельствует: чем ничтожней, невзрачней или ненормальней правитель страны, тем больше в нем самовластия, всесилия и веры в свою исключительность. Придуманный Гофманом Крошка Цахес в России репродуцировался множество раз: Иван Грозный, Гришка Отрепьев, Петр 1, Павел 1, Ленин, Троцкий, Сталин, Путин. Другие народы как-то исхитрились иметь в своей истории не более одного-двух Крошек Цахесов. И именно ничтожность этих фигурантов нашей изможденной ими же истории объясняет формирование вокруг каждого из них антиаристократического клана: если короля делает свита, то пахана – кодла камеры. Теперь мы называем их олигархами. До того – членами Политбюро, Григориями Распутиными, Аракчеевыми, Александрами Меньшиковыми, Малютами Скуратовыми и прочими опричниками.    Каждый раз, читая ныне «1984», мною забывается, что это – фантазия, написанная в 1948 году, настолько актуальны идеи Дж. Оруэлла сегодня. Не следует при этом упускать только два очень важных момента: 1)             олигархия – это не только совместное владение львиной долей собственности, это – власть. В этом смысле современные российские олигархи – все те же 400 воров в законе, держащих весь криминальный мир в своей узде 2)             наши олигархи не имеют никакого опыта владения, а, стало быть, ответственности за захваченные ими собственность и власть: отсюда их постоянные попытки украсть у самих себя, боязнь собственного всесилия и почти паталогический страх критики и оппозиции.         В отличие от утопической страны Дж. Оруэлла в реальной России власть непобедима и неуязвима, хоть каждый год устраивай перестройки. Весь этот нехитрый фокус строится на том, что в странах западной демократии допускается критика властей (и роман Дж. Оруэлла тому свидетельство), а в нашей стране ругать власти можно, а критиковать – нельзя. Голос разума – самое страшное в нашей стране, а брань и мат – да сколько угодно! И опять и опять – из уроков отечественной истории. Городское вечевое самоуправление существовало только в мирные периоды, на случай же войны в города приглашались варяжские (=вражеские) конунги, князья. Чтобы сохранить свою авторитарную власть, они сговаривались между собой о междуусобицах. Авторитарный режим, уже целое тысячелетие существующий в России, непрерывно питает себя войнами, страхом войны, военными угрозами. Война – это прежде всего способ удержания власти. Например, Чеченская война.   Принцип партийности в культуре и образовании   Пятнадцать лет блуждания России без КПСС благополучно завершились: в стране сформировалась и прочно утвердилась система «полторы партии»: одна «Единая Россия» и 0.5 – все остальные партии. Единоросы в своих ближайших планах видят назначение ими парламентов, правительств, губернаторов и президента. А 0.5 призваны кордебалетно демонстрировать демократичность устройства страны. Еще один рефрен, слышимый нами и в романе и еще чаще в жизни: «ну, некем заменить нам Старшего Брата»: мы слышали это и про клинического параноика Сталина, и про чудотворца Хрущева, и про орденоносного Брежнева, и про всадника без головы Горбачева, и даже про запойного Ельцина, слышим это и сегодня… И правящая партия, она же партия власти озабочена культурой  и образованием: культурой своего господства и образования спецнарода, покорного этому господству. А вот тут уже Дж. Оруэлл замахивается на наше самое святое: на реформы образования, превращающие это образование в пэтэушное, а также на спаивание населения (достаточно сравнить рост цен на водку и на любые другие товары и услуги, включая бани и лекарства, чтобы понять – водка дешевеет прямо на глазах). Мотив партийных действий всегда один – этический. Исходя из этических соображений (см. «Историю КПСС», дискуссию об этике на Х-ом партсъезде, в частности, речь Н.К. Крупской), из необходимости формирования пролетарской этики=этики неимущих, строилась экономика и жизнь страны: проводилась коллективизация и индустриализация, строились безликие дома и города, поля вытягивались за горизонт, а границы устанавливали аж по Северный полюс. Из этических соображений нам впаривали не только искаженное прошлое, но и искаженное настоящее: в букваре на 1940\41 учебный год была фотография «Гитлер – лучший друг советских детей», а из газетного лексикона были изъяты слова «нацист» и «фашист». Этическими соображениями объясняются по сути все действия нынешних властей. А вот что это за соображения – вспомните печально знаменитую фразу Рональда Рейгана. Новояз Оруэлла – это наш родной, которому нас обучают с младых ногтей.   Яркий пример отечественного двоемыслия: где-то в 50-е один бойкий и наглый студент философского факультета МГУ в перерыве подошел к профессору: - уважаемый Так Такович, в своей лекции Вы утверждаете, что в русском языке слова не соответствуют понятиям, а я вот прочитал Вашу давнишнюю, еще дореволюционную статью на эту же тему, так там Вы утверждали прямо противоположное. Когда же Вы ошибались: тогда или теперь? - Я, батенька, и тогда был прав и теперь: я ж о разных языках говорю. Спустя полвека «жить по понятиям» стало означать «жить по законам воровского мира». Куда ты ведешь нас, безумный язык? Двоемыслие, самостопы мышления, новояз породили пугающую интеллектуальную пустоту. И мы демонстрируем странную фантасмагорию, до которой не додумались ни Мишель Фуко, ни Дж. Оруэлл: в нашей стране иметь свое мнение просто невозможно, никому, в том числе и Верховному. Мнение подменено реакцией на чужие мнения, возникающие не внутри страны, а за ее пределами. Те немногие в стране, что имеют свое мнение, лишены либо голоса, либо пространства (в вакууме звуки, как известно, не распространяются). Поразительно, но мы лишены голоса и мнения даже на кухне.     Законы или игра без правил   Кому-то, в частности, Оруэллу, кажется неудобным первый тайм играть в футбол, а второй – в шашки. А мы – ничего, уже привыкли. Вчера, например, за предпринимательство давали от четырех до восьми, сегодня – сажают в думское или губернаторское кресло. Вчера смотрели на «Красных дьяволят» как на народных мстителей, сегодня – как на бандитов, позавчера Павлик Морозов был мучеником, вчера – изувером типа «Плюмбум», сегодня – опять наше все. И Сталин, благополучно пережив и переждав разоблачение культа своей личности, возвращается к нам национальным героем и Отцом всех народов.   То, что мы называем законами, таковыми не являются. По простой причине: закон – это то, что исполняется независимо от его знания. Мы выполняем все три закона Ньютона, хотя большинство людей уже спокойно и навсегда забыло, что F=ma. Точно также мы следуем экономическим законам, например, закону тезаврации денег, хотя 99% людей ни разу не слышали об этом законе. Все наши «законы» – одноразовые фитюльки, нечто вроде флоппи-дисков, легко сменяющих друг друга в компьютере, по мере чьей-то необходимости, а не необходимости вообще.      «Изменчивость прошлого – главный догмат ангсоца»  – выносит вердикт Оруэлл. Изменчивость прошлого – следствие отсутствия будущего, не идеологии будущего, а будущего в его онтологической, логической и, главное, топической яви и ясности. Мы играем и в свое будущее, и в свое прошлое, и в свое настоящее: мы играемся… жить-то когда будем? Или так в имитациях и протянем до второго пришествия? Не надо думать, что «Мы» Замятина, «1984» Оруэлла, «Слепящая мгла» Кестлера или другие, подобные им антиутопии, написаны с антикоммунистических позиций. Оглянитесь – это опять про нас. То, что для них – изящная антиутопия, для нас – дурная и рвотная реальность. Мы ничего не изжили – да мы и не могли ничего в себе изжить, не принеся покаяние. И потому не стоит тыкать пальцем в Горбачева, Ельцина, Путина, Жириновского – они всего лишь плохие актеры. Драму своей истории мы пишем сами. Упорно и нелепо упорствуя в сюжете и характерах.