№
отрывок из малоизвестного очерка
Эрнеста Хемингуэя Гольфстримское
письмо .
В ВОДАХ ГОЛЬФСТРИМА
-...Возьми хотя бы Такого-то, - сказал я, - он страстный охотник на слонов, а
в прошлом году ходил на ловлю большой рыбы и просто помешался на этом. Наверное,
ему
нравится, иначе бы он не стал заниматься этим.
- Да, - сказал мой друг, - должно быть в этом что-то есть, но я просто не понимаю
что. Объясни, в чем там острота ощущений. - Я попытаюсь как-нибудь написать об
охоте на большую рыбу, -ответил я ему. - Очень бы хотелось, -сказал он.
- Вы, писатели, народ понимающий. Правда, тоже
до известного предела. - Напишу. Прежде всего Гольфстрим и другие океанские
течения - это последние девственные
области на земле. Как только скрылся из виду берег и другие лодки, ты оказываешься
более оторванным от мира, чем на охоте, а море такое же, каким оно было до того,
как человек
впервые вышел в него на лодке. Когда рыбачишь, ты можешь увидеть его маслянисто
гладким, каким его видели мореходы, дрейфуя на запад; в белых барашках, нагоняемых
легким бризом, каким оно бывает под пассатом; и в высоких катящихся голубых
валах, когда море наказывало их, а ветер срывал их паруса, как снег. Так и ты
иной раз можешь
увидеть три гигантских вала, и твоя рыба выскакивает с вершины самого дальнего,
и если ты попробовал бы пойти за ней не раздумывая, один из этих гребней обрушил
бы на тебя все свои тысячи тонн воды, и ты уже больше не пошел бы охотиться на
слонов, друг мой Ричард. Сама по себе рыба не опасна. Да и все, кто выходит круглый
год в море на маломощных суденышках, не ищут опасности. Но можешь быть уверен,
что в течение года ты обязательно с ней встретишься, поэтому ты и стараешься
делать все, что в твоих силах, чтобы
избежать ее.
Ибо Гольфстрим - неисследованный край. Рыбаки ловят только
по самой границе, да еще в отдаленных местах этого тысячемильного
течения, и никто не знает, что за рыба живет там, каких размеров,
какого возраста и даже какие виды рыб и животных обитают на разных
глубинах. Когда ты ловишь далеко от берега на четыре лесы, установленные
на шестьдесят, восемьдесят, сто и сто пятьдесят морских саженей
в море, имеющем глубину до семисот саженей, ты не знаешь, что
пойдет на маленького тунца, которого используешь как наживку.
Поэтому каждый раз, когда леса начинает разматываться с катушки,
сначала медленно, потом с визгом, и ты чувствуешь, что удилище
сгибается вдвое, чувствуешь силу сопротивления лесы, прорывающейся
сквозь эту глубину, и ты сматываешь и освобождаешь ее, сматываешь
и освобождаешь, стараясь снять с нее лишнюю тяжесть, прежде чем
рыба начнет свои прыжки, тебя всегда охватывает волнение, и
не надо опасности, чтобы усилить его.