TOP

Всегда говори правду

Катерина Кюне


Я очень хорошо помню тот момент, когда я поняла значение слова «никогда». Это не было результатом какого-то интеллектуального усилия. Я стояла у окна в нашей старой однокомнатной магаданской квартире и глядела во двор. Тогда уже было решено, что мы уезжаем из Магадана насовсем, были куплены билеты на самолет и они лежали у отца в шкафчике, где он хранил все важные документы и среди них – мое свидетельство о рождении, выданное девять лет назад. Я ощутила значение этого слова так, как узнают вкус заморского фрукта, впервые попробовав его. В тот момент я смотрела на металлический ящик в центре детской площадки, он был размером с добротный письменный стол и никто из ребят во дворе не знал его предназначение. Ящик закрывался на навесной замок; когда мы играли в амазонок, индейцев или древнее королевство, на нем всегда располагался трон для вождя или девочки в бумажной короне. В самом ящике что-то хранилось, может быть это был чей-то клад, чье-то бесценное сокровище – мы могли только гадать и фантазировать. Потом я посмотрела на деревья под окнами – кажется, это были лиственницы – в феврале, когда начинались ветра и в городе объявляли штормовое предупреждение, их складывало пополам, как будто они были резиновые, потом разгибало и складывало в другую сторону. В спокойную погоду трудно было поверить, что солидные, твердые деревья могут выделывать такие йоговские кренделя. И тогда я подумала – как будто эту мысль тоже принесло ветром из чьей-то чужой взрослой головы – неужели я больше никогда не увижу, как они гнутся, и никогда не узнаю, кто и зачем установил здесь металлический ящик?! Неужели никогда?! И мне вспомнились мои одноклассники, мой сосед по парте и одновременно лучший друг, мои великовозрастные приятели по двору, которые приняли меня в свою компанию «навырост». Мне вспомнилось море и плавник касатки, случайно заплывшей в бухту. И внутри меня что-то вздрогнуло, словно включились вкусовые рецепторы, которые распознают слова, и теперь я знала, что такое «никогда», знала так же хорошо, как вкус яблок.
До этого – я помню – жизнь легкая как пылинка, я кружусь в сплошном солнечном танце (и откуда столько солнца на Севере?), я хожу по морскому дну, оголившемуся во время прилива, и в лужицах сияют отставшие кусочки моря и прячутся нерасторопные детeныши крабов. Я разговариваю с лесными духами, живущими в зарослях иван-чая. И только иногда – ненадолго – когда за окном воет непроглядное северное утро, а в радиоприемнике плоский, далекий голос диктора машинально рассказывает о новостях, в груди начинает отчаянно щемить и солнце гаснет и танец прерывается. Тогда мне кажется, что я хочу пить. А ещё – что это ощущение всех путешественников. Когда они собираются выйти из дома перед рассветом, тоскливое чувство, предвещающее промокшие ноги, ночевки в стылых палатках или неуютных гостиничных номерах, холод и темноту, пытается их остановить. Привязать их к примятой подушке, ночнику, теплому телу спящей женщины и домашним пирожкам с брусникой. Но они запивают его водой, сглатывают, чтобы оно не подступало прямо к горлу, и тихо-тихо поворачивают ключ в дверном замке. Но теперь, когда я собиралась в настоящее путешествие и знала что такое «никогда», я испытывала совсем другое чувство. Тогда танец закончился раз и навсегда.
И я старательно укладывала в дорожную сумку воспоминания и прощалась с каждой вещью, с каждой пылинкой и ничего им не обещала, кроме того, что у меня скоро будет другая, новая жизнь, о которой я пока ничего не знаю. Я думаю, хорошо, что родители мне не врали и всегда, с самого раннего детства, посвящали меня в свои планы и даже советовались со мной. Потому что впоследствии я много раз уезжала из самых разных мест с обманчивым легким чувством путешественника, а на самом деле вместо «через неделю» совсем не возвращалась обратно. Взрослая жизнь оказалась гораздо менее честной и откровенной. Конечно, всё ещё возможно, но через десять лет – это все равно, что никогда. Говорят, клетки человеческого организма полностью обновляются каждые семь лет, память изукрашивает воспоминания до неузнаваемости, старые дома сносят, а иногда и целые города умирают. И через десять лет уже другой ты возвращается в другие города. Потому-то я не понимаю, зачем люди так цепляются за теорию о переселении душ, зачем обещают встретиться в следующей жизни, если это уже не встретиться, а познакомиться заново? Если даже рюкзак с воспоминаниями взять с собой в новую жизнь не разрешается. Какой во всем этом смысл? И я не понимаю, почему люди относятся к прошлому, как к чему-то близкому и родному, как к чему-то незыблемому, к чему всегда можно прикоснуться, хотя на деле их отделяют от него топкие болота, пробраться сквозь которые невозможно, а если и удается добраться, то образ оказывается дымкой, миражом. Жизнь разбита на отрезки, на остановки, пересечена постоянными маленькими умираниями, за которыми следуют новые жизни. Это и есть значение слова «никогда», которое я поняла в тот момент перед окном.
И я очень надеюсь на то, что судьба будет милостива ко мне, и однажды, пробираясь через свой двор старческой шаркающей походкой, я услышу ее призыв собираться. И я буду ходить, смотреть на все и прощаться, и ничего не обещать, кроме того, что я неистово верю, что у меня скоро начнется другая, новая жизнь, о которой я пока ничего не знаю.

[divider]

Катерина Кюне
Москва

Comments are closed.

Highslide for Wordpress Plugin