Александр Росин
главный редактор
Собрались вечером. Как в таких случаях говорят: «Компания была не велика, але бардзо пожондна». Заговорили о снобах. Что естественно, поскольку каждый из нас прошел через детство, юность и всяческие университеты в Совковии, а потом еще и перековка и закалка характеров в эмиграции. Тема для людей наблюдательных неиссякаемая.
И вспомнил я по поводу такую историю.
Сколько-то, может, 20 с лишним лет назад жил я в городе Фрэмингем, работал в русском бостонском журнале, а зарабатывал деньги в том же самом Бостоне, но таксистом. И вот как-то осенней ночью везу я из аэропорта Логан пассажира в Уэллсли колледж. Между прочим, сообщу я в скобках, когда-то именно там преподавал русскую литературу Владимир Набоков. И хотя Набоков, конечно же, был не только великим писателем, но и великим снобом, но речь здесь пойдет не о нем. Кроме того, Владимир Набоков был снобом со знаком плюс, а в моей истории будет фигурировать сноб со знаком минус.
Итак, беру я в аэропорту ночного пассажира. Поездка удачная: во-первых, длинная, почти 20 миль, а, во-вторых, в сторону дома. А было уже часов, может, 12 ночи, и такая удача редко выпадает. Но пассажир оказался вредным мужиком. Он как сел, сразу начал ворчать недовольно, что из-за мерзкой погоды, он чуть не сутки добирался из Филадельфии. Что он преподаватель в этом самом знаменитом дамском колледже, и из-за долбанной новоанглийской погоды у него сегодня сорвалась лекция.
Надо сказать, что бостонский аэропорт Логан находится на острове. Чтобы из него выехать в Бостон или на хайвей, надо нырнуть в один из двух туннелей. Я спросил у дядьки, какой туннель брать, потому что один чуть дальше, но он новый и скоростной, а другой чуть ближе, но там бывают пробки даже ночью, особенно сегодня, когда отменяют полеты и многие пассажиры возвращаются домой.
Тут мужик взвыл, он стал вопить, как ему всё и все надоели, особенно иммигранты. Ну, в общем ария из оперы «Понаехали тут!»
Я, признаться, с таким хамством впервые встретился, поскольку в целом американцы воспитанные, приветливые и не привередливые. А тут, зараза, несет и несет: не учим язык, не знаем традиций, безграмотные неучи, невежественные олухи… Я молчал, потому что начал работу в 6 утра, а стекло мокрый снег слепит, видимость паршивая, да и прав он, конечно, ленив я, английским не занимаюсь, разговариваю, как туркмен с рынка, на уровне твой мой понимай…
Расстроился даже. Загорюнился.
Тут уловил, опять он чего-то меня теребит. Что, говорю, пардон, не расслышал, задумался о своем, о девичьем. Он повторяет: ты, мол, хоть знаешь, что есть великая американская литература, хоть книжку, когда держал в руках, хоть имя одно можешь назвать? Злобно так, раздражённо. Я заерзал на сидении виновато, говорю, ну, мол, читал чего-то, но я ж водила, а вы – профессор. Вы мне сначала русских назовите писателей, а я попробую потом американовских. Он говорит: ОК, смотри: Лео Толстой, Антон Чехов, Пастернак, Солженицын, Шолохов…
И заткнулся сукин сын.
Я глянул в зеркальце, а он от напряжения аж губами шевелит. Нет, больше не вспомнил. Даже Набокова, хотя Владимир Владимирович преподавал когда-то в этом же самом Уэллсли колледже и станция в городке Фрэмингем, в котором я тогда жил, упоминается в «Защите Лужина». Но он не назвал ни Набокова, ни Бродского, а может посчитал их американскими писателями, не знаю.
Я начал с тех, кого мог бы не вспомнить сразу, с Лонгфелло, Фроста, Вашингтона Ирвинга, Элиота, Брет Гарта, Бичер-Стоу, Алана По, Буковски, Миллера, Стайн, Волф… А остальные, которых знал с детства и еще у папы на коленях слушал, поперли на автомате: Лондон, Майн Рид, Сароян, О.Генри, Азимов, Фицджеральд, Фолкнер, Драйзер, Хемингуэй, Харпер Ли, Стейнбек, Марк Твен, Теннесси Уильямс…
В общем, когда этот сноб рассчитывался со мной, он уже не был таким раздраженным. Скорее, растерянным. Дал неплохой тип (как у нас чаевые называют), а потом спросил:
– Ты всегда таксистом работал?
– Конечно, – соврал я, – кем же еще. – И прибавил: – Мне нравится эта работа.
И это было истинной правдой.
[divider]
Фото автора.