№ 3(27)
Март, 2003
Александр Росин
редактор журнала
С 8 марта!
Редактором
быть хорошо. Что называется, своя рука – владыка. Вот захочу,
и напишу: "Дорогие девочки, девушки и дамы, будьте здоровы,
любимы и счастливы!” Неплохо, правда? Коротко и емко. Но уж
больно тривиально. А то напишу о маме, о жене или о девушке-акробатке
из армянского циркового коллектива, в которую был безнадежно
влюблен в 12 лет... Почему нет? Впрочем, соответствует ли теме,
ведь праздник-то общий. Но кто, скажите, та женщина, которая
вобрала бы в себя все самое женское, самое загадочное и самое
прекрасное, что есть в вас? Может быть, Анна Андреевна? Пожалуй,
она. И вы, конечно, со мной согласитесь. Ведь Ахматова – не
только великая поэтесса, она, несмотря на все изломы судьбы,
и человек великий. Отрывок из воспоминаний поэта-иммигранта
Георгия Иванова о первом шаге в поэзию Ахматовой, чуть-чуть
приоткрывает завесу вечной тайны, которою окружена была первая
поэтесса России. Ну разве это не подарок к так и не ставшему
международным, но все же ЖЕНСКОМУ дню?
1911 год. В „башне” – квартире Вячеслава Иванова – очередная
литературная среда. Весь „цвет” поэтического Петербурга здесь
собирается. Читают стихи по кругу, и „таврический мудрец”, щурясь
из-под пенсне и потряхивая золотой гривой, произносит приговоры.
Вежливо-убийственные, по большей части. Жестокость приговора
смягчается только одним – невозможно с ним не согласиться, так
как он едко-точен. Похвалы, напротив, крайне скупы. Самое легкое
одобрение – редкость.
Читают стихи по кругу. Читают и знаменитости и начинающие. Очередь
доходит до молодой дамы, тонкой и смуглой.
Это жена Гумилева. Она „тоже пишет”. Ну, разумеется, жены писателей
всегда пишут, жены художников возятся с красками, жены музыкантов
играют. Эта черненькая смуглая Анна Андреевна, кажется, даже
не лишена способностей. Еще барышней она написала:
И для кого эти бледные губы
Станут смертельной отравой?
Негр за спиною, надменный и грубый,
Смотрит лукаво.
Мило, не правда ли? И непонятно, почему Гумилев
так раздражается, когда говорят о его жене как о поэтесе?
А Гумилев действительно раздражается. Он тоже смотрит на ее
стихи как на причуду „жены поэта”. Когда их хвалят, насмешливо
улыбается.
- Вам нравится? Очень рад. Моя жена и по канве прелестно вышивает.
- Анна Андреевна, вы прочтете?
Лица присутствующих „настоящих” расплываются в снисходительную
улыбку. Гумилев с недовольной гримасой стучит папиросой о портсигар.
- Я прочту.
На смуглых щеках появляются два пятна. Глаза смотрят растерянно
и гордо. Голос слегка дрожит.
- Я прочту.
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки,
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки...
На лицах – равнодушно-любезная улыбка. Конечно,
не серьезно, но мило, не правда ли? Гумилев бросает недокуренную
папиросу. Два пятна еще резче проступают на щеках Ахматовой...
Что скажет Вячеслав Иванов? Вероятно, ничего. Промолчит, отметит
какую-нибудь техническую особенность. Ведь свои уничтожающие
приговоры он выносит серьезным стихам настоящих поэтов. А тут...
зачем напрасно обижать...
Вячеслав Иванов молчит минуту. Потом встает, подходит к Ахматовой,
целует ей руку.
- Анна Андреевна, поздравляю вас и приветствую. Это стихотворение
– событие в русской поэзии.
