12(72) Декабрь 2006

 

B брaтcкиx cтрaнax кaпитaлизмa

 

Майя Валеева, Bиcкoнсин

 

КАНАДСКИЕ ГРЕЗЫ,

ИЛИ ДВА ХУДОЖНИКА  В МАШИНЕ, НЕ СЧИТАЯ СОБАКИ

  

         Все началось с того, что наш  друг и, по совместительству дантист, Эрик искренне усомнился в нашем психическом здоровье, узнав, что в июле мы хотим поехать во Флориду: «Летом нормальные люди едут на север! В Канаду, например». У Эрика есть там домик, как мы поняли, типа таежного зимовья, на берегу Атлантического океана, где мы не будем страдать от жары, телефонных звонков и присутствия интернета, а насладимся северным покоем при свечах и вдоволь порисуем. Нужен только спрей от комаров и спички.

      С тех пор, как я уехала из России, мне еще нигде в Америке не удавалось отвести душу в такой вот лесной сторожке. Вспоминая романтичные годы моих экспедиций по Дальнему Востоку, я тосковала именно о «диком» отдыхе. Да где ж такое взять в Америке?! «Дикость по-американски» слишком рафинирована, посыпана пудрой, приглажена асфальтовой дорожкой и обязательно снабжена кондиционером. Поэтому предложение Эрика выглядело как подарок судьбы. Мы с восторгом согласились. Тем более, хозяин и сам собирался туда на традиционную июльскую рыбалку.

       Оставалось только придумать, кто же будет кормить и поить наших кошек, птиц, рыб, поливать огород и бесчисленное количество домашних растений.

       После долгих уговоров весь наш зоопарк и дендрарий были перепоручены моему сыну. Мы взяли с собой только собаку, потому что Ника - страстная юная помесь мирного лабрадора с диким американским бульдогом, не перенесла бы нашего двухнедельного отсутствия без глубокой депрессии. Мы тоже...

 

          Нужно, наверное, объяснить, что МЫ – это я и мой муж Виктор Бахтин. Оба мы – анималисты. Так называют «озверевших» от любви к живой природе писателей или художников. Беда в том, что я тоже люблю рисовать, а у Виктора другая проблема - он любит писать... Но все же он в первую очередь художник, а я – наоборот.

          Мы знали друг друга заочно лет пятнадцать назад еще в России; он меня - по книгам, я его – по иллюстрациям и картинам. А встретились случайно шесть зим тому назад, в штате Висконсин, где поработав совместно над живописным панно и рукописями, поняли, что лучше всего решать творческие проблемы под одной крышей; теперь иногда деремся на кисточках за компьютерную мышь, выясняя: кто тут главный художник?...

 

       Ну наконец-то покидаем Висконсин, минуем жуткие пригороды Чикаго, огрызок Индианы, долгое, скучное Огайо... Все привычно, миля за милей, придорожные мотельчики с «джетльменским» набором удобств, узаконенным в Штатах за последние двести лет.

       К обоюдному счастью, мы с Виктором терпеть не можем больших и помпезных отелей. Ну их, эти «мэрриоты» и «шератоны»! Как приятно поздним вечером приглядеть, наконец, призывно светящийся маленький скромный мотель, оказаться в чистенькой комнате, с большим интересом включить телевизор (дома мы его вообще не смотрим) и пригубить заслуженный пластиковый стаканчик вина...

       Ника поначалу не может понять, куда же это мы ее везем, уж не хотим ли мы ее бросить в этой комнате?! Не верит нам, бессовестная. Устроила голодовку протеста. 

      С утра за час проскакиваем Пенсильванию и наконец мы в штате Нью-Йорк, где ждет нас Ниагарский водопад с выходом на Канаду. Удивительно, как неуютен и неухожен городок Ниагара Фоллс. Равнинный индустриальный пейзаж. Не верится, что где-то здесь может таиться мировая достопримечательность. Мы слышали, что водопад с американской стороны выглядит убого, поэтому игнорируем зазывающую рекламу, едем мимо.

   Вот и очередная дорожная пробка.

   Впрочем, нет... Там, впереди, уже колышется флаг с кленовым листом. Оказывается, это просто очередь на таможню.

   Кажется, я начинаю понимать свои неосознанные симпатии к неведомой Канаде. Плохая страна не может иметь такой замечательный флаг! Что может быть проще, прекрасней и естественней, чем кленовый лист?

   С этой мыслью невольная нервозность при переходе границы тает.

   Пограничники не вредничают, интересуются только нашей профессией. Приходится показать буклет. Говорят «Вау!». Спрашивают: откуда мы привезли странный акцент? Из России? Вау! Один оживляется, говорит, что умеет по-русски. Собирается с памятью и с трудом произносит: «Дозвиданьня!» Очень кстати... 

   Все улыбаются, говорят: «бон вояжь», и мы за рубежом. На Нику даже и не взглянули. Обидно. Ведь ветеринары содрали с меня 50 долларов за сертификат собачьего здоровья.

  

    Ниагара! С географией у меня всегда было неважно. Хотя моя классная руководительница, Валентина Федоровна, была именно географичкой. Я не учила географию из чувства протеста. Результат не замедлил проявиться: я почему-то долгое время считала, что Ниагара находится в Африке; название уж больно экзотичное, похожее на Нигерию.

   Первыми, кто увидел это чудо и назвал это Ongiara -«штормовая вода» были наши смуглые и узкоглазые соотечественники из Сибири, перебравшиеся из Чукотки на Аляску двенадцать тысяч лет назад, а оттуда двинувшие на юг и восток американского континента. Это были те крутые ребята, которые добили тут последних мастодонтов и кого европейские «первооткрыватели» Америки по недоразумению назвали индейцами.

   Первым европейцем, кто восторженно в 1680 году описал водопад, был бельгиец Луис Хеннепин.

   Что же такое Ниагара?

   По сути это канал длиною в 56 километров, соединяющий два великих озера: Онтарио и Эри, но поскольку он имеет определенное течение, то называется рекой. Широкая река, спокойная такая, равнинная. Но потом вдруг начинает ускоряться, дробиться на русла, кипеть бурунами на порожистых уступах и вдруг феерически проваливается в каньон с базальтовой плиты на вымытый песчаник. Зрелище катастрофически потрясающее. 52 метра падающей воды мощностью в 4.4 миллиона киловатт. Если вам эти цифры мало что говорят, просто представьте себе стометровое облако брызг, пересеченное радугой, висящей над пропастью.

   Известно шестнадцать попыток покорить стихию водопада. Кто на лодке, кто в бочке, как Гвидон, пытались преодолеть его. Шестеро погибли. Одна индейская девочка попала туда в люльке и осталась невредимой. В 1859 году знаменитый циркач по кличке Великий Блондин, прошелся над водопадом на канате. При этом сделал на середине пути сальто-мортале, потом присел отдохнуть над бездной, приготовил омлет и съел его!

   Интересно, что все, выжившие от «преодоления», заплатили крупный штраф за правонарушение.

   В 1874 году владельцы окрестных отелей скинулись на жестокий рекламный аттракцион: купили списанный парусник, назвали его «Ноев Ковчег», посадили туда трех медведей, двух лис, енота, собаку, кошку и четырех гусей. Пустили корабль с водопада на потеху зрителям. Спаслись только два гуся... Печально, если такая жестокость и в самом деле потешила зрителей. Их бы самих, этих горе-пиарщиков, туда, в этот Ковчег...

 

    Я люблю плавать. Это у меня хорошо получается. У меня есть мечта поплавать во всех больших реках и океанах. Это своего рода страсть коллекционера. Коллекционировать можно все - марки, пробки, кактусы, автомобили, самолеты... Я коллекционирую водоемы. То есть плаваю или хотя бы окунаюсь в каждом водоеме, будь то озеро, река, море, океан, или даже болото. В моей коллекции множество безымянных речушек и озер, но особенно ценны для меня знаменитые реки - Волга и Енисей, Обь и Амур, Миссисипи, Колорадо, Рио Гранде... Горжусь я омовениями в Уссури или в воспетом поэтами Гвадалквивире. Плавала я в разных морях - Черном, Желтом, Японском, Средиземном, в Мексиканском заливе и в Татарском проливе, в Чаунском заливе на Чукотке и в заливе Трески в Массачусетсе, в соленых Торейских озерах Забайкалья и в озере Делили на самом юге Туркмении...

     Как и всякому коллекционеру, иногда мне приходится и рисковать. Чего стоило только окунуться в холоднющую воду Берингова моря. А чтобы искупаться в реке Влтаве, на которой стоит сказочная Прага, мне пришлось дождаться темноты и лезть в реку прямо под нависшим над ней ночным рестораном. При попытке поплавать в Гвадалквивире, меня заловила севильская полиция. Во время заплыва по Амуру я вызвала переполох у доблестных советских и китайских пограничников. А на Тайване мне пришлось завоевывать Желтое море во время проливного дождя и шторма.

     Не ожидала, что доведется поплескаться в Ниагаре, не захватила купальника, поэтому пришлось сделать это голышом вместе с Никой, в пятистах метрах от водопада, под угрожающей табличкой не приближаться к реке. Однако 35 градусов по Цельсию окончательно расплавили наши мозги, мы были бы не русские, если бы не нарушили запрет, но никто не заметил нашего подвига, кроме стаи гусей, которые от удивления аж остановились, отчаянно сопротивляясь течению. Зато какой экземпляр для моей коллекции - река Ниагара!

 

    Да, собственно, мы и забыли, что мы в Канаде уже. Только вот доллары странные, раскрашенные затейливо, и бензин как-то подозрительно дорог.

    К полудню обнаруживаем на обочине китайский ресторан. Заранее радуемся; там всегда вкусно, плюс кости на вынос! Ника наконец-то завершает путевую голодовку и соизволяет поесть. Любит она у нас азиатские объедки!

    Туалет, который в Канаде почему-то называют «умывальней», вообще не имеет запора. Или это особенность канадских китайцев?

 

      По дороге заезжаем в портовый городок Сент Джон, переночевать у друзей, шесть лет назад эмигрировавших из Висконсина. Маршал (это имя у него такое военное) и бывшая москвичка Татьяна живут на огромной ферме вместе с тремя детьми, шестью таксами, четырьмя лошадьми, бесчисленными попугаями и очаровательным питоном. Нам о таком зоопарке можно только мечтать. Маршал – директор загадочного Каштанового фонда, а Таня - «язычница». Она стала полиглоткой, преподает три языка - английский, испанский и французский. Могла бы и русскому научить, да некого. Все лето Таня ведет специальную образовательную программу для детишек и всех желающих; обучает их, как правильно заботиться о братьях наших меньших. Ведь и взрослые порой настолько необразованы и беспечны в содержании домашних питомцев, что и животные, и их горе-хозяева потом страдают. Здесь полно зоомагазинов, где можно купить экзотику вроде анаконды или аллигатора, радоваться, как они плескаются в бассейне, потом удивляться: куда пропадают ваши собаки и кошки?.. где теща?.. Или накупить кучу рыб, не чистить аквариум, кормить их на убой и вскоре сокрушаться: почему они дохнут как мухи?

   Разнокалиберные звери и птицы благостно живут в старом фермерском амбаре. Все там очень ухожено. Входишь как в Ковчег.

   Пространство в центре «собора» огорожено кругом невысокой сетки, как цирковая арена, куда можно перешагнуть и пообщаться c кроликами, шиншиллами и морскими (здесь их называют гвинейскими) свинками, вараном и прочими безобидными домашними тварями. Хорька по имени Макс выпускают снаружи. Он бегает кругами, пристает к посетителям, нагло преследует Нику, хватая ее за задние лапы. Она, конечно, могла бы перекусить эту наглую вонючую «сосиску» в два счета, но знает, что этого делать нельзя. Кроме того, она чувствует в манерах зверька опасного хищника, и пoнимaeт, что этот зверь недостотачно воспитан, чтобы уважать порядочную собаку. Поэтому у Ники вид незаслуженно побитой. Тыкается в ноги, дескать: «Уберите, пожалуйста, это недоразумение! Иначе я за себя не ручаюсь».

   Виктор по просьбе Татьяны преподает очередной группе детишек краткий курс анималистики, поясняя, почему у птиц коленки «назад». Оказывается, это у них вовсе даже пятки. Потом хорька запирают, и все рисуют успокоившуюся Нику. Напоследок Ника демонстрирует восторженным детям свои головокружительные прыжки.

   Колокол возвещает о конце занятий, мы прощаемся и отправляемся дальше.

 

   Канадцы предпочитают считать расстояния в километрах. С трудом пересчитываем указатель на мили... отвыкли... Как бы полиция не остановила за превышение необразованности! В очередной раз удивляемся консервативности жителей США. Казалось бы - самая интернациональная страна, открытая новым идеям и веяниям... Ан нет! Все попытки перевести население на метрическую систему успешно провалились. Не хочет народ расставаться с полюбившимися им ярдам и футами, хоть режьте их на дюймы!

   Ну да ладно, перестроимся как-нибудь.

   Пейзаж пока не радует разнообразием или особенностями.

   «Над Канадой небо сине...» - поется в некогда популярной ностальгической песенке. Ошибся поэт; небо серое. «Меж берез дожди косые...». Это точно, по крайней мере, на сегодня... «Хоть похожe на Россию...», только все же больше напоминает северную Америку. И березы тут другие, и откровенных березняков не бывает. Ютятся редкие белые стволы среди ельников, похожих скорее на карельские или марийские леса.

   Даже если ты не гурман, а восторженный глотатель впечатлений, путешествия, как и работа, делятся во времени на периоды от еды и до еды. Устав смотреть на дорогу и вновь проголодавшись, выезжаем в цивилизацию, заходим в шотландский ресторан и вновь начинаем удивляться. Оказывается наши шутки по поводу странностей здешних «китайских» туалетов были напрасны. Это оказалось канадской особенностью! Запереться в «умывальной» невозможно. Нет тут для этого механического приспособления. Забегая вперед, должна сказать, что так было в четырех из пяти мотелeй, где мы останавливались, так было в большинстве ресторанов и прочих общественных местах этого государства. Сначала мы думали, что просто не соображаем, где эти задвижки и запоры находятся. Убедившись, что это не так, поняли, что это принцип, вершина канадской демократии. На все попытки выяснить причину этого таинственного феномена, нам отвечали либеральным вопросом: «А что тут такого? Это свободная страна!»

   Так туалетный вопрос Канады остался для нас «открытым».

   Следующее, с чем пришлось столкнуться - нехватка или полная запутанность дорожных указателей. Когда мы заблудились, первый наш гид из местных охотно согласился с жалобой на это, сказав сакраментальное: «В этой стране полно отсутствия знаков...»  Можно час ехать по какой-то дороге и совершенно не знать ее номера. Туда ли мы вообще едем?!

   Вообще народ здесь патологически радушен. Всяк рад с тобою подробно пообщаться. Если в Штатах внимание к тебе скорее вежливо-формальное, то здесь по-северному навязчиво-конкретное. Все-то их про тебя интересует, особенно если признаться, что ты из России, будут въедливо допытываться: есть ли там жизнь? После тщательного допроса, они вспомнят наконец, что причиной нашего общения был простой вопрос: как куда-то проехать?

   - А! Вам туда надо? Ну, слухайте! Значит так... Ага... Где мы находимся?.. Что вы мне карту суете? Все карты врут! Значит так... езжайте прямо, вон туда... потом будет поворот, там обычно корова лежит... затем церковь, за ней кладбище... За ним дорога идет вниз и сворачивает в овраг... но вам туда не надо, берите влево к трем соснам на холме и, как минуете их, увидите вдалеке оживленную автотрассу, но для того, чтобы выехать на неё, спросите, как это сделать на бензоколонке, если вы еще ее не проехали... Если проехали... Таким образом, если через полчаса вам удастся отблагодарить вашего напутчика за толковость и отбыть «не знаю куда», считайте, что вы легко отделались от канадского Сусанина. Просто безропотно продолжайте свои плутания, где на каждом углу вы обрящете новую путеводную звезду, ярче прежней.

  Загадочной страной показала себя Канада и в банковском деле. Проезжая города покрупнее, мы тут же стремились в банк, дабы обменять очередную порцию американской зелени на канадское разноцветье. В канадских банках всегда очередь. В любое время суток. В любом банке. Почему же в Америке нет очередей?! Может быть, в Канаде всего несколько банков? Или кассиры не пользуются компьютером? Томление в очередях напомнило мне мою родину - СССР. Правда, никто не пытается оттолкнуть вас локтями от кассира и пролезть без очереди. Но от этого унылое стояние в очереди не становится приятней.

 

    Мой русский акцент почему-то всеми канадцами однозначно определяется как шведский. На шведку, вроде, я не похожа - масть несоответствующая. Но вот и веселая тетка из магазина сувениров осведомляется: «Ты из Швеции?» «Из России» - отвечаю я с некоторым вызовом...

   Ах, Россия? За этим следует ее подробный рассказ о том, как только вчера сюда заходил русский дипломат из Оттавы, и, следовательно, я второй русский человек, встреченный ею в жизни. Из известных русских она знает Чайковского, Распутина и Горбачева. Расспрашивает: чем у нас перестройка закончилась? Видимо, дипломат, с присущей ему «обходительностью», сумел заинтриговать эту тетку, но не удовлетворил... Минут через сорок я все-таки умудряюсь купить спички, и мы тепло прощаемся.

 

   Место, куда мы стремимся, называется по-английски Нова Скошия - Новая Шотландия. Это канадская провинция, в отличие от американских «штатов». Звучит скромнее и точнее. Канада – официально двуязычная страна. Когда французская корона устала драться с английской, они примирились под кленовым листом, оставив аборигенов в покое и поделив поровну все беды и радости северной державы. Правда, кое-где еще слышатся отголоски былых национальных амбиций. В Квебеке, например, до сих пор жив закон, по которому на двуязычной вывеске магазина английские буквы должны быть вдвое меньше, чем во французском исполнении.

   Канада не менее многонациональна, чем Штаты. Интересно, что бродя в густой толпе вдоль водопада, мы отметили, что большинство туристов азиатской внешности, затем следуют одетые в чадру, потом в сари. Темнокожих немного. Бледнокожие тоже выглядят нацменами. Впрочем, по туристическим тусовкам нельзя судить о демографических пропорциях страны. Как-то приземлившись в аэропорту Лондона, я подумала, что по ошибке меня занесло в Индию или Пакистан: за два часа вынужденного ожидания на глаза попались лишь шестеро европейцев.

 

   Ника, за время долгого автомобильного путешествия приобрела своеoбразный опыт: сидя на правом переднем сидении (пока я спала на заднем) и увидев, что дорога впереди сворачивает налево, она предусмотрительно опиралась правой лапой на подлокотник, предвидя боковую перегрузку. Можно было бы счесть это случайной реакцией, если бы при ожидании правого поворота она не использовала бы левый подлокотник. Умница! Таких в космос надо посылать.

    Наша собачка быстро поняла, что у нас нет намерения ее где-нибудь оставить. И что когда мы останавливаемся на заправку, нужно быстренько убежать на газон и справить все свои надобности. И что мотель – это наш временный дом. Каждый вечер, когда мы начинаем подумывать о ночлеге, Ника тоже начинает зевать, лезет под руку водителя, всем своим видом показывая, что пора бы уж и остановиться. При слове «мотель», она оживленно, с повизгиванием, зевает. Она входит в номер как к себе домой, деловито его обнюхивает, обязательно проверяет туалет с ванной и по-хозяйски ложится на кровать в ожидании ужина. Избалованное животное не любит собачий корм, а предпочитает свежий мясной фарш, который нам приходится покупать по пути.

   Однажды под вечер Ника затребовала «мотель» как-то подозрительно рано. Наконец мы догадались, что ей нужно в туалет. Виктор остановился на зеленой лужайке возле какого-то большого красного здания. Ника легко справилась со своими простыми нуждами и вдруг, азартно взвизгнув, метнулась в кусты. Наверное, учуяла какого-то зверька. Раздался треск, хлюп... потом чавк... и из зарослей, вместо белоснежной собаки, выскочил черт, по уши в болотной грязи! Что же делать?! Где и как ее отмывать? У нас одна бутылочка питьевой воды... «О, Боже!» - я подняла отчаянный взор к небу, где он упал на фронтон здания украшенный надписью: «Пожарная станция».

   «Господи, сделай так, чтобы кто-то оказался здесь в этот поздний час!» - мы отчаянно постучали в железную дверь, и...о, чудо, на пороге стоял дюжий мужик. Увидев Нику, он гомерически расхохотался и понял нас без слов. Наш ангел-спаситель прикрутил толстый пожарный шланг, и Нике пришлось принять мощный очистительный душ. Правда, болотный аромат еще несколько дней преследовал нас, напоминая о собачьей опрометчивости.

 

   Мы едем по прибрежным дорогам, удивляясь обилию заброшенных домов. Потом нам объяснили, что некогда жили-нетужили здесь рыбаки, пока рыба в приграничной зоне водилась. Но извели ее грандиозные траулеры из варягов. Говорят, в основном русские. Жилье тут резко подешевело, приличный еще дом можно купить за десять тысяч. Но что в нем делать? Работы в радиусе двухсот километров никакой нет. Зато эти места в последние годы привлекают богатых мира сего. Американцы, канадцы и даже европейцы скупают огромные участки земли и строят на них пышные резиденции. Разностильные дворцы возвышаются на маленьких морских островах, куда можно попасть только по воде. Местные жители довольны - можно найти работу в качестве садовника или прислуги.

   А здешнему потомственному рыбаку пришлось переквалифицироваться в раколовы. На редких причалах громоздятся эвересты из деревянных ловушек для лобстеров. Каждый придорожный ресторанчик манит отведать ракушек, устриц и конечно же лобстеров под заунывное пиликанье шотладских скрипок.

  

   Мы стараемся рулить весь день-деньской, пока сил хватит.

   Но вот время близится к полуночи и надо искать теперь уже канадский ночлег.

   Нам уже известно, что далеко не всякое место готово приютить вас с животным в нагрузку. Ника - псина аккуратная, тем не менее где-то на ночь принципиально нежелательная.

   С чисто русской предприимчивостью мы приспособились обманывать гостиничных блюстителей, выпрашивая первый этаж и заводя собаку в номер тайком.

   Сворачиваем с шоссе на какой-то малонаселенный пункт, привлеченные многообещающим знаком: «человек лежащий на койке» - то, о чем мечталось... На какой-то обочине удается разглядеть в темноте словоохотливого прохожего.

   Через пятнадцать минут подробного объяснения выясняется, что единственная в округе гостиница имеет странно-пугающее название - «Оромокто».

   Покружив еще с полчаса по безымянным дорогам, мы наконец увидели искомое название, призывно светящееся красным цветом. Здание оказалось такой же нелепой конструкции, как и его название: настоящий шедевр архитектектуры соцреализма 70-х годов; окна не светились, только в офисе что-то мерцало, да одиноко темнел автомобиль.

   - Наверное, закрыт, - предположил Виктор.

   Тем не менее, решили проверить. Дверь, к нашему удивлению растворилась. Отель был до того отвратителен, что мне тут же захотелось убежать. В нем воняло, как в рабочей общаге. Но сил у нас уже не было... Ехать куда-то глубокой ночью и что-то еще искать. За стойкой, под торшером, сидел индус неопределенного возраста. Очнувшись от медитации, он оживленно заулыбался:

   - Комнату на двоих? Всего 83 бакса плюс налоги! (До этого мы довольствовались уютными ночлежками вдвое дешевле) - Курящие, не курящие?

   - Некурящие мы... если можно, на первом этаже...

   Он потыкал худым пальцем в компьютер.

   - На первом некурящих нет. Да пойдите, посмотрите... может не так и страшно,... - звякнул он старомодными ключами.

   Так! Делаем рекoгнoсцировку... Единственная лестница на второй этаж прямо здесь. Нику не утаить... Но роль надо сыграть до конца.

   Идем мрачным коридором, отворяем дверь... До боли знакомое «амбре»! Сразу вспоминаются тамбуры поездов дальнего следования, где никотин можно было соскребать со стен. Интерьер удручал... Это был худший из номеров, которые нам доводилось обживать. Вообще-то мы не привередливы, но иногда даже незначительный набор простых «негативов» опрокидывает чашу терпения.

   - Так жить нельзя! - заявила я.

   - Видно - не судьба,.. - вздохнул Виктор.

   Вернулись к индусу.

   - Окей! А как насчет собаки? - агрессивно вопросила я, с тайной надеждой на категорический отказ.

   - Ради бога, хоть десять...

   Пришлось смириться с тем, что бог послал; больно уж не хотелось опять в потемки.

   Номер для некурящих все равно оказался достаточно вонючим. Ника с омерзением обнюхала комнату и обиженно легла на кровать. Ей явно не понравилaсь эта ужасная комната. Признаться, мы с Виктором - не ангелы: покуриваем, но никогда не делаем этого в закрытых помещениях и в присутствии некурящих. И для нас нет ничего хуже, чем спать в пепельнице.

   Рано поутру мы с облегчением покинули эту ночлежку. Все же есть на свете места, куда никогда не хочется вернуться. Ни за что, ни за какие коврижки не вернусь я больше в городишко Оромокто и не буду ночевать в этом отеле!

 

   Надо сказать, Канада так хитро устроена, что в ней лучше вообще не иметь вредных привычек. Для того, чтобы позволить себе роскошь - пить спиртное и курить, вы должны быть богатым и храбрым.

   Сигареты тут продаются только местные, и вдвое дороже, чем в Америке. Видимо, таким образом Канада демонстрирует южному соседу свою независимость от него. Мне это почему-то напомнило ну очень независимый от России Татарстан в годы ельцинских игрищ в демократию. По вкусу канадские сигареты похожи на «Приму», а на упаковку нельзя смотреть без содрогания. То там красуется посмертная фотография раковых легких, то фото обессиленно-согнувшейся вниз сигареты, настоятельно символизирующей неминуемый крах потенции, то пепельница, наполненная мерзкими окурками... Пачка сделана с таким максимальным неудобством, что ни открыть толком, ни хранить в ней сигареты просто невозможно. С тоской проверив пустую пачку «Парламента», я отодвигаю от себя неудобоваримое канадское табачное изделие. Хороший повод бросить курить!

   Алкоголь тоже втридорога, но на спиртных напитках жуткой антирекламы нет. Это зло обеспечивает треть бюджета страны, необходимого для поддержания почти бесплатного здравоохранения. В Канаде, на «севере», как утверждает наш друг Эрик, растет виноград. И из него делают очень даже приличные вина. Впрочем, ничего странного в этом нет, юг Новой Шотландии находится примерно на широте Одессы. Я часто задаю россиянам коварный вопрос: что северней, Москва или Лондон? Большинство отвечают – конечно Лондон! и ошибаюся... это - широта Киева. Попробуйте спорить на деньги, не проиграете...

  

   Когда я приезжаю куда-нибудь на новое место, все время вспоминаю телеграмму, некогда полученную от путешествующих друзей и замечательную забавной «очепяткой»: «ДоОхали хорошо».

   Вот и мы наконец доохали.

   Избушка прекрасная, стоит к лесу задом, к океану передом. Ключ под ковриком, сортир традиционно-открытого типа, ручной насос для воды, никакого электричества. Здорово! Светлячки летают, чайки кричат жалобную колыбельную. Что еще надо, чтобы забыть опостылевшую цивилизацию? Океан дышит, плещется, обволакивая приливными волнами наш прибрежный костер. Люди здесь не плавают, холодно им. Ну и пусть холодно! Разве можно не искупаться под звездным небом, не почувствовать космоса в вышине и соленой бездны под ногами? Не пополнить мою коллекцию? Конечно нельзя. Ника плывет со мной, она тоже сумасшедшая.

    По утрам мы втроем выходим на «плeнэр». Прибрежные скалы расцвечены ярко-оранжевыми лишайниками. Дрожат на ветру веселые ромашки. На мшистом болоте цветут дикие орхидеи, маленькие, лиловые. Птиц почти не слышно. Лишь промелькнет быстрой тенью над водами скопа, закричат в туманной дали гагары, раскаркаются вороны, да синица грустно протенькает в еловой чаще. 

        Как правило, наше творческое вдохновение нарушает нежданный дождь. Приходится быстро сворачивать удочки, мольберты, то есть. Идем бродить по лесу и лазать по прибрежным скалам.

  

   Дружище Эрик прилетел на выходные проверить: достаточно ли мы одичали? Как я уже упоминала, по профессии он зубной врач, по хобби – сокольник. Собственно, эта его страсть и свела нас как орнитологов. (Для тех, кто не знает, это наука о птичках). Эрик знает всех ведущих российских сокольников, иногда за свой счет приглашает их сюда и бескорыстно лечит им неважные русские зубы. Говорит, что его любимое русское женское имя – Анастезия (!). Впрочем, он и одну из своих многочисленных дочерей тоже назвал весьма оригинально - Анемика.

   Как-то Виктор привез к нему директора одного из российских заповедников. Эрик по профессиональной привычке заглянул гостю в рот и упал в обморок. Когда очнулся, сказал, что эти одиннадцать гнилых корешков надо сейчас удалить. Так он и сделал, щедро использовав любимое женское имя. Вытирая вспотевший лоб, он заявил, что исполнил американскую мечту: сделать Россию беззубой. Через четыре дня мягкой диеты, директор воссиял искусственной голивудской улыбкой и даже сбрил ставшие ненужными усы.

 

  Прибывший Эрик серьезно озабочен неполноценностью нашего художественного образа жизни на природе. Он убежден, что нормальный человек должен получать наивысшее наслаждение от жизни, используя древнейшие инстинкты (не подумайте плохого!) – охотничий и рыбацкий. Поэтому на крыше его арендованного автомобиля красуется лодка-каноэ, а сквозь окно просвечиваются удочки.

   Эрик выгрузил на стол пакетики с приправами, бидон с наживкой (бедными, чуть живыми гольянами) и заявил, что встаем в пять утра, ловим рыбу, а потом едим уху.

   Вообще-то мы не добытчики. Нам жалко убивать живых тварей, когда и так есть чем перекусить. Но Эрик непреклонен.

   Поутру он предложил нам утереть интеллигентские сопли, увез на озеро, посадил в лодку, выудил гольянов из бидона, зацепил их за плавник, всучил нам по спиннингу и призвал к терпеливому ожиданию счастья в виде щуки или окуня.

    Утро выдалось туманное. Дневное светило вяло слепило невыспавшиеся глаза золотыми отблесками неспокойной водной глади. Сидим, зеваем... Благодать. Вдруг воздух завибрировал от звука, пронизавшего туман.

   - Гагара, – улыбаясь, поясняет всезнающий Эрик.

   Голос – божественный: высокий, переливчатый, мягкий... какой же инструмент может повторить это? Гобой? Флейта? Нет... никакой... неповторимо это.

    Но не успела я насладиться волшебными голосами гагар, как мой поплавок дернулся и утоп. Я испуганно протягиваю удилище Эрику. Он категорически прячет руки за спину, дескать – сама тащи! Тоном, не терпящим возражений, Эрик начинает давать руководящие указания.

   - Отпусти катушку... Так... теперь дерни!

      Дернула. Спиннинг дико изогнулся, и я чуть не вывалилась из лодки. Эрик небрежно придержал меня ногой.

   - Еще отпусти! Дай ей устать. Как только ослабнет, крути потихоньку.

   Вроде не дергает, бедная. А ведь ей больно сейчас. Вспомнила, как прочла в каком-то здешнем рыбном журнале статью «ученого», утверждавшего, что рыбы – существа примитивные и боли не чувствуют. Вредный бред.

   Я чувствую эту боль. Молюсь антирыбацкой молитвой: «Ну, отцепись ты, милая! Сорвись!» Пропади она пропадом, эта рыбалка! Я сама теперь на крючке, связана неразрывной леской с невинной тварью. Зачем все это?

    Тем не менее, Эрик командует, я жужжу вертушкой, руки дрожат. Не может рыба быть такой сильной! Какого ж она размера? Она же сейчас вытащит меня из лодки! A вдруг я Водяного подцепила?  

- Тише, тише! – орет Эрик. - Теперь тяни... отпускай!

   Всплеск! Как кит хвостом шлепнул! Точно, Водяной...

   Еще всплеск, уже близко... Эрик сунул ноги под сиденье, распластался на носу лодки, трясет гигантским сачком. Уловил! Судно заметно притопло, и в него ввалилось нечто огромное, в половину моей длины.

   - Вот черт! Сакер!!!

   Продолжая ругаться, наш инструктор поясняет, что это рыба донная, копается в иле и сама им пахнет, несъедобна...

   Моя жертва и крючка-то не захватила, просто зацепило ее за плавник, да леска вокруг жабер закрутилась.

   Эрик распутывает нежеланного пленника. Сакер пучит глаза, вытягивает рот. Он у него как гофрированный хобот.

-          Ну, прощай. Больше не попадайся, – напутствует Эрик, с трудом поднимая сакера.

Последующие события приобретают зловещее ускорение. Скользкая рыба дает рыбаку звонкую оплеуху хвостом, сама падает в воду. Не легкий на тело Эрик западает на борт. Судно черпает воду, бидончик с гальянами издает прощальный «бульк!», эриковский спиннинг плавает в стороне.

   Пока мы подгребаем к нему, снасть внезапно вздрагивает и стремительно уносится вдаль, пропадая в тумане.

   После пятиминутного упоминания всех чертей северо-американского континента, Эрика осеняет: не все еще потеряно, Виктор-то все еще с удочкой! Эрик сам осторожно вытягивает леску. Пусто, наживки нет. Виктор изображает на лице досадное недоумение. Следует десятиминутное чертыхание заядлого дантиста. Рыбалка безнадежно испорчена, уха не состоялась.

   Я счастлива.

   Потом я узнала, что Виктор гальяна своего выпустил незаметно и удил «вхолостую»... чтоб не дай бог кто-то не клюнул... Опять меня перехитрили...

   Больше не попадусь на этот крючок, увольте милостиво!

 

   Утешившись после неудачной рыбалки, Эрик с неукротимой энергией решает ввести нас в местное общество. Мы вяло сопротивляемся, но что поделаешь: хозяин - барин.

   Местечко, где мы поселились, называется Маленький Лискомб. А рядом - старинная шотландская деревенька Шербрук. И оказалось, что в Шербруке, на родине Эрика, - почти все являются его друзьями, одноклассниками и родственниками. «А что если он станет знакомить нас со всей деревней...», - ужаснулись мы, вспомнив о патологическом гостеприимстве канадцев.

       Сначала мы поехали смотреть тюленей на острова в компании одноклассников Эрика, один из которых был владельцем ресторана, другой - владельцем магазина и отеля, а третий - просто землевладельцем. В компании оказалась крошечная худенькая женщина по имени Джорди. На самом деле зовут ее Йорданка, и она эмигрировала из Болгарии в...Швецию так много лет назад, что уже с трудом говорит на болгарском. Английский тоже ей плохо дается. «Я на всех языках говорю плохо - и на немецком, и на шведском, и на французском...», - смеется она. А что она делает в Канаде? Оказалось, живет неподалеку в огромном доме каждое лето. Бойфренд ее - в Швеции, он основатель фирмы, которая выпускает автомобильные двигатели, работающие на растительном масле. Когда мы причалили к берегу, Джорди активно заприглашала нас и Эрика к себе в гости. Мы сломались только после того, как она рассказала, что каждый день к ней приходят кормиться разные звери, и она всех их приручила. И вправду, возле ее бревенчатого дворца как ни в чем не бывало сидели два молодых енота и ждали подношений. А потом Джорди показала нам фотографии, где она с рук кормит не только енотов, но и белок, и оленя, и даже... скунса! И что невероятно, к ней приходит и канадская рысь, зверь довольно редкий.

    Простившись с Джорди, которая явно подцепила вирус канадского гостеприимства, мы хотели было поспешить в наше уединенное жилище, но не тут-то было. Эрик решил показать нас своей тетушке. А заведя к милым старикам, он коварно исчез. О чем только мы не говорили с тетушкой Ви и дядюшкой Джоном! Они тоже впервые видели русских. Поэтому в тот вечер нами была пересказана чуть ли не вся история с Древней Руси по сегодняшний день. Нам удалось вырваться из искренних пенсионерских объятий только после клятвенного заверения быть завтра у них на ужине.

    Пораженные и утомленные милыми канадцами, мы добрались до своей избушки глубокой ночью.

 

   Зря нас пугали канадскими комарами. Намажешься слегка препаратом, и они становятся смирными. Это вам не дальневосточный комар, которого ничем не возьмешь! А вот мошкара тут противная. Как вампиры: кусают безболезненно, но кровь не свертывается и потом удивляешься в зеркале кровоподтекам на лице и прочих открытостях и даже закрытостях. Бедная Ника! У нее на пузе волос не густо, и все оно - красное от укусов мошкары. И оводы ее достают, она их зубами клацнуть пытается, иногда успешно. Бывают люди очень к тем укусам чувствительные. Хуже всего то, что потом все это накусанное чешется безумно... Виктору повезло с редкой группой крови - пришелся мошкам не по вкусу. Его они вообще не трогают.

   Все равно мы ходим в лес, собираем грибы и ягоды(чего здесь никто не практикует), лишь изредка утешая вкусовые рецепторы ресторанными морепродуктами. Подкрепившись, загружаемся красками и снова едем пейзажи с натуры рисовать. Мошки лезут на холст, влипают в краски. Мы их не убираем – доказательство настоящей жертвенности «пленэрности».

   Календарь беспощадно отсчитывает дни нашей «северной» эпопеи, надо сворачиваться.

 

   Напоследок делаем широкий круг по побережью острова Кейп Бретон, поверив рекламе, что там можно посмотреть китов. После дождливой ночи день удивительно прозрачен. Весь остров покрыт высокими изумрудными горами. Океан - пронзительно синий, накатывает мощным прибоем на красноватые скалы в лагунах. Одолеваем большой перевал и медленно спускаемся к океану.

   Мало есть на свете мест, где вам за тридцать (пусть и канадских) долларов покажут живого кита не за стеклом океанариума, а в диком океане.

    На пути туда нам предстояла ночевка. Привыкнув к этому кочевому образу жизни, мы уже не ожидали от него никаких сюрпризов, но на сей раз сюрприз состоялся, и весьма масштабный.

   Мы прибыли в «китовые» места затемно, и не найдя скромного мотельчика, вынуждены были довольствоваться дорогим отелем, органично примыкавшим к большому казино.

   Номер был шикарным. Прямо напротив двери - вход в роскошный круглосуточный бассейн с сауной и джакузи. Мы отдохнули, дождались, пока бассейн опустеет и около получаса понаслаждались одиночным плаванием. Затем Виктор пошел к джакузи и нажал пусковую кнопку, не успев своим невооруженным глазом удивиться ее необычно-красному цвету.

   ВОТ ТУТ ЭТО И НАЧАЛОСЬ!

   Выматывающий душу звук пожарной сирены заполнил своды бассейна. Погас свет, и ярче молний замигали тревожные лампы. От неожиданности я свалилась обратно в бассейн, а близорукий нарушитель спокойствия нервно пытался перенажать или вытянуть кнопку назад. Убедившись, что это невозможно, он убежал, крикнув напоследок: «Прячься в номер!!!».

   Я выглянула в коридор: по всем потолкам зловеще мигали красные лампы, и разносился гнусный вой. Я ужаснулась при мысли, что сейчас все казино охвачено паникой и невинные игроки, побросав фишки, давят друг дружку на выходе! И все из-за нас!

   Я бросилась по коридору, как преступник, уходящий от погони, заперлась в номере и, молясь, начала собирать пожитки в ожидании самого худшего. Вы не можете себе представить, скольких невосстановимых нервных клеток стоило мне это ожидание под непрерывный вой. В довершение страстей нелегальная Ника возбудилась и тоже начала подвывать...

   Как потом выяснилось, мокрый Виктор, в одних купальных трусах, побежал сначала к администрации, повинился там и совершил марафон по двум этажам гостинницы, клятвенно заверяя всех проснувшихся, что это его вина, и не о чем беспокоиться. Интересно, что реакция постояльцев была на удивление спокойная. Никто никуда не бежал, выходили из номеров и ждали инструкций. Получив их от полуголого Виктора, они доверчиво и удовлетворенно возвращались в постели.

   И в казино паники не случилось. Там, пока кто-то успел одуматься, громко объявили, что «Тревога ложная... успокойтесь! Делайте ваши ставки, господа!» Молодец Виктор, быстро добежал...

   Я уже не ожидала увидеть его иначе, чем в наручниках. Но он вошел, постучав нашим древним условным стуком. Мы обнялись и стали ждать своей скорбной участи. Сирена продолжала завывать. Так продолжалось больше часа! Оказалось, что ни администрация, ни прибывшие пожарные, ни полиция, - никто не знает: как эту систему успокоить! Так что им было не до нас. А постояльцы, похоже, легко с сиреной смирились; не сильно уж она из коридора их слух доставала, а по занудному ритму напоминала колыбельную. Я даже подозреваю, что когда она все же умолкла, некоторые недовольно проснулись.

   Мы остались юридически и финансово невредимы. Думаю, это потому, что власти всю ночь были заняты внутренней разборкой: почему там, возле этой чертовой джакузи, находится ничем не защищенная красная кнопка, которую может случайно нажать каждый дурак?! Ведь это может привести к очень печальному исходу. Паника порой хуже пожара...

     Хорошая страна, Канада! В Америке нам, как минимум, припечатали бы штраф.

     

      На причале, где владелец тура развлекает ожидающую публику, пиликая на скрипке простенькие шотландские мелодии, выясняется, что собак на китов не берут.

    - Sorry, - сокрушается он, зато обещает уберечь Нику от зноя и развлекать ее до нашего возвращения. Собака легко соглашается: не доверяет она зыбкости палуб.

   Плывем по Атлантике в сторону Старого света, океан становится безбрежным, и чайки отстают. Наш гид успешно замещает временное отсутствие впечатлений дежурными шутками, заключает условные пари и вертит свой бинокль. Вдруг торжествующе восклицает: - Ага! - И указывает на место, где четыре лоснящиеся спины с загнутыми плавниками взрезали однообразие водной поверхности. Дельфины! Трое взрослых, один детеныш. Черные касатки. Это не гиганты, всего шесть метров длины, но все равно их пластика и мощь божественны. Они играют с нашим катером, словно блистательные актеры, впитывая в себя восхищение публики. Вот нежданно прошли поперек судна, прямо под днищем, оросив зрителей фонтанчиками выдоха. Вау! Это не кино, это жизнь, подлинный триумф Созидания - настолько неотъемлемы дельфины в этой стихии. А ведь где-то на них до сих пор охотятся. Как отрадно осознавать, что эти большие дети океана не боятся тебя здесь, маленького, но злобного «властелина» планеты, и ты не боишься их и поэтому кажешься себе умнее, больше, равным им!. Хочется броситься за ними в волны и раствориться в этой дикой гармонии, сказать каждому из них: «мы с тобой одной крови, ты и я!»...

   Впервые я увидела китов в Массачусетсе, несколько лет назад, когда только приехала в Америку. То были огромные киты, размер которых превышал раза в два размер нашего пароходика. Многое мне потом понравилось и не понравилось в Америке, но то было первое непреходящее восхищение страной, которая так бережно может относиться к этим могучим и в то же время беззащитным перед человеком существам...

     Но... увы. Надоели мы веселому дельфиньему семейству. Унырнули они надолго и показались уже почти на горизонте. Я почувствовала себя осиротевшей. Мы бросаем в соленую воду по горсти монеток. Мне нравится это простенькое суеверие; есть в нем что-то наивно-жертвенное, чуть-чуть теряешь, чтобы не потерять многого...

      Узнав, что когда-то Виктор был скрипачом-профессионалом, владелец тура по имени Оливер умоляет Виктора оценить качество его скрипки. Потом мы слушаем сочиненную Оливером песенку, которую он посвятил своей внучке. Потом... В конце концов, расстаемся друзьями и обещаем обязательно приехать еще.

 

   Вот и все.

   Приморские приключения закончились, пунктир хайвэя уныло уносится под колеса на восток. Это значит - мы движемся на запад, восвояси.

   Вот уже впереди, на темно-закатном силуэте небоскребов маячит надпись: «Дэнвер. Туннель в США». Уходим в подземелье.

   Еще два дня и мы дома. Стоило нам уехать на двадцать дней, как в нашем доме, словно в первичном бульоне, произошло самозарождение жизни! Под диваном сидят невесть откуда взявшиеся три полудиких котенка. Гнездо наших финчей заполнено только что вылупившимися птенцами. А в заброшенном аквариуме плавает шесть худых мальков золотых рыбок! С месяц назад мы пересадили наших огромных золотых рыб в больший аквариум. А воду из старого я как-то вылить поленилась... И вот результат. Жизнь продолжается...

 

   До свиданья, северные леса, дельфины, мошки, лобстеры, супер-приветливые люди, резные скалы, водопады, самые мощные в мире приливы, незапирающиеся туалеты и отсутствие дорожных указателей. Я чувствую, как добрая память уже начинает итожить впечатления, мягко заменяя в них минусы на плюсы, превращая досадное в забавное. И от этого память светлеет, теплеет... и долго еще будет согревать и радовать душу.

   Goodbye, Canada!

   Au revoir!

 

                                                                                                   

   Риcунки Bиктoрa Бaxтинa, Bиcкoнтин.

 

 




Copyright © 2001 2006 Florida Rus Inc.,
Пeрeпeчaткa мaтeриaлoв журнaла "Флoридa"  рaзрeшaeтcя c oбязaтeльнoй ccылкoй нa издaние.
Best viewed in IE 6. Design by Florida-rus.com, Contact ashwarts@yahoo.com