ЧИСТО
Игорь ковырнул слабо прокопченное брюхо салаки. Раздавив рыбешку пополам, выпил оставшуюся водку, закусил. Качаясь из стороны в сторону, к столику подошла официантка. Официантки вагонов – ресторанов всегда качаются из стороны в сторону. У них варикозное расширение вен и проблемы с вестибулярным аппаратом.
– Вы уже четыреста граммов водки выпили. А через десять минут латвийская государственная граница. А за ней – российская государственная граница. Кондиционеры не работают. В купе вас может разморить, и все закончится плохо.
– В смысле вырву?
– В смысле, с поезда снимут.
Игорь рассчитался. На чай расщедрился не шибко. Подумал, что дело официантки выполнять заказы, а не каркать напраслину. Двери тамбуров поддавались с трудом. В одной из гармошек- перемычек он остановился. Озорной струей оросил мелькающий под ногами щебень и шпалы. На мгновенье почувствовал себя Икаром. Еще двенадцать часов, и Игорь увидит Лену. Они будут пить кофе с коньяком и говорить, что пятнадцать лет- это вечность. Возможно, будет близость. Не такая ураганная как в те годы, но по своему приятная и запоминающаяся.
В купе было душно. Пахло сидевшей у окна бабушкой и крахмалом. Совсем еще юная девушка, двумя ручками приближала к глазам томик Коэльо.
– Про что пишет? – поинтересовался Игорь.
– Ну… Ну вообще-то про секс.
– И я люблю про секс.
– И что вам нравится?
– «Лука Мудищев».
– Про такого не слышала.
– И зря… А еще я «Баню» люблю.
– И я люблю. Особенно финскую.
Бабушка нервно отломила печенье, состав судорожно затормозил. У латышского пограничника была шипящая фамилия и мятая рубашка. Что-то вяло пробормотав про оружие и наркотики, удалился. Игорь вспомнил первую встречу с Леной. Он шел по Пятницкой. Увидев красавицу в легком шифоновом платье, попросил подождать несколько минут. Цветочного поблизости не было. Забежал в продуктовый, купил большую коробку конфет с лилиями. Потом они угощали конфетами прохожих…
Старший лейтенант бегло просмотрел паспорт бабушки. Наклонившись к торчащей из кармана рации, произнес:
– Прокопенко Лидия.
– Прокопенко Лидия, чисто, – донеслось из решетки динамика.
Настал черед паспорта Игоря. Офицер снова наклонился к рации.
– Игорь Альперштейн. На конце Семен.
В рации раздался смех:
– У Альперштейна на конце Семен? Ну и как ему? Хорошо, наверное, на конце с Семеном? Игорь Альперштейн, чисто.
– Я имел ввиду Альперштейнс. Ну как у латышей. На конце «с». Вот я и говорю – Семен, – пограничник хохотнул.
Брата Игоря звали Семен. Фамилию столько раз коверкали в школе, что он хотел ее сменить. Шутка саданула по размякшей от водки душе.
– Господин офицер! Разрешите поинтересоваться? Как фамилия веселого человечка из черного ящичка с антенной?
– Ну, во- первых, это не веселый человечек, а старший сержант. А, во- вторых, вам не должно быть никакого дела до его фамилии. Он пограничник.
– А ваша как, если не секрет?
– Моя фамилия Гуренко.
– Старший лейтенант Гуренко, чисто… Чисто, мудак.
Бабушка с внучкой как могли упрашивали пограничников. Подключилась проводница. Они уверяли, что Игорь так больше не будет. Но Игорь молчал. Денег решил не предлагать. Закинув на плечо легкую сумку, в сопровождении военных, двинулся на выход. На таможне продержали недолго. Составили протокол, стращали закрыть въезд в Россию на пять лет. Он брел по пустынным улицам незнакомого города и думал о Ленке. Послезавтра она улетит в Веллингтон, и они больше никогда не увидятся. Пятнадцать лет показались спринтерским рывком времени.
Игорь выложил на прилавок гастронома огромную коробку конфет.
– Это вам, девушка. Чисто подарок. А мне бутылку водки. И подскажите, как быстрее добраться до Риги.
ЛАТ ДВАДЦАТЬ
Мимо прошелестел ядовито- зеленый джип. На борту надпись размашистая: «Посмотри на Бога, и твоя жизнь изменится». Номер у машины был соответствующий – LEVIT. На катафалке все эти художества смотрелись бы более уместно. Божьи твари обдали мириадами брызг, и я c грустью посмотрел на свои новые джинсы. В этот самый момент позвонили. Непринуждённое отвлечение как лекарство.
– Здравствуйте ,Михаил! Это вас из рекламного агентства беспокоят! – голос был мужским, но больше подходил женщине.
– Вечер добрый. Продолжайте беспокоить.
– Мы занимаемся съемкой малобюджетного рекламного ролика для фирмы «BULERJAN», поставляющей на латвийский рынок камины. Сразу скажу, что телефон дала ваша коллега с радиостанции, и мы очень заинтересованы в том, чтобы вы снялись у нас.
– Я как-то не по этой части…
Хорошо, что портативные крематории рекламировать не предложили.
– Но вы очень подходите на эту роль. Да и в городе вас знают.
– Ну да… Меня знают, а камины- нет. Простите… Не мое это.
– Но мы на вас очень рассчитываем!
Убойная логика! Как можно рассчитывать на человека, с которым разговариваешь первый раз, да и то по телефону? Как в наше время вообще можно рассчитывать на кого – то, кроме себя и собаки?
– Сценарий можно узнать?
– Вы играете отца. Сначала появляетесь в кадре, пишущим за столом, а потом на фотографии, висящей на стене в красивой рамке.
– Я надеюсь , что рамка без черной ленточки наискосок?
– Нет, ну что вы?! На милой семейной фотографии.
Мне стало не по себе. Две моих дочки, которых я не вижу, явно не оценили бы столь наглую ложь с экрана.
– Вы не описали действа.
– Значит так, – в голосе собеседника появились нотки надежды. – Вы сидите за столом и пишете. К вам подбегает дочка, но вам не до нее. Тогда она бежит в спальню к маме. Но мама смотрит телевизор и не хочет отвлекаться. Тогда она бежит в комнату к братику. Тот играет в компьютер…
– Потом она бежит в комнату к бабушке, а та вяжет носки. Она тут же устремляется в комнату к дедушке, а старичок занимается онанизмом. Тогда она бежит в комнату прислуги, а там горничная занимается сексом с папиным шофером. И девочка решает, что понять ее может только собачка, но собачка грызет кость. И вот… кульминация. Она подбегает к камину, и он начинает с ней разговаривать. А голос за кадром произносит: «Детская наркомания… Избавьте своего ребенка от недопонимания и одиночества».
Молчание длилось недолго. Собеседник, его звали Максом, пришел в себя:
– Нет, нет! Тогда девочка берет спички, разжигает камин, и вся семья собирается у него греться.
– А они все замерзли?
– Ну… Нет, наверное, – в неуверенности сквозила безнадёжность арктического лета.
– А зачем тогда греться?
– Сценарий.
– Это не сценарий, а… Кстати, сколько лет девочке, которая будет играть дочку?
– Шесть лет.
– Слушайте, Максим. В любой цивилизованной стране вас бы за такой ролик посадили. Беспризорная девочка, которая, простите, даже по хрену родной матери, бегает, как очумелая, по дому, чтобы от одиночества не стать немой. В семье каждый живет по себе. В итоге ребенок берет спички, а детям, Максим, со спичками играться запрещено. Кстати, если девочка в ролике еще и рубит , и таскает дрова для камина, то его можно выставить в Каннах как самый садистский. И еще вопрос. Услышав слово «малобюджетный», я тут же подумал о гонораре…
– Мы готовы заплатить… лат двадцать.
– То есть один лат и двадцать сантим? На пачку сигарет и пиво. Причем и сигареты, и пиво дешевое.
– Нет, я имел в виду двадцать лат…
– Послушайте, уважаемый Максим. Торговать своей физиономией за такую сумму может человек с малобюджетной душой. Что касается фирмы «Булерьян». Насколько я знаю, это бельгийские армяне. Так вот если бы семейка узнала, что их соплеменника хотят поиметь в рекламе их продукции за сорок долларов, они бы дистрибьют отобрали у тех, кто эти камины сюда возит. Максим, посмотрите на Бога, и ваша жизнь изменится. Левит. И вообще мне только что забрызгали новые джинсы.
Труба замолчала. Мне стало жаль латвийский рекламный бизнес и свои новые джинсы. Придя домой и увидев камин, я услышал голос. Может быть он доносился именно из камина.
[divider]
Михаил Шахназаров
Рига.