Владимир Усольцев, Прaгa, Чexия.

Восток лежит на западе.

Прoдoлжeниe. Нaчaлo в № 47.
Часть 2.
Воскресший самоубийца.

Я попал, вероятно, в рай. Всё вокруг было светлым и белым. Миловидная блондинка с белой косынкой лучезарно улыбалась мне.
- Здравствуйте, Альберт Васильевич. Поздравляем вас.
- Где я? Кто вы?
- Меня звать Люба, я - медсестра. А это ваш доктор, Иван Петрович.
Появился мужчина лет сорока в белом халате, очень похожий на всех хирургов: строгий и даже слегка невежливый.
- Как самочувствие?
- Не знаю. А я разве не умер?
- Вы будете живее всех живых. Тому, кто после такого ранения выживает, второй раз умирать уже не надо. Хватит с него и первого раза.
Странное дело. Я не испытываю никакой радости. Значит, это не рай. Ну конечно! Я забыл, что никакого рая нет, как нет и ада. Но, почему же я живой?
- А где это я?
- В больнице, в Ракове. Вы же здесь недалеко в лес зачем-то с бандитами заехали. Но это не моё дело. Моё дело было не дать вам умереть, и вот вы живы. Скажите спасибо тому грибнику, кто вас вовремя привёз к нам.
Я отключился. На следующий день я был в бодром состоянии уже несколько часов. От Любы я узнал удивительные вещи. Вначале меня спасали, и некогда было искать моих родственников. Потом через милицию узнали, что я живу один, и никого извещать о моём местонахождении не надо. Потом из милиции интересовались, не попал ли я к ним в больницу. Меня потеряли на работе и объявили в розыск. И как хорошо, что со мной всё утряслось. Оказывается, сюда уже приезжали двое с моей работы, но Иван Петрович их прогнал.
- А что с Лидочкой? - с тревогой спросил я, внезапно вспомнив о её существовании.
- Не знаю, а кто это?
- Да одна знакомая...
На третий день я смог уже вставать. На четвёртый день меня навестил-таки мой бывший начальник, а ныне мой торговый агент. Полковник, так и не ставший генералом, Александр Яковлевич. Он излучал само дружелюбие и радость видеть меня живым.
- Александр Яковлевич, ну, Афоня, это понятно, но вы-то как купились и вывалили обо мне бандюгам столько, - начал я, не будучи уверенным, что я к нему справедлив.
- Альберт Васильевич, поверьте, понятия не имел, что это бандюги. Пришла нормальная милицейская установка. Говорили, что работают по просьбе налоговой полиции.
Значит, угадал точно, горько подумал я про себя.
- Ладно, с каждым может случиться промашка. Что с Лидочкой?
- Всё в порядке, просила передать привет.
- Так что же вы её не привезли?
- Не может, у нас налоговая инспекция проверку делает.
Я посмотрел на своего бывшего шефа, и мне стало ясно, что он врёт. Не станет налоговая без меня мою фирму проверять, да и не будут они сидеть с утра до вечера. Я заскучал. Мне стало ясно, что с Лидочкой случилась беда, а меня щадят, скрывают от меня правду. В памяти всплыла ухмылка "крестоносца" "Ну, а теперь поспешите к Лидочке". Черти! Они убили её раньше меня!
- Александр Яковлевич, негоже врать в вашем возрасте. Я выдержу. Она выжила? Нет?
Александр Яковлевич сразу сник. Его улыбчивость обратилась в жалкую гримасу:
- Уж неделя, как похоронили. Позавчера девять дней отмечали.
Я незаметно для себя заплакал и тупо повторял: "Скоты, скоты...".
- Альберт Васильевич, вам нельзя беспокоиться...
- Ничего, я выжил от выстрела в упор, выживу и сейчас.
- Милиция завела дело, работают лучшие следователи...
- Я знаю, кто и на кого работает.
- Я написал заявление, что бандитам помогала служба установки...
- Вы сами-то верите, что это заявление ещё не сгорело?
- Не знаю, Альберт Васильевич. Вот времена настали...
Я поблагодарил Александра Яковлевича за правду, и мы расстались. Он уходил с согнутыми плечами, но мне кажется, что он немного облегчил свою душу. Сказать правду всё-таки приятнее, чем врать.
Говорят, что у людей переживших такие ранения, когда душа висит на волоске, случается амнезия, и они ничего не помнят, что происходило с ними накануне ранения. Частично такая амнезия пришла и ко мне. Я не сразу вспомнил про Лидочку, и совсем забыл про пистолет. Ну не так уж и совсем. Я, в конце концов, о нём вспомнил. И вся сцена в лесу тоже всплыла, как в кино перед глазами. "Крестоносец" явно не подозревал, что в кейсе лежал заряженный пистолет. Возможно, я спас ему жизнь, пожелав бандитам в "семёрке" не доехать до дома. Ну, держись, гад. Пуля из "зброевки" была тебе предназначена, она тебя и настигнет. Дай только срок.
В этот вечер я стал другим человеком. Ничто меня в жизни больше не интересовало. Только одно - отомстить "крестоносцу". Он получил назад свои деньги, и убивать нас, особенно Лидочку, было совершенно ни к чему. Но я оказался жив, и, если в этом есть промысел Божий, то я остался живым только для того, чтобы отомстить. Я пришёл к этому решению, как к чему-то само собой разумеющемуся. Мой мозг работал холодно и расчётливо, словно чужой, взятый напрокат, компьютер. Сам я не испытывал никаких эмоций. Я вспомнил во всех деталях наш разговор в гостинице, и мне стало ясно, что "крестоносец" не белорус. Это был коренной москвич. Судя по тому, что оба жлоба совсем не знали Минска и окрестностей, и мне приходилось предупреждать их перед каждым перекрёстком, куда ехать дальше, они тоже были не белорусами. Их надо искать в Москве. Но чтобы отомстить, надо выжить самому. Если "крестоносец" узнает, что я жив, то мне ещё надо сильно постараться не умереть вновь и навсегда.
* * *
На следующий день Иван Петрович, закрыв плотно за собой дверь, сказал мне сухо и по-деловому, что со мной хочет побеседовать следователь. Заинтересован ли я в такой беседе? Боже, как я был ему благодарен! Доктор явно чувствовал, что беседы с милиционерами в наше время могут быть чреваты прежде всего для жертв, а не для бандитов. Мне же было ясно, что следствие скорее будет искать аргументы для покрытия убийц, чем для их разоблачения. Их и разоблачать-то нечего. Заявление Александра Яковлевича об установщиках есть. Вот и спрашивай у них, кто заказал установку на меня.
- Иван Петрович, дорогой, да ну их... Из-за них я здесь, по большому счёту. У меня эта, как её, амнезия. Ничего не помню. Помню только, что поехал на дачу, а попал в больницу. Всё.
- Хорошо. Так я и напишу. Амнезия вследствие сильного шока.
Следователь прокуратуры Сапрыкин - малоприятный тип средних лет с белесыми скучными глазами и напрочь лишённый эмоций - всё-таки прорвался ко мне. На все его вопросы я отвечал, как пономарь. Поехал на дачу и очнулся в больнице. Три последующих дня полностью выпали из памяти. Хоть убей, ничего не помню. Иван Петрович важно добавил, что это ещё хорошо, что он - то есть, я - только три последних дня забыл. Бывает, и имя своё люди забывают. И не вспомню я эти дни, скорее всего, никогда. Стёрлись они шоком полностью.
Вот и выписка из больницы. Поднимаюсь в квартиру и первым делом бросаю взгляд на тайник. Всё в порядке. В квартиру никто не наведывался, и повсюду появился едва заметный слой пыли. Четыре недели квартира пустовала. Продукты из холодильника лучше выбросить. Только что баночки шпрот можно оставить. Так, вoт сухари. Поужинать есть чем. Главное, имeeтcя чай. Поужинал. Теперь - спать. Слабость ещё ощутима.
* * *
Моё появление в офисе было встречено со смешанными чувствами: радость напополам с состраданием и сочувствием. Дела на фирме замедлились. Некому было позаботиться о подвозе новых партий чая, а складские запасы почти все распроданы. Денег на счету скопилось за миллиард белорусских зайчиков, надо закупать валюту для оплаты уже проданного чая и закупки нового. Объявляю всем, кто был в офисе, что в связи с последними событиями мне необходим отдых. Фирма временно, возможно и навсегда, закрывается. Все могут искать себе новую работу. Я поблагодарил всех и попросил пока оставаться только главного бухгалтера.
Через четыре дня я завершил сложную бюрократическую комбинацию, закончившуюся тем, что миллиард безналичных рублей превратился в три тугих пачки стодолларовых купюр. Поручив главбуху распродать офисное оборудование, как удастся, и щедро вознаградив её, я вплотную занялся делом, ставшим для меня единственным смыслом жизни.
* * *
Я договорился с Александром Яковлевичем, что мы вместе съездим за грибами в район Колосова. Мой бывший шеф был, как и я, заядлый грибник. У него от старых времён осталась обшарпанная "лада", которую он чинил едва ли не каждодневно. Мой "мерседес" был ровесником "лады", но ремонтировать его почти не приходилось: не было нужды. Александр Яковлевич был очень рад возможности выбраться за грибами, не беспокоя свою колымагу. Мы выехали довольно рано. Уже к обеду, наполнив взятые с собой корзинки, мы присели перекусить и отдохнуть. Я с грустью заметил, что рана выходит мне боком. Я быстро выдыхаюсь, былых сил уже нет. Восстановятся ли они?
По окончании трапезы я начал допрос.
- Александр Яковлевич, вспомните, пожалуйста, кто проводил установку по мне, после чего всё и произошло?
- Альберт Васильевич, да зачем вам это надо?
- Надо. Вспомните, пожалуйста...
Я так посмотрел на своего бывшего шефа, что он, наверное, подумал, что ещё чуть-чуть, и я зарежу его грибным ножичком, которым я машинально очищал грибы от налипших листочков.
- Приходил старший лейтенант Ершов Алексей Иванович из Московского райотдела. Я проверил его удостоверение, ну а память у меня, сами знаете...
У него и вправду была поразительная память, и в разведке он был на своём месте: он умел всё замечать и запоминать.
- Узнаете его снова?
- Обижаете, Альберт Васильевич...
- Так тогда поехали к Московскому райотделу, сыграем в наружку. Может быть, этот Ершов и покажется.
- Да вы что, Альберт Васильевич? Что вы затеваете?
- Александр Яковлевич. Не забывайте, что в том числе и из-за вашей благоглупости погибли два человека: Лидочка и я. Да, я живой труп, и хожу по земле лишь, для того чтобы расквитаться. И на вас ведь наша кровь...
- Альберт Васильевич! Ну, это уж слишком!
- Слишком?! Ершову про нас выложить с радостью, это не слишком. А Лидочка потом в могиле оказывается... Совесть-то у вас есть?!
- Но в чём же я виноват?!
- А вы не понимаете? Вас же под чужим флагом бандиты вербанули. Почему бы вам было не поинтересоваться, а чего это райотдел под нас копает? В рамках какого уголовного дела? Да и не обязаны вы были вовсе на его вопросы отвечать. Сами же знаете.
- Да, да... Как-то я не подумал.
- Вот то-то. Поехали!
Александр Яковлевич покорно уселся в машину, и мы тронулись в путь.
- Альберт Васильевич, извините за любопытство, а что этим бандитам от вас было надо?
- А... Долгая история. Но так и быть, слушайте...
Я рассказал ему всё, утаив только про пистолет, тайник и чистый бланк немецкого паспорта.
- То есть, они все деньги полностью получили назад, и всё равно вас решили убить.
- Вот-вот.
- Да, подонки, однако...
- А вы ещё мне помочь не хотели...
- А что вы затеяли? Месть? Есть ли в ней смысл?
- Есть, Александр Яковлевич, есть. Меньше гнид по земле ходить будет.
- Как же вы справитесь. Там же целая организация...
- И один в поле воин. Да и пуль напрасно в воздух я не пускаю, Вы же знаете.
- У вас что, оружие есть?
- Нет пока. Оружье своё завоюю в бою, - улыбнулся я.
- Ну, вы отчаянный человек...
- А что мне терять?
Александр Яковлевич промолчал. Так, молча, мы и подъехали к месту. Я запарковал машину метрах в пятидесяти наискосок от входа в райотдел. Было полчетвёртого, и мы настроились на долгое ожидание, и неизвестно, появится ли этот Ершов сегодня, или нет.
Нам повезло. Уже через час Александр Яковлевич ткнул меня в бок: "Вот он!". К райотделу неспешно двигался среднего роста полнеющий молодой мужчина, жгучий брюнет с солидными усами. Запомнить такого никакого труда не составляет. Усатый зашёл в райотдел, а я быстренько отвёз Александра Яковлевича к нему домой. Он забрал свои корзины, с грустью посмотрел на меня и произнёс поразившую меня фразу: "Да храни Вас Бог!". Сказано это было весьма искренне. Если бы кто знал, какой воинственный атеист был мой шеф ещё не так давно! В те годы он мог долго распекать оперработника, употребившего в забывчивости неподобающее атеистам выражение вроде "слава Богу" или "ну и чёрт с ним".
Я тут же вернулся к Московскому райотделу. Мне опять повезло. Через полчаса Ершов вышел из отдела и прошёл к стоявшему впереди неплохо выглядевшему "фольксвагену пассат" не старше пяти лет возрастом. Этот Ершов живёт явно не по средствам. Даже мой "мерседес" стоит много меньше, чем "пассат" простого мента из райотдела. Я проследовал за ним, стараясь держаться, как можно дальше. На моё счастье, он ехал по широкому и открытому для взоров проспекту Дзержинского, так что я мог отпустить его достаточно далеко, не боясь потерять. Бьюсь об заклад, он не заметил, что я следил за ним. Он свернул на улицу Голубева и прошмыгнул в арку большого дома возле школы. Сомнений не было, он живёт где-то здесь, в этом доме, в котором не менее полутора десятков подъездов.
У меня так и не было чёткого плана действий, и я постоянно пытался выстроить его в голове. Ясно было, что мне необходимо в первую очередь подготовить пути отступления. А для этого надо съездить в Москву! Я разыскал старую записную книжку и нашёл нужный телефон. Вот он: Борис Звягинцев. Мы служили одновременно в Представительстве КГБ при МГБ ГДР. Я был простой "оперативный рабочий", как в шутку мы себя называли, а он - простой технарь из оперативно-технического отдела. Однажды он подготовил для меня магнитофонную закладку, которая в самый неподходящий момент завизжала, и её стал разыскивать под столом интересовавший меня объект. Был большой тарарам. Я взял всю вину на себя, выгородив Бориса, и он мне был за это очень благодарен. Из ГДР он вернулся в Москву, где унаследовал роскошную квартиру в комитетском доме в самом центре. Я заезжал к нему пару раз, уже уйдя из конторы. Борис подумывал тоже уйти, но не решился. Так он и служил в оперативно-технической службе. То ли в СВР, то ли в ФСБ. Я не вникал.
Борис оказался дома, и я договорился, что завтра к нему подъеду и остановлюсь у него на пару-тройку дней.
* * *
Борис был один. Он догадался спровадить жену и дочку к тёще, и мы могли спокойно разговаривать. За богатым ужином, запиваемым "смирновской", - Борис был потрясающий кулинар - я без обиняков выложил ему мою историю, показав свежие шрамы на груди и спине.
- Вот сволочи! - Борис стукнул кулаком по столу. - Что думаешь делать?
- А что бы стал делать ты?
- Я этих скотов по одному бы замочил, планомерно и неотступно. Без пощады!
- Ну и я так же думаю. И там, - я поднял палец вверх, - тоже так думают. Как ты считаешь, оставили бы меня там, - я снова показал на небо, - живым, если бы думали по-другому?
- Точно! Это тебе такое предназначение выпало.
- Вот-вот! Давай выпьем, Боря. Ты всё правильно понимаешь.
Мы выпили. Я почувствовал себя счастливым. Боря не подведёт. В той истории с закладкой не были виноваты ни я, ни он. Какой-то скрытый заводской дефект проявился в самое неподходящее время. Но говорить об этом было нельзя. Нужен был козёл отпущения попроще, и я им стал. Но не стоит вспоминать об этом, иначе Борю не сбить с этой темы никакими силами.
Я показал ему пустой бланк немецкого загранпаспорта.
- Можешь сделать из этого паспорт со всеми штампами на Альберта Мюллера с моей фотографией?
- Алик, как дважды два. У тебя карточка есть?
- Вот то-то и оно, что нет. Мне надо бы и внешность изменить.
- Алик, как дважды два. Пошли, я тебе что-то покажу.
В соседней комнате Боря слазил под кровать и вытащил оттуда посылочный ящик со всякой всячиной.
- А ну-ка... - Он приложил к моей верхней губе искусственные усы и провёл по ним умелыми движениями пальцев. - Глянь-кa.
Из зеркала смотрел кто-то усатый, отдалённо похожий на меня.
- Вот. Теперь укоротить и подбрить твои брежневские брови, да всего покрасить в рыжий цвет - мама родная не узнает. Будешь рыжим тевтонцем, чистым Мюллером.
- А у тебя краска есть?
- Обижаешь. У меня всё есть. Давай сделаем тебя прямо сейчас рыжим. Завтра с утра сфотографируешься, к обеду поднесёшь мне фотографии к Детскому миру. А вечером получишь паспорт. Со штампом Шереметьевского поста и с визой на полгода. Согласен?
- Окей. Валяй. А немецкие штампы?
- Будь спок. Контора веников не вяжет. Ни какой БКА* не подкопается. Ты с какого года, с сорок седьмого?
- Угу.
- Всё с тобой ясно, пошли в ванну.
Борис по специальности радиотехник. Но в ОТУ он освоил как хобби и специальность гримёра. Он часто тренировался на жене, и её редко было можно узнать. У неё всегда было новое обличье. Он с явным удовольствием сделал из меня подлинного арийца. Я с трудом узнавал себя даже без накладных усов: стрижка моя изменилась и стала вполне в духе последней моды. Цвет её был радикально рыжий на зависть самому Чубайсу. Брови стали тонкие и фигурные. Они придали совершенно новое выражение моему лицу не только цветом, но и формой. Боря прилепил на меня тонкие рыжие усики, и процесс моего преображения был доведён до полного триумфа. Я не узнавал себя сам!
Мы допили остатки "смирновской". Боря уверил меня, что на него я всегда могу положиться. В наше лихое время Боря может оказаться незаменим.
- Алик, а ствол у тебя есть?
- Официально у меня ничего нет, а неофициально...
- Понимаю. Что за пушка?
- "Зброевка", "восемьдесятпятка".
- Ух ты! Постой, постой, ты же у нас снайпер. С такой пушкой ты и на сто метров не промахнёшься.
- Не пробовал, но возможно.
* * *
Борис был деликатный парень и не заставил меня слишком долго дожидаться своего возвращения. Уже в семь часов раздался звонок в дверь, и сияющий от самодовольства Борис появился на пороге. Он с гордостью вынул из своего нагрудного кармана немецкий паспорт с моей новой физиономией, оформленный по всем правилам оперативно-технического искусства. Это была не какая-нибудь халтура-самоделка. Это была профессиональная работа государственной спецслужбы. Паспорт был выдан "орднунгсамтом" города Карлсруэ на имя Мюллера Альберта, родившегося в Семипалатинске. С таким местом рождения проще объяснять мой, хоть и лёгкий, но заметный акцент. Новый паспорт мне ужасно понравился, а Борис просто таял от удовольствия, наблюдая, как таю от удовольствия я. Только я закрыл свой липовый паспорт, ещё толком не зная, как он мне пригодится, как Борис подал мне красные корочки с роскошным гербом. Это было удостоверение начальника отделения ФСБ подполковника Кирсанова Альберта Васильевича. Кирсанов оказался поразительно похожим на меня в новой редакции.
- Вот теперь можешь спокойно ходить со своей "зброевкой", по крайней мере, по Москве.
На правой внутренней стороне удостоверения жирным курсивом было оттиснуто, что подполковник Кирсанов имеет право ношения огнестрельного оружия.
- Здорово!
- Это ещё не всё. Вот полюбуйся.
Он подал мне нормальный российский паспорт на имя того же Кирсанова со штампом о прописке на улице генерала Берзарина.
- Боря, а не влетит тебе?
- Не боись. Я этим делом запасся во времена бакатинского бардака. Концов не сыскать.
- А как же ты мои цветные фотографии в чёрно-белые превратил, да ещё и в мундир меня засунул?
- Технический прогресс. Компьютерная обработка изображений. Это не то, что раньше.
- Спасибо, Боря, навеки у тебя в долгу.
- Ладно тебе. Ничего ты мне не должен. Ты лучше подумай, чем ещё тебе могу помочь?
- Да что-то в голову не приходит...
- Ну так ты не спеши, давай вместе помозгуем. Вот, кстати, тебе ещё подарочек.
Борис достал из своего портфеля две продолговатых коробочки с патронами "Люгер 9х19", как раз для "зброевки".
- Боря, откуда у тебя такое? В конторе же каждый патрон на учёте.
- Ты не забывай про эру Бакатина. Ты такого не видел.
- Ну и ну! Спасибо тебе, Боря. Пора мне, однако, домой.
- Ну, это ты кончай. Давай посидим, покумекаем. Ум хорошо, а вооружённый современными техническими знаниями ум - это я про себя говорю - лучше.
Я подумал-подумал, да и соблазнился удовольствием провести ещё один вечер в компании с хлебосольным Борисом, тем более, он и в самом деле может мне здорово помочь.
* * *
Я вернулся в Минск, не имея чёткого плана, что делать дальше. Вначале я предполагал заставить усатого Ершова под дулом пистолета выложить всю правду о заказчике установки. Но он может отослать меня к своему непосредственному начальнику, и передо мной замаячит длинная цепь начальников вплоть до министра внутренних дел, а потом и до самого батьки Луки. Главная проблема в том, что я не могу перепроверить, врёт Ершов, или нет. Ладно, решение придёт со временем. Надо бы за Ершовым понаблюдать и избавиться пока от собственной машины. Надо её поменять. Да и спасителя моего отблагодарить пора.
Недолго думая, я направился в Раков. Дом Сергея Ивановича стоял на отшибе, на краю широкого луга. Хозяин оказался дома. Это был крепкий осанистый мужик примерно моего возраста, одетый по-простецки в дешёвое трико. Он с изумлением смотрел то на мой "мерседес", то на мою рыжую голову.
- Здравствуйте, дорогой Сергей Иванович! Не узнаёте?
- Что-то нe пoмню. Машину пoмню, а вот вас видеть не приходилось.
- Очень даже приходилось, Сергей Иванович. Вы же мне жизнь спасли. Только тогда я некрашеный был.
- А, кaк жe, тeпeрь узнaл. Як здоровье-то?
- Как видите. Благодаря вам. Вот отблагодарить вас хочу.
- Да чeго уж там благодарить. А что ж мы стоим? Проходите.
Сергей Иванович жил на обычной крестьянской усадьбе. По двору бегали куры, в загородке рылся в земле поросёнок, на лугу паслась корова. Под навесом стоял "горбатый" "Запорожец". Вышла хозяйка дома.
- Ой, Сярожа, чаго ж ты гостя не проводишь, дeнь дoбры! Прaxoдьцe, кaли лacкa, у хату.
Хозяева были искренне рады видеть меня живым и здоровым. И только я упомянул, что хочу отблагодарить Сергея Ивановича, они замахали руками, протестуя. И протест их был отнюдь не лицемерным.
- Не огорчайте меня, пожалуйста. Я очень хочу подарить вам свой "мерседес". Сколько можно на этой колымаге ездить?
- Да что вы! Зачем мне "мерседес"? А колымага моя, кстати, по городу любому "мерседесу" фору даст. У неё мотор-то я сам недавно перебрал. Все кольца новые. Землю из-под себя рвёт.
- Я знаю, "горбыль" - резвая машина. У меня у самого такой был. Но знаете... уеду я из Белоруссии. Не хочу, чтобы второй раз в меня стреляли. Всё вот раздаю, и "мерседес" мне не нужен. Так уж уважьте меня, возьмите его, пожалуйста. Если сами ездить на нём не хотите, детям подарите.
Если бы не хозяйка, сдавшаяся на мою просьбу, хозяин ни за что бы не согласился принять мой подарок. Договорились, что мы тут же поедем к нотариусу и в ГАИ, оформить дар. К вечеру мой "мерседес" официально был уже не мой, и старые номера остались в ГАИ. У нотариуса мы оформили попутно доверенность, которая позволяла мне в течение предстоящего месяца ездить на "горбыле" Сергея Ивановича.
Вернувшись домой, я ещё в лифте услышал звонки телефона. Кто-то был весьма настойчив. Я успел снять трубку.
- Ну, наконец-то, Альберт Васильевич, дорогой ты мой...
Mой бывший шеф и теперь уже бывший подчинённый был под крепкой мухой
- Александр Яковлевич, что случилось?
- Альберт Васильевич, я - свинья!
- Ну что ж вы так излишне самокритичны...
- Нет, нет. Не возражайте. Я - свинья, и хочу искупить...
- Александр Яковлевич, Вы сейчас немного не в форме. Давайте встретимся с утра и поговорим.
- Вот это я и хочу услышать. Можно, я приеду к вам завтра в девять?
- Давайте, буду рад.
* * *
Наутро, секунда в секунду, Александр Яковлевич появился на пороге.
- Простите, а Альберт Васильевич...
- Я и есть Альберт Васильевич, проходите скорей, здравствуйте.
- Вот это маскировочка! Одобряю! - заметил он в явном восхищении. - А где ваш зелёный "мерседес"? Тоже перекрасили?
- Даже переделал. Теперь он называется "горбыль".
- Да... - задумчиво произнёс он. - Я вот подумал, что вам надо бы и квартиру сменить. Оставаться здесь рискованно.
- Верно, Александр Яковлевич, этим я и собираюсь заняться.
- А не надо вам заниматься. Поживите на моей даче.

Это было очень ценное предложение. Дача Александра Яковлевича была сразу за кольцевой дорогой по Логойскому тракту. Максимум двадцать минут до центра.
С наслаждением потягивая крепкий зелёный чай, Александр Яковлевич сообщил мне о произошедших в моё отсутствие событиях. После нашего не очень тёплого расставания он попросил своего старого приятеля, пенсионера из контрразведки, когда-то в андроповские времена попавшего на оперативное обслуживание уголовного розыска, прозондировать ход расследования убийства Лидочки и покушения на моё убийство. Тот пошушукался со своей бывшей агентурой, и от результатов такого наведения справок Александр Яковлевич сильно расстроился. Оказалось, что заявление Александра Яковлевича никто не собирается принимать во внимание. Его вроде как и не было. Дело будет, скорее всего, не раскрыто. Единственный шанс на полноценное раскрытие имеет версия, что Лидочку из ревности убил я, а сам в приступе раскаяния сделал попытку застрелиться. Эта смелая версия уже обсуждается, как некая гипотеза, но по-настоящему за её отработку не брались. Ну, а если возьмутся, то можно не сомневаться, что найдутся свидетели, видевшие, как я убил Лидочку, и как я самоубивался, и обязательно найдётся под кустиком пистолет с моими отпечатками, не замеченный впопыхах Сергеем Ивановичем.
Мы посмотрели друг другу в глаза, и оба разом поняли, что надо срочно рвать когти. Может быть, именно сейчас по улицам движется наряд для моего задержания в качестве подозреваемого.
- Спускайтесь вниз, я сейчас, - поторопил я Александра Яковлевича, к которому стал внезапно питать самые тёплые чувства. Всё-таки, он нормальный мужик, хоть и ходил в кандидатах в генералы.
Только он вышел, я бросился к тайнику и вытащил пистолет. Быстренько покидав в рюкзак запас белья, кое-что из одежды и "тревожный" несессер, я уже собрался выходить, как раздался телефонный звонок. Я хотел было его проигнорировать, но это был межгород, не грозивший мне ничем. Звонил Борис.
- Слышь, старик, я тут подумал, и кажется мне, что тебе без меня будет туго. Сегодня пятница, я могу подскочить к тебе на выходные, я тут кое-что для тебя припас.
- Борька! Тебя сам Бог послал. Приезжай! Без тебя мне будет и вправду тяжеловато. Если бы ты ещё автомобильную закладочку, лучше две, прихватил. Может быть и пару Handschellen**, немецкий ещё помнишь?
- Тебя понял, жди.
Ай, да Боря! Молодец! С его помощью мы эту шушеру разложим на лопатки.
Дача у моего бывшего шефа была на зависть. Крепкий домик, в котором можно жить и зимой, и - главное достоинство - замечательная баня. Я рассказал о звонке Бориса, и у моего шефа загорелись глаза. Старый боевой конь услышал сигнал трубы "К атаке!". С помощью Бориса мы оборудуем машины следователя Сапрыкина и опера Ершова техникой, и тогда у нас откроется простор для целенаправленных действий. Сейчас же важно установить, где оставляет свою машину на ночь Сапрыкин, и есть ли она у него вообще? Этим займётся Александр Яковлевич. Я же продолжу пасти опера Ершова.

* * *
Я приехал на дачу первым. Александр Яковлевич появился через час. Он привёз с собой подробный отчёт, исполненный от руки чётким почерком канцелярского работника. Ему удалось установить, что следователь Сапрыкин появился на рабочем месте в пятнадцать часов тридцать девять минут, прибыв на "Пежо-405" вишнёвого цвета. Такая машина была и у театра. Значит, я не ошибся, что Ершов попрощался именно с Сапрыкиным. Далее Сапрыкин в 16-50 покинул здание прокуратуры и, "не предпринимая попыток для выявления наружного наблюдения", проехал к большому дому в Зелёном Луге, где машина Сапрыкина простояла неподвижно до прекращения наблюдения в 19-15. "В целях недопущения расшифровки разведчик НН держал значительную дистанцию и не смог установить, в какой именно подъезд проследовал объект, покинув автомобиль". Александр Яковлевич привёл довольно полный словесный портрет объекта и отметил так же, что объект водит машину не вполне уверенно: резко тормозил, при трогании с места на светофорах у него дважды глох мотор. Что ж, всё правильно. Опера обычно водят машины лучше, чем следователи. У Ершова стиль езды вполне профессиональный, придраться не к чему, поэтому я и не стал писать никакого отчёта. Это немного огорчило Александра Яковлевича. Ему нестерпимо хотелось вернуться в старое время, когда справки, агентурные сообщения, сводки наружного наблюдения, сводки оперативно-технических мероприятий - О! Это - очень большой секрет! Т-сс! - установки, аналитические справки, и постановления аккуратно приобщались к корочкам с грифом "совершенно секретно", набиравшим вес и значимость.

* * *
Поезд прибыл практически без опоздания. Багаж Бориса поместился в одном увесистом чемодане. Я представил Александра Яковлевича как своего бывшего начальника по конторе, с которым мы ради равновесия поменялись местами, когда я стал зловредным частником. Короче, Александр Яковлевич - свой человек, и темнить перед ним, что лежит в чемодане Бориса, нет никакого смысла. Тем более, у него среди нас самое высокое звание - подгенерал, то есть полковник.
По прибытии на дачу мы первым делом затопили баньку и только потом устроили совещание. Борис доложил о технических чудесах, которые он привёз с собой. Прежде всего, весьма совершенную радиозакладку для автомобиля, изгoтoвлeнную в Израилe. Возвращать её назад необязательно: она списана, ни за кем не числится, и такими закладками пользуются все матёрые жулики на свете. Тень на Бориса они никак не бросят, если объект её и обнаружит. Вместо второй закладки Борис приготовил очень интересный "пояс недисциплинированного агента", как он выразился. Прочный пояс, который одевается под одежду, содержит в себе радиозакладку с микрофоном и небольшой пороховой заряд, который может быть взорван радиосигналом извне. При любой попытке освободиться от пояса он взрывается сам. Заряда хватит, чтобы выпустить кишки "недисциплинированному агенту" без малейшего ущерба окружающим.
- Не знаю, пригодится ли он вам, но я его, на всякий случай, сделал. Деактивировать пояс можно только с помощью управляющего устройства по радио или специальным ключиком вручную. Если волею случая утратятся и ключик, и управляющее устройство, недисциплинированному агенту, чтобы выжить, придётся года три носить пояс на себе и ждать полного разряда встроенной батарейки.
- Это вы сами придумали? Первый раз о таком поясе слышу, - заметил Александр Яковлевич.
- Идею я подцепил в каком-то детективе, наверное, у Джеймса Бонда. И вот попробовал в свободное от службы время. Первый прототип. Пока не знаю, не добавить ли грамм-другой пороха? Пояс опасен только в одетом состоянии. При неосторожном подрыве мимо тела будет лишь безобидный хлопок.
Мы с Александром Яковлевичем переглянулись, и вновь одна и та же мысль пришла нам в голову. Слово взял мой бывший шеф и, приняв характерную позу с наклоненной вперёд и вбок головой, сосредоточенно, в точности так же, как и на былых оперативных совещаниях, начал излагать чеканными фразами:
- Имеются неопровержимые данные о связи оперуполномоченного Московского райотдела милиции старшего лейтенанта Ершова с организованной преступной группой "Крестоносца", - так моё обозначение моего главного недруга стало оперативной кличкой, и я был отнюдь не против этого. - Поэтому у нас имеются достаточные основания использовать новое оперативно-техническое мероприятие ПНА - надеюсь, всем присутствующим понятно это обозначение? - Против... Предлагаю дать объекту разработки Ершову оперативную кличку "Ёрш".
- Вношу поправку, - вставил я, - с точки зрения конспирации правильнее было бы отойти от его фамилии и назвать его с сохранением родовой принадлежности "Пескарь".
- Согласен, - чуть подумав, кивнул Александр Яковлевич и продолжил. - Против "Пескаря". Но для более убедительного изобличения преступника в рядах правоохранительных органов было бы целесообразно предварительно получить дополнительный компрометирующий материал с помощью оперативно-технического мероприятия "Т" в отношении личного автомобиля объекта. Я надеюсь, наш коллега из соответствующего подразделения сможет оборудовать машину объекта техникой при обеспечении прикрытия имеющимися силами оперсостава.
Мне хотелось зааплодировать, а Борис с недоумением поглядывал нa меня, что за чудик тут разглагольствует? Я украдкой моргнул Борису, что всё мол в порядке, и oн успокоился.
- Замечательно, Александр Яковлевич! Есть ещё порох в пороховницах. Я полностью с вами согласен. Это самое правильное решение в данной ситуации.
- Послушаем нашего московского гостя, что скажет он по поводу проникновения в автомобиль, - продолжил привычную роль начальника Александр Яковлевич.
- А что тут говорить? Где "Пескарь" машину на ночь ставит?
- Возле дома на улице, гаража нет.
- Что за машина?
- "Фольксваген Пассат" примерно девяносто второго или девяносто третьего года выпуска.
- Замыкает двери ключом или дистанционно?
- Дистанционно.
- Отлично. Сигнализация?
- Неизвестно. Пока неясно.
- Неважно. Как освещение территории?
- Стоят фонари, но светят ли они в ночи, не знаю.
- На месте убедимся. Ну, я проблем не вижу. Есть у меня аппарат на такие типы машин. Пять минут, не более, и машина будет открыта дистанционно. Потом я вхожу в салон минут на десять. Есть там радиоприёмник?
- Судя по антенне, есть. Да и мыслима ли coврeмeннaя машина без такой пустяковины?
- Бывает, но будем надеяться, что наш "Пескарь" не столь отсталый скупердяй. Значит, я леплю ему закладку под приёмник, а потом машину снова ставлю на сигнализацию, и все дела. Предлагаю всю операцию начать в полтретьего ночи - самый сон у здоровых людей.
- Борис, а не будем ли мы слушать только радио и шум мотора?
- Не бойся. Евреи - ушлые ребята. Это - специальная модель с фильтрами на работающий приёмник, магнитофон и на мотор. Про суперпозицию колебаний слышал? Так вот, эта штуковина автоматически сбалансирует и вычистит всё, помимо того, что воспримут динамики, которые будут работать микрофонами. Сигнал будет чистейший.
- А на каком расстоянии его можно принимать?
- Километра два гарантирую. Тут хитрость в чём? Эта штуковина питается от аккумулятора автомобиля и излучает через антенну приёмника. Мощности выше крыши.
- Здорово!
Мы с Александром Яковлевичем переглянулись. Таких закладок в наше время мы не знали.
* * *
Город спал. Улицы были почти пусты. Редкие такси и отдельные машины пролетали мимо, не обращая внимания на правила дорожного движения. Юго-Запад, где жил "Пескарь", светился туcклыми вертикальными пунктирами лестничных маршей. Во дворе дома была полная тишина. Мы запарковались перед "пассатом", выключили свет, и Борис указал Александру Яковлевичу, где он должен занять позицию после его команды.
- Сейчас я открою двери. Два раза вспыхнут поворотники. Когда я всё кончу, поворотники вспыхнут один раз. Вот тогда можно покидать свои места и возвращаться к машине.
Борис открыл один из своих приборов и начал над ним колдовать. Минуты через две указатели поворотов "пассата" дважды вспыхнули, и в салоне загорелся свет. "По местам!" - скомандовал наш технический гений, и мы вышли из "Лады". Борис решительно прошёл к "пассату" и уселся на правое переднее сиденье. Свет в салоне погас. Потянулись утомительные минуты, кажущиеся часами. Сердце неприятно бухало. Такие операции всегда натягивают нервы. У Бориса подобных акций многие сотни, если не тысячи, и я всегда поражался его самообладанию. Он сейчас делает филигранную работу, соединяя контакты, и руки у него при этом совершенно не трясутся. Когда же он кончит? Нет сил уже дожидаться.
Показался какой-то пьяный. Медленно и верно он приближался к арке. Хорошо, что он еле держится на ногах. Вот он уже рядом.
- Ты куда, мужик?
- Я? До-о-мой, ик...
- А где ты живёшь?
- На "Из-из-вестиях"
- Так что ж ты на Голубева-то прёшься?
- А как хочу, так и иду.
- Нет, мужик, здесь известинским нельзя ходить.
- А я пойду, и тебе сейчас ка-ак врежу.
Я еле увернулся от его удара, и нападающий растянулся, посылая проклятья всему свету и грозя разбудить полдома. Я наклонился и пустил короткую струйку газа ему в лицо. Он судорожно вздохнул и замер. Только теперь я бросил взгляд на "пассат". Борис вышел из салона и решительно направился к "ладе". Через полминуты поворотники "пассата" вспыхнули и тут же погасли. Я с облегчением вздохнул и поспешил к машине. И Александр Яковлевич чуть ли не бегом двигался мне навстречу, сияя от удовольствия и возбуждения. Не произнеся ни слова, мы отъехали от места операции. Я бросил взгляд на окна "Пескаря". Всё было спокойно. Только выехав на проспект "Известий", мы оживлённо разговорились, довольные успехом.
- Чем вы заткнули того пьяного? Газом? - спросил Александр Яковлевич.
- Газом...
- А что, кто-то мешался? - спросил Борис.
- А ты что, не слышал?
- Нет, весь был в работе. Хорошо сделал.
- А отпечатки пальцев ты, случайно, не оставил?
- Обижаешь. На контактах отпечатки не страшны, а прочие поверхности я протёр согласно предписанию.
* * *
Мы уснули только перед рассветом. Нo девять часов были уже на ногах. Нам с Александром Яковлевичем не терпелось тут же выехать на прослушивание "Пескаря", а Борис был невозмутим. Воскресенье, куда спешить? "Пескарь" может сегодня целый день просидеть дома. В двенадцатом часу мы прибыли на Юго-Запад. "Пассата" на месте не оказалось. Вот так незадача! Борис включил свою аппаратуру. Связь с закладкой не устанавливалась. Где-то она далеко.
- Поехали на Комаровку! - решительно произнёс Александр Яковлевич. - Наверняка "Пескарь" вместе с супругой производит воскресную закупку.
- Хорошая мысль! - поддержал я, и мы тут же направились на базар.
Борис каждую минуту посылал активирующие сигналы, и на Немиге связь с закладкой установилась.
- Где-то он не так далеко, и расстояние сокращается.
Настройка аппаратуры закончилась, и в динамике внезапно зазвучал отчётливый разговор.
- Ну, что я говорил?! - торжествующе воскликнул Александр Яковлевич. - Это "Пескарь", узнаю его голос. А это, скорее всего, его жена.
Это была типичная семейная сцена. "Пескарь" отбивался от жены, упрекавшей его, что он со своей работой семью совсем забросил. Вчера весь день его дома не было, и сегодня опять куда-то лыжи навострил.
- Сколько раз тебе говорить, не лезь не в свои дела. Хочешь вырезку парную покупать, не жалуйся. Ты думаешь, деньги мне за здорово живёшь платят?
- А почему другие и вырезку покупают, и выходные на дачах проводят, только ты бегаешь, язык свесив?
- Почему, почему. По кочану! Не путайся под ногами, и мы себе не дачу, а виллу в Раубичах построим.
- Да уж, разогнался...
Разговор стал совсем громким, и внезапно "пассат" "Пескаря" проехал нам навстречу. На следующем перекрёстке мы развернулись и поехали назад на Юго-Запад, не видя объекта, но очень хорошо его слыша. Качество работы закладки было потрясающим. Шум мотора едва угадывался как очень слабый фон и совершенно не мешал.
- Сегодня "Пескарь" опять намерен работать. Куда же он сегодня направит свои стопы? - спросил задумчиво Александр Яковлевич.
- Скоро будем знать. На то и техника.
- Да, классная техника!
* * *
Мы остановились недалеко от светофора у поворота на Малиновку. Связь с закладкой была отличной. К "Пескарю" в машину подсел какой-то малограмотный мужичок, говорящий на смеси русского и белорусского языков ещё хуже, чем сам батька Лука. С первых же слов стало ясно, что "Пескарь" подсадил в машину своего агента. Это был ещё тот агент! Он лебезил перед "Пескарём" и уверял его в своём самом глубоком уважении и что он век не забудет его доброты, а потому охотно сделает всё, что ему скажет "Пескарь".
- Сейчас мы поедем под Раков. Я тебе покажу место, где ты стал свидетелем самоубийства, - строго начал "Пескарь".
Я тут же нажал кнопку записи диктофона. Разговор с места в карьер приобрёл весьма интересный характер. Нам посчастливилось записать инструктаж на лжесвидетельство. Я словно в воду глядел. Агент "Пескаря" должен был стать "свидетелем" моего самоубийства. Он якобы всё видел из зарослей, в которых собирал грибы, подошёл ко мне, когда я был уже мёртвым, поднял пистолет, но, испугавшись, бросил его под кусты, а сам убежал.
"Пескарь" не спеша ехал прямо на Раков, мы тянулись за ним, не видя его и ориентируясь по уровню радиосигнала. Агент оказался туповат, и оперу пришлось раз пять повторить свой инструктаж и несколько раз заставить агента повторить его, прежде чем тот начал более или менее бойко пересказывать вложенную ему в уши историю. Внезапно агент напугался.
- Аляксей Иванович, а не скажуць, што я усё збрaxaу? Сам зaбиу, a гэтыя, як их тaм, отпечатки пальцев...
- Не бойся, Дима. Из этого пистолета накануне была убита женщина, любовница самоубийцы. Это он её убил, а потом раскаялся, понял? А женщину ту ты и не знаешь. Тебя никто обвинить не сможет, не дрейфь.
- Ага, цяпeр яcнo. А не скажуць, что я и жанчину зaбиу?
- Да какой же ты бестолковый! Ты же не знаешь даже, кто она, где живёт. Убил её любовник из того самого пистолета. У тебя откуда может быть пистолет, и зачем тебе женщину убивать, а потом её любовника?
- Ага, зрaзумeу. Ну, вы и умный, Аляксей Иванович. Дык гютa, я на вас cпaдзяюcя, что меня в обиду не дадите, а то мне трэбa рaмонт рaбиць машине, колёса б змяниць...
- Ну и жук ты, Дима. А за кражу срок получить не хочешь?
- Что вы, что вы, Аляксей Иванович, избавь Бог...
- Не дрейфь. Завтра пойдёшь в милицию и сделаешь заявление. Скажешь, совесть замучила и страх, что на пистолете твои отпечатки пальцев обнаружатся. Вот ты и придёшь сделать чистосердечное признание. Потом со следователем приедешь сюда и покажешь, где пистолет будет лежать. Да место, смотри, хорошо запомни.
- Яcнo. Ну, я на вас вeльми надзеюся.
- Надейся. Когда всё сделаешь, получишь триста долларов. Хватит тебе на все ремонты.
- Вот прaбaчaйцe, Аляксей Иванович, век буду вас помнить, и всё для вас зaуcёды зрaблю...
* * *
Мы исписали почти две кассеты, зафиксировав весь разговор "Пескаря" со своим агентом. Закладка Бориса сработала на редкость удачно. Я просто не мог этому поверить. На службе я использовал несколько раз подобную технику, и никогда она не оправдывала моих надежд. Не всегда удаётся установить её так, чтобы она оказалась в нужное время в нужном месте. Борис же не раз меня уверял, что техника часто даёт исключительно ценную информацию. Просто мне не везло. Зато в этот раз повезло и здорово как повезло. Госпожа удача решила, видимо, восстановить равновесие. Вот опять, в который раз за последние дни, я замечаю, что в мою судьбу вмешиваются какие-то сверхъестественные силы. И началось всё с моего недоброго пожелания в адрес экипажа разбившейся "семёрки" BMW.
Мы возвращались на "базу", немного ошеломлённые тем, что услышали. Никакой дополнительный компромат на "Пескаря" больше не нужен. Мы почти всю дорогу ехали молча, перебрасываясь короткими, ничего не значащими, репликами. Борис собрался в обратную дорогу. Я предложил ему деньги за помощь и технику. Он категорически отказался.
- Нет, Алик, Не нужны мне сейчас деньги. Сочтёмся позднее, когда достанем "Крестоносца". Давай, разбирайся с "Пескарём" и быстрее в Москву. Тебе здесь долго оставаться нельзя.
- Да, пожалуй.
- Не забывай подкрашивать волосы.
- Да уж не забуду...
Мы проводили Бориса на "четвёрку", так чтобы он без проблем успел на службу. Ночевал на даче Александра Яковлевича я один. Мне стоило больших трудов уговорить его провести ночь дома: мне хотелось побыть одному, да и ему было бы полезно быть с утра на телефоне. Не исключено, что у него будут спрашивать о моём пребывании, пусть услышат чёткий ответ, что последний раз он видел меня в больнице.
Я долго искал план, как мне перехватить "Пескаря", чтобы никто ничего не заподозрил. Ничего путного в голову не приходило, и я уснул. Во сне я продолжил обдумывание моей ситуации и понял, что мне нельзя оставаться на даче Александра Яковлевича ни единого часа. В холодном поту я проснулся в шестом часу и начал лихорадочные сборы. Сложив свои пожитки в рюкзак, я ликвидировал все следы своего пребывания в этом гостеприимном доме на почти свежем воздухе, протерев тряпкой все места, где могли остаться отпечатки моих пальцев. Где я буду ночевать следующую ночь, я ещё не представлял.
* * *
Около десяти часов ко входу в Московский райотдел неуверенно прошагал какой-то мужичок небольшого роста лет пятидесяти, резко выделяющийся одеждой. На нём были кирзовые сапоги, замызганные, вздутые на коленях, штаны, грязно-зелёный свитер и видавшая виды кепка. Скорее всего, это и был тот самый агент. Через два часа мужичок вышел из отдела в сопровождении "Пескаря", сержанта и двух женщин в штатской одежде. В этот момент к "пассату" опера Ершова подкатил вишнёвого цвета "пежо", в котором прибыл сам следователь Сапрыкин. Сапрыкин пожал всем руки, что-то сказал, обращаясь сразу ко всем, и кавалькада из трёх машин - "пассата", "пежо" и милицейского "газика" - тронулась в путь. Всё ясно, едут искать орудие самоубийства. "Пескарь" оторвался от колонны и рванул вперёд на всех парах - подбрасывать пистолет в нужное место.
Я держался в отдалении за милицейским газиком, на ходу обедая припасёнными бутербродами и запивая минералкой. Через час вся театральная труппа и единственный зритель - я - прибыла на грибное место, где я якобы самоубивался. Я замаскировал свой "горбыль" в зарослях и осторожно прокрался поближе к месту действия. О, это было замечательное зрелище. Агент живописал, размахивая руками, как он напугался, увидев мужчину с пистолетом, целившимся себе прямо в сердце. Следователь, сидя на пеньке, со строгим выражением на лице, быстро строчил протокол, положив жёсткую папку на колени.
- Куда вы девали пистолет, когда решили от него избавиться?
- Да не знаю точно, таварыш следователь. Я стоял тут и гэдaк вocь швырнул его подальше, вон туды, у тую сторону.
- Товарищи, попрошу осмотреть местность на предмет возможного обнаружения вещественного доказательства, а именно пистолета.
Товарищи вместе со следователем сосредоточенно стали обшаривать кусты.
- Ой, вот он! - подала голос одна из женщин.
- Не трогать руками! - строго предупредил следователь.
Товарищ Сапрыкин исполнил свою роль наилучшим образом: он был строг, деловит и ни разу не улыбнулся. Да и агент был хорош. Его немного трясло от возбуждения, и на женщин понятых, уверенных, что они участвуют в реальном расследовании, а не в инсценировке, он действовал весьма убедительно. Сержанту было на всё наплевать, и он то и дело срезал грибы и укладывал их в полиэтиленовый мешочек. Похоже, он тоже не брезговал свинушками. И только по ухмыляющейся физиономии "Пескаря" понятые могли бы заподозрить подвох, но они на него не обращали внимания.
Следователь подцепил пистолет за спусковую скобу проволочным крючком и аккуратно уложил его в прозрачный полиэтиленовый мешок. Он ещё долго заполнял протокол, потом его подписали все присутствующие, за исключением "Пескаря". Сержант, обе женщины и агент уселись в "газик" и отъехали, а "Пескарь" со следователем остались. С большим трудом я разобрал, что "Пескарь" решил задержаться в лесу и набрать грибов. Он все выходные отпахал, как проклятый, поругался "с бабой", так хоть сейчас использует момент и наберёт грибочков. Сапрыкин с ним попрощался и уехал.
* * *
Опять грандиозная удача! Я посмотрел на небо и вежливо кивнул. Благодарю, дескать, за содействие. Ну, сейчас мы с "Пескарём" побеседуем! От всей души. Я ретировался к "горбылю", вытащил из рюкзака наручники и засунул их в задний карман джинсов. Проверил пистолет за поясом. Всё в порядке, можно начинать второе действие спектакля, теперь уже в камерном составе и без зрителей. "Пескарь" хрустел сучьями метрах в пятидесяти. Я хотел было изобразить мелкого шкодника, намеревающегося залезть в машину, чтобы заманить "Пескаря" на дистанцию задушевного разговора, но мне пришла в голову идея получше. Я достал из кармана куртки пластиковый пакет. Держа пакет в левой руке, а правую руку с пистолетом в пакете, я направился в сторону "Пескаря", производя, как можно больше шума.
- Ой, здорово, что тут кто-то есть. Я тут гриб нашёл какой-то странный, вы не подскажите, он съедобный, или нет?
"Пескарь" был явно не рад встретить ещё одного грибника и буркнул:
- Я сам плохо в грибах разбираюсь, едва ли вам помогу.
- Нет, вы всё-таки взгляните, такой большой гриб, мне кажется, это белый, только я не уверен.
Расстояние между нами уже метров пять. "Пескарю" явно не по себе от моей назойливости, но он не решается послать меня подальше.
- Ну что там у вас, покажите.
- Сейчас...
Я приблизился уже вплотную, вынимаю пистолет из мешка и направляю ствол ему в живот, держа руку у бедра.
- Вот вспомнил. Это очень опасный гриб. Пистолет называется. Убивает наповал.
"Пескарь" покраснел, тут же побелел, на лбу заблестели капельки пота. Язык у него явно отнялся.
- Будем знакомы, Алексей Иванович, я тот самый Блохин Альберт Васильевич, на которого вы так старательно кропаете материал на вышку.
- Я... Я не при чём... - залепетал "Пескарь".
- Вскрытие покажет. Руки за спину, гнида!
"Пескарь" послушно сложил руки за спиной.
- Ложись! Лицом на землю. Живо!
"Пескарь" заколебался, и я ускорил его движения пинком по лучевой кости. Придавив его к земле коленом, я с горем пополам надел на него наручники. Спрятав пистолет под пояс, пoтoм помог ему встать на ноги. Ощупал его снизу доверху и вынул из подмышечной кобуры "макарова". Мы прошли к "горбылю", я достал из рюкзака диктофон, вставил новую кассету, и мы уселись в моей неказистой машине, как закадычные друзья побеседовать. Правда, "Пескарь" чувствовал себя явно не в своей тарелке.
- А теперь, дружище, вещай чётко и ясно, кто дал тебе задание на установку по мне?
- Я ни о чём не знаю...
- Хорошо, убивать тебя из пистолета я не буду, громко сильно. Я тебя огрею лопатой и закопаю. Даю тебе одну минуту на размышление, а сам пойду за лопатой.
Чёрт побери! Лопата-то моя в "мерседесе". Ничего, возьмём его на испуг. Я открыл багажник, и "Пескарь" не выдержал.
- Это всё Сапрыкин. Он попросил меня провести установку.
- С заказчиком встреча была?
- Не было. Все концы у него.
- Сколько тебе заплатили?
- Штуку.
- Врёшь!
- Честное слово, не вру! Сапрыкин обещал ещё три, когда всё до конца ...
- Понятно.
- Розыск ещё не объявляли?
- Нет ещё, но завтра, скорее всего, уже будет объявлено.
- Кто заказчик?
- Не знаю.
- Сапрыкин знает?
- Может быть. Скорее всего, знает.
- Кто дал пистолет, который ты сегодня подбросил?
- Сапрыкин.
- Всё Сапрыкин. А ты, что, чистый во всём?
- Я только под ним работал, ничего не знаю.
- Кто убил Лидочку?
- Не знаю.
Я заставил "Пескаря" сделать "чистосердечное признание" на диктофон, где он наговорил на Сапрыкина обвинений на три расстрела и десять пожизненных заключений.
- А теперь поработаешь боевым агентом на меня, согласен?
- Ага..
- Вылезай из машины!
Я надел на изумлённого "Пескаря" замечательный пояс ПНА, аккуратно закрепил микрофон под пуговицей на груди и защёлкнул замок, замкнувший контакты. Заправив концы рубашки опять в брюки, я провёл инструктаж, объяснив ему все свойства замечательного пояса.
- У тебя есть шанс остаться в живых, если ты вытащишь Сапрыкина на душевный разговор со мной в тихое место, вроде этого. Сапрыкина я шлёпну, если всё, что ты сказал, правда. Но если ты попробуешь финтить и пытаться дать знать, что ты под техникой, каким-нибудь подмигиванием или записочками, то первым на тот свет пойдёшь ты. Всякие сомнительные паузы я буду толковать как попытку дать сигнал Сапрыкину или кому-нибудь другому, и поясок поделит тебя пополам, стоит мне слегка нажать на вот эту кнопку. Понял?
- П-понял... Только как мне его вытащить?
- Придумай что-нибудь, ты же опер.
- Я сейчас не могу соображать, правда.
"Пескарь" выглядел крайне жалко. Ещё чуть-чуть, и он может просто свихнуться от всех неприятных впечатлений.
- Давай, дуй домой на телефон. Скажи, что нашёл в лесу закопанную трёхлитровую банку, полную долларов. Забрать себе боишься, думаешь, что эта банка как-то связана с моим делом. Вот хочешь посоветоваться, как быть, и если всё чисто, поделить между собой. Скажи, что банку на месте оставил, и лучше бы вместе к ней подъехать.
- Не поверит...
- А ты говори доходчивее. Подумай, что на тебе заряд, который тебя в клочки разорвёт. Будешь говорить про доллары со страхом, поверит.
- Ладно, попробую.
- Да не попробуешь, а исполнишь точно и без дураков. Только один удивлённый вопрос от жены, чего это ты руками машешь или знаки даёшь, сразу улетаешь в ад. Мне тебя ни капельки не жалко. Понял?
- Понял. Всё сделаю.
- Тогда вперёд. Быстро не езжай, я на "горбыле" за тобой не угонюсь. А удалишься больше чем на два километра от меня, взлетишь на небо.
* * *
"Пескарь", освобождённый от наручников, смог успокоиться и ехал домой, вполне контролируя свои действия. Я ехал следом и слушал его монолог. Он вслух проклинал себя за то, что связался с Сапрыкиным. Похоже, что он и в самом деле раскаивался. Мне даже стало его жалко.
По прибытии домой он сразу послал ко всем чертям жену, имевшую к нему какие-то претензии, и после победы в краткой перепалке стал звонить. На его и моё счастье, Сапрыкин был на месте. Наверное, оформлял протокол допроса агента Димы.
- Слышь, Николай, тут такое дело. Ты только не стой, сядь на стул вначале. - Пауза. - Короче, хочешь верь, а хочешь нет, но я там наткнулся на такой бугорок подозрительный. Дёрн лежал как-то ненормально. Я хвать, а дёрн и поднялся. Кто-то там что-то закопал. - Короткая пауза. - Да не перебивай ты, в общем, дело такое, что я чуть в штаны не наложил. Руки ещё сейчас трясутся. - Опять пауза. - Да не перебивай ты, едрёна вошь, а слушай. Полная трёхлитровая банка зелени. - Короткая пауза. - Какой-какой?! Капуста там! Это точно как-то с нашим делом связано. В том же месте, где, ну ты знаешь, мы сегодня были, чуть подальше. - Пауза. - Да я вот и думаю, что эта банка кусачая может быть. Хозяин как объявится. Поэтому я решил с тобой посоветоваться. Что делать будем? Неужто так оставим? Подумай. - Пауза. - Вот-вот. И я хотел сказать, поехали, пока не поздно, а то эту банку ещё кто найдёт, а мы в дураках останемся. Жду тебя возле дома в своей машине.
"Пескарь" провёл свою партию молодцом. Результат налицо. Сапрыкин клюнул и едет сюда. Было бы здорово, если бы они в одной машине поехали. А ведь поедут! По дороге разговаривать будут. Жалко, что поясная закладка шум мотора не фильтрует.
Под крики жены "Пескарь" какое-то время побегал по квартире, хлопая дверями и посылая встречные проклятия жене. А вот звук выдвигаемых и задвигаемых ящиков. Уж не оружие ли он какое себе ищет? Надо будет держать уши востро.
- Есть что перекусить? Голодный, как волк. Дай хоть чаю попить.
Хлопнув чашкой по столу, "Пескарь" бросился вниз по лестнице. На крыльце он ненадолго остановился и окинул двор взглядом, прежде чем сесть в машину. Наверняка заметил мой "горбыль" вдалеке, куда он не мог выглянуть из окна. Вскоре во двор через арку въехал и Сапрыкин. Остановился. "Пескарь" подбежал к нему и чуть ли не за руку втянул его в свою машину. Сердце его стучало, как молот.
- Да что ты такой напуганный? На тебе лица нет.
- Посмотрел бы я на тебя, если бы ты нашёл ту банку. Идти следом за тем чайником я не хочу.
- Да не может быть там никакой банки. Хозяин всё получил назад, откуда она там может взяться?
- Не знаю. Полная банка долларов. Может быть, они там растут. Хрен его знает. Поехали, пока светло.
- Ну, поехали...
Похоже, "Пескарь" был со мной не вполне искренен. О хозяине Сапрыкин упомянул, как о само собой разумеющемся. Значит, "Пескарь" что-то знает и о заказчике. "Пассат" тронулся и выехал из двора.
Я активизировал израильскую закладку и внимательно слушал чёткий диалог моих недругов. Сапрыкин всё допытывался, как "Пескарь" нашёл банку, как она выглядит, какие в ней купюры. "Пескарь" меня здорово порадовал находчивостью, он так убедительно сочинял правдоподобные детали, что уже и я начал верить в существование выдуманной мной банки.
По прибытии на место "Пескарь" некоторое время не вставал из-за руля, видимo, нe мoг cпрaвитьcя c нeрвaми. Сапрыкин начал заводиться.
- Ну, так где твоя банка? Зачем ты сюда меня завёз?!
- Сейчас, дай собраться с силами.
Заметив в зеркале мой "горбыль", "Пескарь" вышел из машины, следом за ним вышел Сапрыкин. И тут я совершил ошибку. Я слишком близко подъехал к "пассату" и только собрался выходить, "Пескарь" выхватил непонятно откуда пистолет и направил его в мою сторону, стараясь прицелиться. Это была уже ошибка "Пескаря". Стрелять надо было сходу и точно. А не умеешь, не берись. Я успел броситься вбок. Раздались один за другим три выстрела в белый свет, находившийся близко ко мне, но всё-таки за пределами моего корпуса. Я уже стоял под прикрытием дерева и извлёк свою "зброевку" из-под пояса. Предохранитель перевёлся почти без звука. Также тихо удалось взвести курок, чтобы не натягивать его спусковым крючком. Сейчас бы мне очень пригодился пульт управления ПНА, но он остался в "горбыле". "Пескарь" это, очевидно, понял и торопливо давал ошалевшему Сапрыкину новую вводную, призывая его замочить меня обоюдными усилиями. В два ствола это, по его мнению, удобнее.
Я выпал из-за дерева вправо и в падении с двух рук влепил ему пулю куда-то возле усов. Закатившись за "горбыль", я отчётливо увидел в проёме между колёсами трясущиеся ноги следователя от щиколотки до колен. Раздробить щиколотку на расстоянии десяти метров в положении лёжа с упора - дело плёвое, и я едва не сделал эту глупость, но вовремя одумался. От такого попадания следователь едва ли бы остался наживу - отдал бы концы от шока. Сaпрыкин явно не знал, что делать. Двигаться и попасть под возможный выстрел - страшно. Не двигаться и не видеть меня, находящегося где-то рядом - тоже страшно. Так он и переминался с ноги на ногу, пока я аккуратненько не прострелил его левую икру, не задевая кость.
Раздался вопль от боли, сопровождаемый голосом разума: "Сдаюсь! Не стреляйте! Я безоружен". На землю что-то тяжело шлёпнулось. Должно быть, пистолет. Я встал и, держа "зброевку" в руке в боевой готовности, пошёл к нему навстречу.
- Руки вперёд!
Следователь являл образец дисциплинированности. Я надел ему наручники и успокоил:
- Сейчас я вас перевяжу, не переживайте. Будете жить, по крайней мере, часок. Остальное зависит от вас. Кстати, мы не знакомы. Меня зовут Альберт Васильевич, а вас?
- Николай Ильич.
- Вот и хорошо. Потерпите чуток. Обратите внимание, Николай Ильич, как нежно я вас подстрелил, чтобы вам не было больно.
- Спасибо.
Следователь был душка. Вежлив, как самый благовоспитанный мальчик. Пока я перевязывал его ногу бинтом из богато оснащённой аптечки, лежавшей согласно правилам дорожного движения в машине "Пескаря", он старательно сдерживал стоны.
* * *
Оставаться на месте боя было бы нарушением конспирации. В любой момент могут нагрянуть любопытствующие граждане, хотя это и ни к чему: "Пескарю" помощь уже не нужна. Вначале я усадил послушного и малоподвижного теперь следователя в "горбыль". Потом снял с живота "Пескаря" замечательный пояс ПНА, аккуратно уложил его в рюкзак и, не мешкая, хорошо известными мне лесными тропками выбрался на пустынную дорогу на Дзержинск. Проехав в гордом одиночестве десяток километров, я свернул в заросли орешника.
Всю дорогу я молчал, а Николай Ильич мелко трясся и потел. Остановившись под прикрытием зелени кустарников, я объяснил диспозицию своему попутчику:
- Николай Ильич, вы, я надеюсь, понимаете, что в данных обстоятельствах ваша жизнь не стоит и ломаного гроша. Если вы будете выкобениваться, то очень быстро последуете за вашим малосимпатичным партнёром. Все ваши надежды на жизнь - в вашей правдивости. Ваш закадычный друг наговорил мне на диктофон много интересного. Кроме того, он целую неделю ездил под нашей техникой и наружкой. Вы ведь в курсе, что я бывший разведчик, о нac говорят, что бывших разведчиков не бывает. То есть, мне известно многое. Но не всё. Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы будете на них отвечать. И, если среди ваших ответов хоть один будет лживый - а я вам буду задавать и проверочные вопросы, ответы на которые я знаю, - то вас найдут вот под этим кустом сильно мёртвого, намного мертвее, чем был однажды по вашей милости я. Вам всё ясно?
- Да, - пересохшими губами, еле слышно ответил следователь Сапрыкин.
- Кто убил Лидочку?
- Не знаю. - Николай Ильич увидел моё удивлённое лицо и, всхлипывая и истекая слезами, заспешил уверить меня, что он в самом деле не знает, но готов мне дать максимально полный ответ. - Убил кто-то из охранников хозяина. Их я знаю только по кличкам...
- Кто этот хозяин?
- Мне известна его кличка - "Aрхиерей". Любит, чтобы его называли по имени-отчеству: Кирилл Мефодиевич, но это вымышленное имя.
- Откуда он?
- Из Подмосковья. Точно не знаю.
- Как давно на него работаете?
- Совсем недавно. Только из-за вашего дела и познакомились.
- Как это случилось?
- Нас познакомил Кот.
- Вот как? Так вот запросто, Кот взял и отдал связь на полезного человечка?
- У него выбора не было. Архиерей намного авторитетнее Кота.
- Как связываетесь с Aрхиереем?
- Он сам звонит.
- А если что экстренное сообщить надо?
- Не предусмотрена обратная связь.
- Сколько должен был получить Ершов за мой арест?
- Три штуки.
- А за первичную работу, сколько он получил?
- Тоже три.
- Значит, Aрхиерею важно меня убить?
- Похоже. Он любит доводить дело до конца, и вообще считает себя человеком принципов.
- Кто придумал эту версию о том, что я убийца и самоубийца?
- Ершов.
Состояние Николая Ильича стремительно ухудшалось. У него появился жар. Он с жадностью выпил полбутылки минералки, остававшейся у меня от обеда.
- Как сообщите Aрхиерею об осложнении, о вашей ране и смерти Ершова?
- Как обычно, по телеф... - машинально начал говорить раненый, и осекся.
- Всё, Николай Ильич, соврали вы, теперь пора и в пекло.
Я вышел из машины, обошёл её вокруг и открыл вторую дверь с явным намерением вытащить Николая Ильича. И тут на него нашла вторая волна раскаяния, гораздо более высокая и жгучая.
- Не убивайте, я всё расскажу, только не убивайте.
- Даю последний шанс. Как разыскать Aрхиерея?
- В Москве, казино "Угрюм-река", он владелец.
- Телефон?
Силы оставили Николая Ильича, и он потерял сознание. Я сообразил обшарить его карманы. В одном из них нашлась небольшая записная книжка, заполненная аккуратным почерком. Один московский телефон с пометкой УР привлёк моё внимание. Николай Ильич пришёл в себя.
- Какой телефон у Aрхиерея?
- З28... - Николай Ильич с трудом прошептал тот самый номер.
- Как давно работаешь на Aрхиерея?
- Три года.
- Кто убил Лидочку?
- Малыш.
- За что?
- Ради забавы. Он садист.
У меня всё помутилось в голове. Вместо Николая Ильича я видел перед собой Малыша. Я снова обежал машину, выдернул трясущегося крупной дрожью подонка, бросил его на землю и выстрелил ему в затылок.
* * *
Я недолго размышлял над распростёртым телом убитого. Словно очнувшись, я быстро снял с него наручники, спрятал их в рюкзаке среди белья и направился в сторону Дзержинска. По дороге мне встретились лишь несколько грибников, которым было не до меня. В Дзержинске я повернул на Минск. На посту ГАИ сержант нетерпеливо помахал мне жезлом, чтобы я быстрее проезжал и не отнимал его время, нужное ему для разговоров с владельцами более дорогих машин.
Я подъехал к железнодорожному вокзалу с задней стороны и оставил "горбыля" недалеко от багажного отделения. Мне повезло купить билет в плацкартный вагон на "четвёрку". Кассиру я предъявил российский паспорт на имя гражданина Кирсанова Альберта Васильевича с улицы генерала Берзарина в Москве. Потом зашёл на почту и отправил бандероль Сергею Ивановичу. В небольшую коробочку я вложил ключ от "горбыля" и техпаспорт, а также диктофон с признаниями "Пескаря". В записке написал: "Дорогой Сергей Иванович! Прослушав кассету, вы поймёте, кто подлинный преступник, и что я действовал в порядке самообороны. К вам придут с расспросами обо мне, и я буду вам очень признателен, если вы не будете упоминать, что я изменил внешность. Обо всём остальном говорите чистую правду. Эту кассету никому не показывайте. Через год, если я не отзовусь, можете её уничтожить. Сердечное спасибо вам. Всего доброго, прощайте".

Oкoнчaниe в cлeдующeм нoмeрe.

* Аббревиатура от Bundeskriminalamt - федеральное ведомство по борьбе с преступностью (нем.).
** Наручники (нем.).