№ 1(1)
Январь, 2001

Таня Лоскутова
лоухский козел
Лоухи - это на севере Карелии. Чють не доезжая до «Полярного Круга». До самого Полярного Круга еще далеко, но станцию назвали именно так. Во-первых, карелам все равно, во-вторых, в Карелии все немного преувеличено, а, в-третьих, кто его, этот Круг видел?
В Лоухах одна улица. Одна больница. Одна разбитая машина — скорая помощь. Один фельдшер, он же шофер. Одна бывшая ссыльная — бабка Марья Степановна При ней — один козел. И, конечно, газета «Лоухский комунист». Без нее Лоухи нельзя было бы назвать районным центром.
На единственной улице всегда пустынно. Может, и живет кто. Но я не видела. Иногда промчится «Запорожец» с пьяным фельдшером. Сквозь поднятую пыль можно увидеть взметнувшихся из-под колес испуганных кур и визжащих девок. И откуда взялись? Потом опять тихо и никого. В развалюхе, что называется станцией — загородка для кассира, которого, конечно, нет. Но есть место, где была дверь. Может, пассажиры, толкаясь в очереди за билетами, высадили. Хотя, кажется, и пассажиров никогда не было. И кому уезжать из Лоухов, если туда сроду никто не приезжал? Правда висит расписание поездов. И автобусов, для которых в этих местах ни одной дороги нет. К тому же, все знают, что ни одному расписанию в стране ничего не соответствует. Раз в сутки здесь на одну минуту останавливается пассажирский, строго по расписанию, где-то между часом ночи и семью утра. А главное, для чего рассказываю, четыре раза в год мимо Лоух проходит платформа с козами. Их везут откуда-то из средней полосы куда-то к настоящему Полярному Кругу. Все козы — девицы. Потому что шерсть от них, которую зачем-то ждут на севере, сохраняет нужные качества — прочность, шелковистость и еще что-то важное — только при условии абсолютного девичества. В Лоухах платформа секунд на двадцать замедляет ход и не останавливаясь, тащит свой драгоценный груз дальше, к северу. А драгоценный он и вправду. Говорят, эта девичья шерсть стоит вдесятеро больше обычной, к тому же в переводе на валюту. Что неудивительно, так как вся она идет на экспорт. То ли ценителей у нас своих мало, то ли денег. Может, того и другого вместе. Так или иначе, «золотое руно» — им, голые козы — нам.
Два дня до прибытия гарема лоухский козел ошивается на станции. Говорят, его борода в эти дни развивается строго к югу, независимо от направления ветра. Иногда, разгоняя застоявшуюся кровь, он пытается поддеть рогами стенку дома. Но чаще, экономя силы, насмешливо поглядывает в сторону ненужного расписания. Завидя паровоз, он не мечется, как некоторые, вдоль путей, а спокойно дает платформе поравняться с ним, тогда и взбирается к ошалевшим от радости козам. При отсутствии порядка на железной дороге, платформа каждый раз замедляет ход в разном месте. И каждый раз, с неумолимостью судьбы козел с низко опущенной головой оказывается в зоне тормозного пути. Потом он вместе с молоденькими дурочками едет дальше. И, как правило, не доезжая до Кандалакши, все козы оказываются оплодотворенными. А лоухский козел со свалявшейся на животе шерстью и на негнущихся ногах возвращается домой. Это занимает две недели. Дома он отлеживается под бабкиной кроватью с длинными подзорами. Оба деликатно молчат. Бабка сует ему под кровать крапиву и лопухи. Сперва он воротит морду, потом, оклемавшись, вылезает на крыльцо. Первые дни он обходит огородами то место, откуда видна станция, да вздрагивает от паровозных гудков. Уже через неделю борода его начинает принимать нужное направление. Так повторяется из года в год. И никто не припомнит, когда это началось. И никто не скажет, когда это кончится.
Четыре раза в год к бабке приезжает начальство. Из Кандалакши. На газике. С ружьем. Убивать козла. Бабка на стол собирает морошку моченую, грибы, селедку беломорскую. Остальное у них с собой. Выпив неразбавленный, кривится для порядка, говорит гостям: мне б ваше ружье с жаканом, однако, я бы и сама с его, кобелины, дух выпустила. Да где искать-то? С вечера пропал. Ну, думаю, или вы приедете, или новые козы на подъезде.
А найдете дармоеда— ваш будет...
Начальство морошкой чавкает. У окна, в отблесках заходящего солнца, посверкивает кончик ствола. А сквозь кружевные подзоры высокой кровати, если лечь на пол, можно увидеть задумчивый козлинный глаз.