№ 10(22)
Октябрь, 2002
НА ИЗЛОМЕ ВЕКОВ--АНТОЛОГИЯ НОВОЙ
РУССКОЙ ПОЭЗИИ
Ведущий, заведующий отделом поэзии журнала - Леонард Сторчевой
Сегодня в выпуске-
ВАДИМ МЕСЯЦ
Составлять какую-либо антологию—дело неблагодарное,
но весьма приятное: мол, кого захочу--запишу, а кого захочу—вычеркну.
Однако задача моей новой рубрики несколько более благородна,
чем просто отобрать любимые стихи, а именно--убедить читателя,
томящегося в сладко-вялом плену флоридских пляжей, что русская
поэзия не закончилась на Бродском или Евтушенко. Она переживает
расцвет, по интенсивности и красоте соизмеримый только с серебряным
веком. Большинство поэтов, чьи стихи вы прочтете в этой антологии—восьмидесятники,
многих из них я хорошо знал (или всё ещё знаю) лично. Оставив
позади юный задор, взросший в вызове золотому застою, они пошли
дальше, удивляя новыми мыслями, новыми рифмами, и новыми настроениями.
Так возникла поэзия нынешней эпохи, эпохи излома веков.
В первом выпуске этой антологии я хочу представить
ВАДИМА МЕСЯЦА. Он родился в 1964г., закончил Томский Государственный
Университет, кандидат физико-математических наук. Почти 10 лет
живёт в США. За последние годы опубликовал 4 книги стихов и
2 книги прозы. Поэзия Месяца—это рифмы, где красота—без пестроты,
образы, где глубина страшит, и эмоции, где нет предела высоте
взлёта. Предлагаемые здесь стихи взяты из его нового сборника
«Час приземления птиц».
* * *
Ты, наверно, ничего не поймешь,
потому что я пишу в темноте.
Кто-то спрятал под полой острый нож,
Кто-то вскрикнул на далекой версте.
Кто-то выхолил коня на войну
с длинной гривой, наподобие крыл,
и, приблизившись к родному окну,
не спеша глухие ставни прикрыл.
Если голубь залетел в черный лес,
чтоб доверчиво упасть на ладонь,
вряд ли ловчего попутает бес
засветить ему в дороге огонь.
Если нужно, как задумал Господь,
променять шелка на старенький креп,
впопыхах твой гребешок расколоть,
наступить ногой на свадебный хлеб -
я пишу тебе письмо в темноте,
и гляжу перед собой в темноту.
А до подписи на чистом листе
я немного поживу… подожду…
* * *
Тронуть шторы пыльный кокон,
вспомнить ради глупой шутки,
сколько раз за жизнь вдоль окон
мимо пролетали утки...
День бескрайний начинался,
тут же в памяти оставшись.
И ты вновь навек прощался,
так ни с кем и не встречавшись...
Видел в небе птичьи стаи...
листья... снег... флажки вокзала...
засыпая... исчезая...
Но ничто не исчезало...
Тот же быстрый взгляд ребенка,
убегающий из кадра -
и вот-вот тебе вдогонку
хлопнет дверь кинотеатра.
* * *
Раздвигался черный окоем.
И зола пылила через щели
бытия, обжитого вдвоем
за мгновенье, без году неделя.
Нам за счастье сталось поделом.
Наши души дочерна истлели.
По-щенячьи сжались в колыбели,
и всю ночь торгуются теплом.
* * *
Поднимаясь с тяжкой ношей на престол,
Разомлевший от дремучего вина,
С длинной лестницы сорвется мукомол,
Мягче войлока, бледнее полотна.
Промелькнет, навек теряясь в глубину.
И, не ведая, что стало в этот миг,
Удивленный, я свободнее вздохну,
Будто горе развязало мне язык.
