Сергей Колмановский, Ганновер, Германия

На мотив  «Кол-Нидрей»

В этом году исполняется 45 лет со дня смерти поэта Михаила Светлова

Я человек сложный

М. Светлов

Это действительно был удивительно сложный человек. Один раз у Михаила Аркадьевича спросили, как он пишет стихи для песен, представляет ли он себе, какой должна быть мелодия, или ,может быть, даже напевает свои слова на какой-то известный мотив? Светлов ответил: «Да, я всё пою на мотив «Кол-Нидрей»* ( это он-то! автор «Каховки»!).

Была ли это просто шутка? Ведь он был весь соткан из противоречий и парадоксов. Высокая интеллигентность и внешность местечкового портного. Всесоюзная слава и агрессивное нежелание быть в центре внимания - он и сидел-то всегда где-нибудь в углу, и голос у него был на редкость тихий. Звонкие, мажорные, прибавляющие веры в жизнь стихи, очаровательные шутки  и неизменно грустные глаза - в них не зажигалась лукавая искорка, даже когда он шутил. Феноменальный взлёт в молодости и раннее затухание, когда он стал классиком и был ещё полон творческих сил,то есть пиши –не хочу! Я видел его всего несколько раз в жизни, да  и не знал людей, которые имели бы право спросить его в чём тут дело, поэтому привожу само собой напрашивающееся объяснение творческой неактивности этого замечательного поэта  в последние около 15-ти лет его жизни. Он был художником достаточно самостоятельного мышлениях для того, чтобы уже в тридцатых годах начать  разочаровываться в ранее воспеваемых им идеях. А поэтом он был-жизнеутверждающим, такова его творческая природа. В жизни он мог решиться на  дерзкую шутку. Когда на рубеже 40-х и 50-х годов сталинская пропаганда трубила о враждебной демократическим силам всего мира деятельности международной сионисткой организации «Джойнт», Светлов, тогда уже нуждавшийся, при достаточном скоплении народа подошёл в Доме литераторов к буфетной стойке и, подбросив на ладони несколько монет, произнёс: «Чтой-то «Джойнт» зарплату задерживает!»

А в поэзии он не мог себе позволить никакой крамолы, если б даже и захотел - не было у него в палитре соответствующих красок. Мало кто знает, что Михаил Аркадьевич автор большого количества стихов не только для песен в кино, но и для театральных постановок. Когда Светлов работал с моим отцом над песнями к спектаклю «Голый король» в  «Современнике», поэт был для отца одним из самых желанных соавторов. Хотя к тому времени Светлов уже был явно надломлен. Подходя к дому, где он жил, он сказал как-то: «Когда нибудь здесь повесят мемориальную доску: «Здесь жил и не работал Михаил Светлов»…

Другим, не менее важным способом существования были для М. Светлова переводы. И когда он не мог свести концы с концами из-за задержки с гонораром, звонил в издательство и говорил: если до среды не переведёте деньги, переведу стихи обратно!

Шутки его всегда были совершенно спонтанными, рождались всегда без всяких с его стороны усилий и даже как бы вопреки его меланхолическому настрою. Светлов и в других не терпел никакой натужности, снобизма, неестественности, многословия. Однажды его попросили прочитать роман подающего надежды двенадцатилетнего мальчика. «Что за роман? О чём?» - «Сатира, нравы американских миллионеров» - «Понятно», - как всегда серьёзно, без улыбки сказал Светлов. - «О чём знаем, о том и пишем!».

В этой связи вспоминается следующая сценка. В ресторан Всероссийского театрального общества входит молодой, очень известный, опальный, и тем не менее  наряженный, как петух, поэт (я не хочу его называть - он очень любим и мною, и большинством из вас, да и Светлов его очень ценил, а слабости есть у всех). Не чуждый рисовки, молодой поэт оглядывется, желая убедиться во всеобщем внимании, и вдруг замечает в дальнем углу зала Светлова, и , конечно же , направляется прямо к нему, всем своим горделивым видом давая понять окружающим, что сейчас состоится встреча двух великих поэтов. Он начинает вещать поставленным голосом: «Дорогой Михаил Аркадьевич! Я не посещал ваш семинар в литературном институте. Мои учителя - ваши стихи. И я не забываю их, где бы я ни был, выступаю ли я в парижском зале «Олимпия» или обедаю с матросами в кубрике рыболовного сейнера где-нибудь в Северном море..и т. д. .Светлов вжимается в стул, не знает куда ему деваться от стыда, от насилия над его природной скромностью. Но оратор ничего этого не замечает и продолжает свою тираду, доводя Светлова до отчаяния. Наконец, когда кончается эта пытка, озлобленный М. А. оглядывает снизу доверху молодого коллегу, одетого во всё супер-заграничное, и тихо говорит: «А знаешь, В…, вот что мне в тебе действительно нравится, так это носки!»…

Остаётся добавить, что чувство юмора не покинуло поэта даже когда он уже знал, что неизлечимо болен. Он говорил знакомым: приходите и приносите пиво, - раки у меня есть…

Было бы неправильно закончить эти короткие воспоминания такой мрачной шуткой, поэтому я привожу под конец серьёзное, но в известной степени оптимистическое высказывание Светлова, поскольку, надо думать, оно родилось, когда он размышлял о долговечности своего творчества:

« Разница между славой и модой в том, что мода никогда не бывает посмертной»….

* «Кол-Нидрей»- еврейское литургическое траурное песнопение.