Игорь Кузнецов, Кемерово.

Медленный день

1.

С утра мы с Сашкой опять искали работу. Мы искали ее уже вторую неделю. Звонили по телефону. Спрашивали, нужны мы или нет. Мы никому не были нужны. 19 и 21. Ему 19, мне 21. Молоды и полны сил. Молодость и сила никому не нужна. Всем нужны – высшее образование и опыт работы. Можно чистить кирпичи: 60 копеек за кирпич. Саня посчитал на калькуляторе – за сто кирпичей он получит 60 рублей. Но мы не знали, сколько времени нужно затратить на один кирпич. Поэтому не стали звонить по объявлению. Потом я набрал еще один номер, подчеркнутый в газете – «Курьерская доставка по городу». Трубку взяла женщина, и странным, потусторонним голосом сообщила, что нужно решать такие вопросы с директором – кем я буду – решит он. И что офис их находится в центре, нужно пройти через магазин «Семена», вглубь здания, кабинет номер 3. Я уже хотел повесить трубку,  а она с интонацией Штирлица проговорила – «Половина седьмого, не опаздывайте…».

Кирпичи и секретные курьеры. Это было слишком. Саня все время говорил, что ему нужен график. Сутки/двое, а еще лучше – сутки/трое. Я тоже хотел так. Саня не понял.

            - Тебе, - говорит, - какая разница? Ты же не учишься.

А я не хотел работать каждый день. Я хотел сидеть до трех-четырех часов ночи, и спать до полудня. Я не хотел, чтобы наступил конец света. А он скоро наступит. Во-первых, Саня говорит, что второй день в транспорте нет кондукторов; во-вторых, мусорные машины не вывозят мусор из больших помоек во дворах. В-третьих, Саня звонил Ирке и мне, и у нас обоих отключен домашний телефон за неуплату.

Вокруг одни неприятности. Саня жаловался, что у него болят яйца. Я говорю, что надо больше трахаться. Он сухо соглашается.

Я хотел простых вещей: чтобы не оттяпали компьютер за неуплату кредита и чтобы включили обратно телефон. Чтобы отправить резюме, нужно было указать контактный номер. А если я его укажу, и мне позвонят. Скажут: «Дерьмо! У парня нет денег даже за аппарат платить». И не возьмут на работу.

Правда, один раз я ездил со Стасом на стройку. Хотел устроиться подсобным рабочим. Стас говорил, что имеет до восьми штук в месяц. Но пока ехали, Стас сказал, что не хочет сегодня работать, и я тоже не пошел. Потом оказалось, что рабочий день составляет 12 часов, и без выходных можно дойти до потолка в восемь тысяч. Но звук работающего компрессора, и расхваленная одним моим товарищем–медиком вонь ожогового центра доконала. Я захотел домой. К Тане, и играть в компьютер. Наверно, я не мужик. Сопляк. Пацан с мозгами пятнадцатилетнего.

Мы звонили долго. Потом настроение совсем испортилось. Я говорю Сашке:

- Выпить хочешь?

- Ты совсем больной?

Мы закурили на балконе.

- Не, Сань, правда, как-то хреново, наверно, лучше не пить совсем…

- Выпили уже позавчера.

- Да. Жарко было.

- Я чуть не умер потом, в Политехе.

- Дорога в ад выстлана женскими кофточками.

- Ну тогда уж бельем женским…

- Не, ты не понял меня.

2.

Дорога в ад выстлана женскими кофточками. Беленькими. Без рукавов. Мятыми. Которые надо погладить.

В понедельник вечером, мы с Санькой опять искали работу. Потом решали, что сделать с тридцатью рублями: купить газету с вакансиями или пропить. Я ему доказал, что в понедельник не выходят свежие газеты, и мы купили пива. Потом я помогал переписывать лекции. Вечером зашли в магазин, купили выпивки и вернулись ко мне. А позже позвонила Таня.

- Привези, говорит, - кофточку. А то мне в этой жарко.

А я забыл про эту кофточку, она еще и утром просила.

- Тань, поздно уже…

- Ну, мне тут вообще невозможно, я еще и болею.

- С утра надо было думать, в чем на работу ехать.

Наверное, голос у меня был пьяный. Таня что-то почувствовала, или типа того. Интонации у нее изменились.

- Ладно, не надо, извини, - сказала.

Мы потрепались еще минуту и повесили трубки. Она в баре на Советском повесила трубку, а я на четвертом этаже позорного пятиэтажного дома. Хрен с тобой, бар на Советском, подумал я.

Но настроение было уже не то. Я поделился проблемой с Сашкой. У нас была дилемма – выпить водку до того, как ехать с этой кофточкой к Тане, или позже. Мы взвешивали все «за» и «против», проводили мозговой штурм, почти по методу Дельфи. Пока решали, выпили водку. Решили поехать. Саня вообще сказал:

- Если бы я на твоем месте был, то – девушка попросила, отвез бы…

Потом подумал, затянулся, и добавил:

- Хотя, Таня не совсем твоя девушка, она… живете вместе, как жена.

- Вот-вот, - я согласился.

Потом подумал. Какого хрена. Если я год живу с любимой, я что, не могу ее просьбу выполнить, сделать приятное. Я покурил, и почувствовал себе кем-то. У меня такое бывает – чувствую себя кем-то. Я расправил плечи, тряхнул головой. «Поехали», говорю Сане. Но сначала позвонил.

- Добрый вечер, Татьяну могу услышать?

- Она вышла. Позвоните чуть позже, - охранник вроде бы ответил.

Я позже, через пару минут перезвонил.

- Какую, Таня, кофточку тебе?

- Да ладно, уже не надо…

- Да ладно тебе, скажи какую?

- Ну, там, в шкафу. Такая беленькая, без рукавов.

- О’кей.

- Только она мятая…

- Что, еще и погладить? – я не хотел сказать с сарказмом. Так вырвалось просто. Я вообще не хотел ее обидеть. Но Таню зацепило.

- Я же говорю не надо.

- Ты хочешь, чтобы я приехал?

- Да.

- Ну и все. А пивом угостишь?

- Если ты за этим, то можешь не приезжать.

Ее голос совсем заморозился. Система «ноу фрост», холодный голос и никакого, на фиг, инея.

- То есть, ты не хочешь, чтобы я приехал.

- Не хочу.

Мы опять повесили трубки. Она – в баре. Я – сами знаете где. Я разозлися. Пересказал беседу Сане. Предложил нажраться, как дикие свиньи. Он ушел в семь утра. Я до восьми слонялся по квартире с бутылкой «Арсенального крепкого» в руках. Того, в рекламе про настоящих мужчин. Я – сопляк, не достойный пить это пиво, подросток, который еще… Я слонялся долго, как призрак, как пьяный призрак. Призрак алкоголизма бродит по квартире. Потом заснул.

3.

Звонок в дверь. Я в одних плавках, напяливаю на себя танькин оранжевый халата, иду к двери. Лицо мятое, я его щупаю, чувствую. Волосы грязные, голова чешется. Смотрю в глазок. Вижу двух здоровых мужиков. На вопрос «Кто?», один отвечает «Игорь Александрович дома?». Я открываю дверь. Один из дядек входит, отталкивая меня в коридор.

- Чего вам надо, мужики? – я беру мужика за плечо, он проходит в квартиру.

- Мы за компьютером, парень, платить надо вовремя.

- Но у меня же пени всего сто восемь рублей, - я пытаюсь защищаться.

- Какая, мне на хер, разница. Мне банк приказал. Я сделал.

- Да я скоро заплачу, - я закрыл дверь в свою комнату, - заплачу, уходите.

- Отойди, парень! – второй мужик оттолкнул меня.

- Вы чё, парни, совсем ох….и! – я схватил дядьку за запястье.

Он ударил меня по лицу. Вспышка. Солоноватый, железистый привкус крови, заполнил рот, просочился откуда-то из носоглотки. Я испугался. Встал. Но не успел подойти к телефону, как мужики вытолкали меня за дверь собственной квартиры. Я стал спускаться по лестнице к Антону, чтобы позвонить в этот чертов банк, или ментам в конце-концов. Мне навстречу поднимались хорошо одетые парни, высокие, в черных кашемировых плащах. Самый здоровый из них, сжимал в руке сотовый телефон.

- Извини, можно позвонить, мне домашний отключили… - в халате я выглядел идиотом.

Парень внимательно посмотрел на меня. И вдруг громко крикнул:

- Меси его, пацаны, это тот пидор, который не платит за телефон!

От ударов я упал, пытался закрыть голову и яйца, кричал.

Когда я открыл глаза, Тани еще не было, я спал три часа. Ну и хрень же снится с бодуна. Сердце билось очень часто. Я лежал и считал кирпичи. Один кирпич – шестьдесят копеек, два – сто двадцать…

4.

Когда я снова открыл глаза, Таня была рядом. Спала. Я думал, как сказать ей о том, что так больше нельзя, что надо что-то делать. Думал, думал, и так и не надумал. Потом почувствовал себя кем-то. Стало легче. Мы долго просыпались. Она с ночной смены. Я – с дикого бодуна. Женщины входят в горящие дома и останавливают коней на ходу. У меня болела голова, воспалился мозг. Очень быстро билось сердце. От любви. Или из-за тахикардии. Я начал объяснять ей причину моего вчерашнего поведения. Я чувствовал себя виноватым. Потом почувствовал себя кем-то. Стоит ли нам жить раздельно? Жив ли я? Или я мертв?

Таня слушала и отвечала. Мы не истерили. Говорили спокойно.

- Игорь, почему ты так делаешь?

- Я так живу.

- Это плохо.

- Мне так нравится.

- Нравится так со мной обращаться?

- Как?

- Можно попробовать изменить себя. Я изменила себя ради тебя.

- Черта с два.

- Какие у тебя ко мне претензии?

- Никаких. У меня к себе претензии.

- Что во мне не так?

- Все так. А у нас все плохо. Скоро станет еще хуже. Скоро будут финансовые проблемы, большие.

- Можно сделать вместе, чтобы их не было…

- Таня, что я могу изменить. Я такой и всё.

- Ты можешь быть другим.

- У меня каша в голове.

- Если ты хочешь, чтобы мы были вместе, изменись.

- Ты сама изменись. Брось универ, начни бухать.

- …?

- Ты сама не понимаешь о чем говоришь. Мы – разные.

Мы долго разговаривали. Потом занялись любовью. Я ничего не знаю о женщинах. Я знаю, что у мужчин – пенис, а у женщин – вагина. Я пытался разобраться. Вроде бы мы решили, что разъедемся на время. Стемнело, и наступил вечер. Мы ничего не решили. Я очень ее люблю. Потом мы играли в компьютер. В «Короля Льва». Там два маленьких львенка играют друг с другом. Стреляют ягодами по болотным зверям, бегают наперегонки, танцуют и водят хороводы. Мальчика-львенка зовут Кову, а девочку – Кьяра. Эта игра – лучший антидепрессант. Таня никуда не едет. Я решаю завязать с бухлом. Мы прижимаемся друг к другу и засыпаем.

5.

Я зря тогда обидел Дьякова. Он хороший мужик. И поэт отличный. Я совсем не помню тот вечер. Я нагрубил ему что ли, раз мы почему-то сцепились. Хотя, он мне пытался что-то объяснить. Я так и не понял, какого хрена, меня понесло. Говорили о стихах. Он мне сказал, что у меня какие-то не населенные галактики. Что-то вроде этого. И, наверно, обиделся на меня. Считает, что я испортился, зазвездился. Какого черта мне звездить. Меня не печатают. Меня никто не знает. Я не получал премий за «Правдивое описание жизни молодежи». В баре я тоже вел себя плохо. Наверно, чувствовал себя кем-то. Домой шел пешком. Через полгорода. Шел по бордюрине и размахивал руками. Из-за этого иногда останавливались таксисты.

Какая у меня сверхценность? Хрен ее разберет. Я бросил два хороших ВУЗа, потерял нормальную работу. Скоро потеряю любимую женщину. Список потерь можно продолжить. Главное, не потерять чувство жизни. Чувство совести пытается потеряться, но я крепко держу его за горло. Я чищу картошку. Это великое таинство. Успокаивает, и упорядочивает мысли. Ем картошку с салом и хлебом, запиваю молоком. Это все привезли Танины родители. Я ездил помогать отцу Тани, по мере возможности, в выходные, чтобы не быть совсем сопляком. Он строит большой деревянный дом. Двухэтажный. Точнее, достраивает. Мы там строгаем доски, поднимаем леса, обшиваем стены. Может быть он прав, во всем виноват социум. Я не люблю фальшивых людей. Мне не нравится Саша. Он скользкий. А может он и не скользкий, а просто пытается ухаживать за моей Таней. Мне не нравятся педерастическое поведение Андрея, его прыжки и ужимки. Я не люблю рукопожатия, когда чужая рука напоминает мягкую теплую котлету. Во всем виноват социум. Толпы людей, с мутными взглядами, винтики цивилизации. И вместо рук у всех мягкие теплые котлеты.

Я хочу, чтобы Таня не считала меня мешком, а мама – писателем-алкоголиком. Не хочу, чтобы Серега считал меня опустившимся зазнайкой. Это и есть социум. Каждый из нас зависит от кучки людей. Большой или маленькой. Если это не так, пусть поэты селятся в избушках в глухой тайге. Медведям и белкам их творчество на хрен не нужно.

6.

Когда мы с Таней ехали к ней домой, в Березовский, был медленный день. Все было медленно. Автобус ехал очень медленно. Маршрутка остановилась не там, где надо. Очень медленный день. Он растянулся в неделю. Мне ничего от нее не надо. Успешный, холеный работодатель будет медленно выворачивать мне кишки. Библиотека Гоголя, отдай мне мои деньги. Пусть, даже я их не заработал. Мне они нужны. Отдай трудовую и деньги. Медленная неделя тянется, в одну из ночей я засыпаю.

Собеседование.

- У вас есть опыт работы по специализации?

- Да, год работы программистом.

- Программирование и продажа компьютерной техники разные вещи, не так ли?

- Возможно.

- Сколько вам лет?

- 21.

- Вы очень молодо выглядите.

- Это хорошо. В 40 буду выглядеть на 30.

- Хм-хм.

- Я хорошо разбираюсь в сборке и наладке ПК, в «железе».

- Заполните анкету. Мы будем иметь вас в виду. Всего доброго.

Они имеют меня. Ввиду. Подотрут жопу моей анкетой. Знакомые работают, продают компьютеры - я курю бамбук. Моросит дождь, на остановке никого нет. Автобус едет очень медленно.