№ 6(30)
Июнь, 2003
Михаил Меерсон
Голодовка по-армянски
Молодой солдат рядовой Хачатрян перестал есть.
Не то, чтобы объявил голодовку или выступил с каким-либо протестом.
Вовсе нет. Он ходил вместе с ротой в столовую, усаживался за
стол, но к пище не притрагивался. Только пил чай. На вопрос
– в чём дело, отвечал вполне мирно – есть не хочется.
За Хачатряном и раньше числились странности. Он мог целый час
в свободное время или в выходные дни стоять у тумбочки и непрерывно
читать стихи. На армянском или на русском.
Однажды на политических занятиях просьбу руководителя показать
в своём ответе звериное лицо врага, - понял буквально. Сделал
страшную физиономию, выпучил глаза, пальцы согнул как когти
и грозно зарычал. Звериное лицо, так сказать, было налицо.
Назвать Председателя Совета Министров отказался. Только спросил
командира взвода: « А предсовмина Армении знаешь? Нет!. Тогда
и я не знаю вашего Косыгина!».
От службы Хачатрян не увиливал. Ходил в наряд и добросовестно
занимался всеми солдатскими науками. Но после того, как перестал
есть, в караул его не назначали. Оружия в руки не давали. Мало
ли что!
На четвёртый день добровольного поста направили солдата на беседу
к замполиту полка, а затем в лазарет и в госпиталь. По слухам
там его насильно подкормили и отправили в «дурдом» в Ленинград.
Прошло месяца три – четыре. Про Хачатряна все успели подзабыть,
как вдруг поступило распоряжение – забрать его из больницы Скворцова-Степанова
и сопроводить домой в Армению. Из списков полка исключить. Уволить
по болезни.
Меня направили в командировку. С собой я взял сержанта Нечипоренко.
Был июнь месяц – волшебное время в Ленинграде. Нашего воина
мы получили к концу дня. Одет он был по-зимнему. Старая солдатская
шинель совсем короткая, без хлястика и без ремня. На голове
топорщилась шапка, явно не по размеру, Одно ухо опущено. Картину
завершали грязные стоптанные кирзовые сапоги и какая-то бессмысленная
улыбка на заросшем чёрной щетиной лице. На платформе люди шарахались
от нашего коллектива, а военный патруль, к счастью, не повстречался..
У нас было отдельное купе, сухой паёк на три дня и интересное
путешествие в скором поезде « Ленинград – Ереван». Хачатряна
мы разместили на нижней полке, напротив расположился я, а надо
мной – Нечипоренко.
Сержант вскрыл консервы, одну банку протянул нашему клиенту
и тот с удовольствием принялся уминать свиную тушенку. Из купе
мы выходили по очереди. Кто-нибудь сопровождал Хачатряна и заходил
с ним вместе даже в туалет. Кто его знает, что может выкинуть
ненормальный человек! На этот счёт нас строго проинструктировали.
В Ереване нас встретил отец Хачатряна. Вполне интеллигентный
мужчина, говоривший по-русски совсем без акцента. Попросил отдать
ему сына сразу. Намекнул, что отблагодарит.Мы отказались и он
довез нас на машине до военкомата. Военком уже ждал. Расписался
в получении, поблагодарил. Разместили нас в небольшой гарнизонной
гостинице, куда вскоре принесли билеты на обратный путь. Их
оказалось почему-то четыре, хотя проездные документы мы сдали
на двоих. Вечером за нами приехала машина и привезла на вокзал.
На платформе у вагона стояла группа молодых людей в костюмах
и при галстуках…. Хачатрян выглядел великолепно – высокий, подтянутый,
шикарный.
«Спасибо вам, ребята, за человеческое отношение. Мне так хотелось
домой, к маме, в родной университет. Знакомьтесь, - это мои
сокурсники по литфаку. Извините за хлопоты. Попутчиков у вас
не будет. Счастливого пути!». Мы поднялись в вагон. На столе
в купе стояли две вазы. Одна с цветами, другая с фруктами. Красовался
термос с чаем, всякие кавказские 
сладости,
блюдо с шашлыками и лепешки. На верхней полке два ящика с яблоками.
Каждое заботливо завернуто в специальную бумагу. И ещё записка,
всего четыре слова: «Надеюсь на конфиденциальность! Ашот.»
