Сначала мы берем бревно...

Когда с наступлением финансового кризиса знакомые, малознакомые или совсем незнакомые, но все еще говорящие по-русски люди спрашивали меня, что делать, если вдруг потеряешь работу, я вначале смущался, поскольку вовсе не так умен, как, видимо, кажусь. Но потом, пообвыкнув, стал отвечать уверенно и почти не задумываясь: «Открывайте журнал!»

Ну действительно, чем надо заниматься, если ничего делать не умеешь? Правильно, издавать газету или журнал. О том, что это очень просто, заметили еще Марк Твен («Как я редактировал сельскохозяйственную газету»), Карел Чапек(«Как делается газета») и Владимир Маяковский(«Все работы хороши»). Впрочем, Маяковский никогда журналистом не был. Да и о газете не писал. Он написал: «Сработать мебель мудрено: сначала мы берем бревно...». Ну так ведь и я о том же: какая разница, умеете вы писать или нет, можете отличить очерк от репортажа,а статью – от заметки, - не важно! - берите бревно, в смысле, - журнал или газету, собирайте рекламу и –вперед, - «пилим доски длинные и плоские».

Около 16 русскоязычных изданий выходит нынче у нас в Южной Флориде. Кто-то без зазрения прет с интернета, кто-то изголяется самостийно... Неважно, невероятное количество ошибок и ляпов характерно и для тех, и для других. За Майами обидно...

Для них, для бывших инженеров и агрономов, преподавателей и музыкантов, избравших благородную профессию издателя, и для тех, кто еще только собирается взяться за редакторское «бревно», мы открываем новую рубрику. Впрочем, надеемся,она будет интересна и остальным нашим читателям.

Александр Росин, редактор/издатель

Асар Эппель, Москва

ОСКОРБЛЕННЫЕ В ДОСТОИНСТВЕ

Третье тысячелетие и в самом деле стряслось. И привело к тому, что тысячелетия предшествующие от нас отшатнулись, открестились и отряхнули пыль времен со своих сандалий.

Ибо всё ими скопленное и сбереженное – правила бытованья и великие религии, океаны с левиафанами, клюквенная кровь трагедий, музыка сфер, сквозной воздух с красивыми дождями, небеса с божествами и радугами, а также земля, для любопытства разных Магелланов до времени приберегавшая неведомые острова, – все нами растранжирено, испакощено, уменьшено в количестве и качестве, оскорблено в достоинстве.

Мы сделались недоверяющими ничему, хотя – словно дурачки-перволюди – до сих пор наивно клюем на рекламные обманы типа ценников в 2, 99, 3,99, 4,99 и т. п.

Вот-вот и какой-нибудь мастеровитый проходимец по имени, допустим, Л. Рифеншталь, согласно своей содомитской ориентации предпочитающий крепдешиновые шальвары, снимет изумительно изготовленный документальный шедевр. Про то, как роддомовский главврач поедает невостребованных младенцев, сдабривая редкостную еду кетчупом. И мои бесстыжие сотоварищи на элитарных обсуждениях станут настаивать, что фильмец этот – киношедевр о простом человеке с непростыми страстями, но ни в коем случае не явная мерзость. И найдут, что крупные планы гениальны, монтаж поразителен, младенческая массовка безупречна. И будут красоваться у микрофонов ничтожные эти тусовочные краснобаи.

Ушедшие тысячелетия упасали нас, наделив страхом и содроганием при виде крови, отвращением к зловоннию распада. Мы не касались неприкасаемого и сторонились противоестественного.

Было не принято бить лежачих. Не дозволялось целить ниже пояса. Женщину можно было ударить только цветком, а девочку разве что дернуть за косичку.

Что же теперь?

Теперь мы дергаем за косички ДНК самое природу.

А еще это ужасающее словцо «телек».

– Телик» – поправляю я кого могу. – Телик же! Это же детское слово! С уменьшительным суффиксом, как мультик или велик»..

– Нет уж! – отвечают мне выпускники жур-, фил- и прочих факов. – «Телек», потому что корень «теле»!

– И что же? Уменьшительного суффикса в виде буквы «к» ведь не бывает! Бывает «ик»! А корень просто усекся! Как в слове «видик».

Где там! Они не согласны. Они же в третьем тысячелетии! Они сейчас заутверждают, что Тургенев родился в Спасское–Лутовиново, Пушкин творил в Болдино, а Блок проживал в Шахматово, о чем я уже как-то писал. Они – я об этом тоже сокрушался – называют свои статьи «Непобежденный Сараево», хотя сами ведут родословную из села, из Карачарова, всей Россией помнят про день Бородина, танцевали в Останкине на дачных балах, а кое-кто даже почитывал стихи замечательного поэта второго тысячелетия нашей эры Арсения Тарковского.

Казалось, что этого дома хозяева

Навеки одни в довоенной Европе,

Что не было, нет и не будет Сараева,

И где они, эти мазурские топи?

А уж мы-то и подавно не «в довоенной Европе». И не «одни». Мы с теликами и видиками. И плаваем не в изумрудном бульоне бытия, выталкивающем по архимедову правилу Арионов и Афродит, а в мутном помойном отстое. И натыкаемся то на кирзовый сапог с какой-нибудь войны, то на какие-то склизкие смарт-карты, то на выкинутые за борт перегоревшие лампочки Ильича с корабля дураков, который сам давно тоже утоп. Зато во множестве снуют туда-сюда наскоро сложенные из газетины бумажные кораблики, ведомые кривобокими постатейщиками – разным пишущим фуфлом, самоназвание которых – фронтмэны мэйнстримов. И не дай Бог им что-то возразить или разъяснить. Скажем, про телик и Спасское-Лутовиново. Они тебя съедят без кетчупа, а если путем журналистского расследования (есть и такая околесица!) схватят за руку решивших было породить тебя твоих родителей, то закопают сначала их.

Музыка же сфер, именуемая по-нынешнему «тондизайн», совершенно закладывает твои эллинско-иудейско-христинские уши.

Может, пойти на них с лопатой? Зарыть всех, и пускай станут перегноем.

Увы, ты из второго тысячелетии и рыть кому-либо яму полагаешь поступком негодным.

Не рой! – опять и опять убеждаешь ты себя – Не рой другому яму, Ну не рой же, слышишь! Подожди пока он выроет ее тебе и сам в нее упадет…