Виктoр Гин, Иeруcaлим.

Пeceнный гoрoд,

или

Bocпoминaния oб Уcть-Нaрвe

По-эстонски это место называется Нарва-Йыэсуу. Очень трудно выговорить. Из Нарвы автобус довозит за полчаса. Честно говоря, я не знаю более красивого местечка. Здесь лес, река и море. Река Нарова здесь впадает в Балтийское море, вернее, в Финский залив. Река быстрая, чистая, рыбная. Это о ней композитор Александр Морозов и поэт Михаил Рябинин написали песню «По камушкам»: «Речка быстрая, каменистая в нашей местности протекает…». Однажды Саша Морозов пригласил меня на рыбалку. Поставили мы лодку на якорь посреди реки. Я тогда не умел забрасывать спиннинг, и Саша решил мне помочь, а свой, уже закинутый, дал подержать. Держу я его, и вдруг что-то резко потянуло. Я стал торопливо крутить катушку, и над лодкой показалась морда огромного судака. Впечатление непередаваемое. Я с этих пор – заядлый рыбак. Судака мы взвесили. Он потянул на три семьсот.

- Знаешь, а ты ведь поймал его на мой спиннинг, - сказал Морозов. – Так что судак мой.

Я отдал его без сожаления. В то лето уже без посторонней помощи я забрасывал спиннинг и ловил по нескольку десятков судаков.

Морозов меня и пристрастил к Усть-Нарве. Моя семья тоже влюбилась в это местечко, и мы в течение более десяти лет снимали здесь дачу каждое лето до поры, пока дочери не закончили школу. А когда им было пять-шесть лет, и мы жили рядом с Женей Клячкиным, снимавшим дачу в соседнем дворе, они дружили с его двухлетней дочерью.

- Пошли к Миле-Инне, - просила маленькая дочь Жени, и его жена, красавица Виолетта, вела её к нам. Мила и Инна – это мои дочери-погодки.

Пляж в Усть-Нарве великолепный, тянется на несколько километров. Песочек мелкий, но тёплым бывает редко: солнечные дни не слишком балуют Усть-Нарву. Вода в море холодноватая. Сосны-великаны, стерегущие покой морского побережья, оттеняют строгую северную красоту этого уголка. На пляже мы с поэтом Алексеем Ольгиным любили поиграть в волейбол. Сегодня Алексей живёт в Лапландии, на севере Финляндии, среди вечных снегов. Это мало кто знает, а вот песни Ольгина знают все: «Топ-топ, топает малыш», «Человек из дома вышел», «Лишь бы день начинался и кончался тобой»…

   Когда несколько дней подряд льёт надоедливый мелкий дождь, мы с азартом играем  в «Эрудит». Играем на деньги, и Женя Клячкин не разрешает перехаживать и придумывать сомнительные слова, на которые падок поэт Михаил Рябинин. Миша – человек весёлый, умеющий услышать в обыкновенной фразе, брошенной кем-нибудь, жемчужное зерно, из которого потом прорастает песня. Однажды после очередной игры мы вышли на крыльцо и увидели, что дождь прекратился, а в небе даже стали проступать голубые островки.

- А погода –то разгулялась, - сказал Саша Морозов.

На следующий день Рябинин и Морозов написали песню: «А пого-погода да разгулялась, Посмотри, какая да благодать, Словно вся природа да постаралась Нам свои сокровища отдать». Рябинина уже более десяти лет нет на этом свете, а его песни ещё будут жить долго: «Один раз в год сады цветут», «Любите, пока любится», «Родительский дом», «На теплоходе музыка играет», «Встреча школьных друзей», «Обручальное кольцо»….

Возле дачи, которую снимал Миша Рябинин, на неуклюжей, неухоженной волейбольной площадке, под аккомпанемент бешено лающего соседского пса мы, дачники, по вечерам играли в волейбол. Ольгин был королём: он красиво «резал», высоко выпрыгивая над сеткой. Миша Рябинин играл слабенько, дочка его Вера и того хуже (сегодня она живёт в Израиле). Композитор Витя Плешак, автор песни «Экипаж – одна семья», которую пели все морские военные xoры и ансамбли, и моей с ним песни «Зенит, Зенит!»,  с увлечением отдавался этой игре, отдыхая от долгого сидения за роялем.

   На месяц приезжала в Усть-Нарву Ира Понаровская. Её мама, когда-то прославленная пианистка, владела половиной каменного дома. Я знал Иру ещё девятиклассницей, в ту пору, когда захаживал к её отцу, Виталию Борисовичу. Мы с ним пытались писать какие-то песенки. Виталий Борисович, прекрасный музыкант, дирижировал оркестром в варьете при ленинградской гостинице «Москва». Ира после школы закончила фортепианное отделение и класс вокала консерватории, параллельно работая солисткой ансамбля «Поющие гитары», чрезвычайно популярного в те годы. С моей песней «Люблю» («Не было б любви, не смог бы день родиться»), написанной с композитором Яковом Дубравиным, Ира поехала на первый в своей жизни международный конкурс «Дрезден-шлягер-75» и получила Гран-при. Она записала на пластинки несколько моих песен. В Усть-Нарве мы нередко с ней общались вечерами, пока её шоколадный сынишка резвился около дома. Однажды я ей показал текст «Эй, гражданка у окна, ты же в доме не одна...». Стихи Ире понравились, и она отдала их молодому московскому композитору Аркадию Укупнику. Я хорошо помню время, когда этот шлягер можно было услышать из окон многих ленинградских домов.

    К Наташе Журавель, актрисе Ленфильма, жене Саши Морозова, приезжала в гости очаровательная Настя Вертинская с сыном Стёпой. Потом она возвращалась в Москву, а Стёпа оставался в доме гостеприимной Наташи и её мамы, Валентины Андреевны.

Рядом с Морозовыми купил дом композитор Владимир Дмитриев. Но пожить в этом доме он не успел: его «проморгали» врачи, затянувшие с операцией язвы желудка, и этот никогда не болевший крепыш умер в возрасте 50 лет. Сегодня, к сожалению, мало кто помнит имя этого талантливого мелодиста, написавшего «Над Кронштадтом туман», « Где вы, школьные учебники, сочинения домашние», «А счастье, как река», «Меня ты, Маша, свела с ума», мюзикл «Левша»…

   Надо сказать, что Усть-Нарва притягивала своей красотой многих деятелей искусства прошлых веков. Здесь любили бывать Куприн и Саша Чёрный, поэт Случевский, Мамин-Сибиряк, здесь Шишкин рисовал свою знаменитую «Сосну», здесь закончил годы жизни Игорь Северянин… После Второй мировой это место облюбовали вышедшие на пенсию утёсовцы, купившие здесь очень недорогие в то время дома. А потом построили свои дорогие дома Мравинский, Людвиковский, Александр Колкер с женой извecтнoй пeвицeй Марией Пахоменко. Здесь жил и работал художник Гликман, в мастерскую которого я не раз заходил. Поэт Михаил Яснов вместе со своей женой Леночкой здесь корпел над переводами, и дым от их «рабочих» сигарет был виден ещё издали, если случалось приходить к ним. К Мише нередко приезжал его друг поэт Слава Лейкин.

   Я уговорил моего близкого друга, с которым мы учились в одной группе института, Женю Шлионского, автора песни «Держи меня, соломинка, держи», снять дачу в Усть-Нарве, и один сезон у нас было, наконец, тесное тёплое общение. Говорю «наконец», потому что Женя работал в Якутии, в городе Мирный, и виделись мы очень редко.

   А по соседству со мной снимал дачу Леонид Норкин, физик и лирик, личность, прямо сказать, легендарная: он много лет работал под руководством американского профессора, перебежавшего в Россию из опасения, что его, как небезызвестных Розенбергов, казнят на электрическом стуле. Лёня был крупным специалистом в микроэлектронике и писал стихи, на которые многие ленинградские композиторы написали песни: Андрей Петров, Колкер, Дубравин. Нaвeрнякa кто-то и сейчас помнит его «Здравствуй и прощай», «Песенку почтальона». Если пообщаться немного с Лёней, создаётся впечатление, что знаком с ним всю жизнь. В окружении его дружной красивой семейки мы неоднократно лакомились шашлыками, приготовленными тут же, во дворе дачи.

   В Усть-Нарве было много санаториев, домов отдыха и пионерских лагерей. А ещё здесь располагался международный молодёжный лагерь «Ноорус», в котором отдыхали комсомольцы-активисты со всей страны. При лагере была самая лучшая сауна, какую мне доводилось видеть в жизни. Она находилась в отдельно стоящем домике. Внутри холл сверкал отполированным деревом, а камин и большой овальный стол посреди комнаты приглашали к пиву и копчёному угрю (угорь ловили промысловые суда в Нарове). В парилке была температура 160 градусов, долго не просидишь. Из неё зимой мы выскакивали в пруд, с четырёх сторон окружённый заснеженными елями. В пруду плавали льдинки, а над головой сияли яркие зимние звёзды. Мороза не чувствовалось совершенно, а вода казалась парным молоком. Но я не о сауне, а о молодёжном лагере. Как-то в августе сюда съехались комсомольские секретари. Для них Валя Дейнека (она и сейчас живёт в Усть-Нарве), культработник лагеря, устроила небольшой концерт, выступить в котором попросила и меня. И я прочёл стихи, в которых выразил всю свою горячую любовь к комсомолу.

Возле здания райкома комсомола

Бродит стая разжиревших голубей.

То глотают зёрна крупного помола,

То копаются в остатках отрубей,

И воркуют, и воркуют, и воркуют,

О себе напоминая тут и там.

И на стаю понасмотришься такую, -

Уваженье потеряешь к голубям.

Неужели так жестоко измельчала

Эта, прежде знаменитая, семья.

Как заставить их почувствовать сначала

Свежий ветер и свободные края,

Как решительно напомнить им про осень,

Вольный дух ещё которой не утих?

Может быть, они не голуби и вовсе,

Просто ловко маскируются под них?

Разбрелись по городам и крупным сёлам

И снуют у государственных дверей.

Уберите от райкома комсомола

Разжиревших на подачках голубей!

   В зале нacтупилa напряжённая тишина. Валя стояла в кулисах ни жива - ни мертва. Я никак не мог понять, что происходит. Но тут вдруг сидевший в первом ряду комсомольский вождь медленно и громко захлопал, и за ним, с облегчением, весь зал. Это стихотворение больше я нигде не читал и не печатал, даже в наше раскрепощённое время.

   Прошли годы. Где сейчас друзья моих усть-нарвских дней и вечеров? Нет уже с нами Жени Клячкина, Миши Рябинина, Наташи Журавель, Жени Шлионского... Ещё раньше ушли красавица Виолетта и Виталий Борисович Понаровский. Но кое-кто, с кем можно повспоминать, остались. Они повзрослели, «заматерели». Саша Морозов сейчас народный артист России, очень известный композитор, автор огромного числа популярных песен: «Травы пахнут мятою», «В краю магнолий», «В горнице», «Малиновый звон», «Пташечка, лети». И у меня с ним тоже есть известная песня «Зорька алая». Мелькает он на экране телевизора редко: видно, не хочет платить за рекламу своей личности. У него офис в гостинице «Россия». Раз в год Саша в Кремлёвском Дворце съездов организует гала-концерт детских талантов страны. У него от трёх жён по ребёнку. Дети уже взрослые, гордятся таким талантливым папой, но времени уделять им внимание у него нет.

   Виктор Плешак – заслуженный деятель искусств, живёт в Петербурге, работает, в основном, в жанре мюзикла и оперетты. Около 40 его оперетт идёт на сценах российских театров. Он располнел, доволен жизнью, но благополучие даётся ему только огромной работоспособностью,  которую передал своим талантливым музыкантам-сыновьям. Мы с ним по-прежнему дружим и при встрече в память о прошлом с удовольствием едим покупные пельмени со сметаной. Витя не расстаётся с Усть-Нарвой по сей день, хотя это уже другая страна, и поездка туда требует оформления визы.

   Ира Понаровская «завязала» с пением, у неё есть частный бизнес, но об этoм больше расскажет «жёлтая пресса». Я же благодарен судьбе за дружбу с прекрасной певицей.

   Миша Яснов – автор нескольких собственных поэтических книжек и зарекомендовал себя прекрасным переводчиком.

   Леонид Норкин переехал в Америку, работает на русском радио в Нью-Джерси. Я несколько раз выступал в его передаче «Петербургский час».

   С Лёшей Ольгиным мы изредка переписываемся и перезваниваемся. Общение с людьми его утомляет. Раз в год он выпускает по небольшой книжке прозы, издание которой спонсируется финским правительством. Почти каждое лето он наведывается в Усть-Нарву.

   Если на лодке переплыть на другую сторону реки Наровы, попадаешь в узкий её приток, речку Рассонь. По её берегам стоят сухие, грибные сосновые леса. Сама речка мелкая, глубиной не больше метра, но прозрачная до дна. Иногда, приxвaтив пaлaтку, мы с дочерями уезжали сюда на пару дней: ловили окушков, собирали ягоды, сидели до глубокой ночи у костра. Дочери мои давно уже взрослые, а забыть не могут это волшебное время.

Украшены травы зернистой росой,

Разносится песня кузнечика.

Течёт невеликая речка Рассонь,

Прозрачная тихая речка.

 

Недолго недвижно стоит поплавок

В серебряно-синем затоне:

Кивок – и висит на крючке окунёк,

Размером не больше ладони.

 

Поставим ведро на хрустящий огонь,

Душистую сварим ушицу.

А ночью хрустальная речка Рассонь

Нам всем непременно приснится.

 

Проснёмся, - и явью окажется сон…

И вижу сквозь дымный окурок:

Течёт в нашу молодость речка Рассонь,

Мою и жены, и дочурок.