Буду называть ее – Мотя.
Мотя самодеятельный художник и, как это часто бывает, очень оригинальный человек. Оригинальный до оторопи окружающих и обморока малочисленных родственников. Яркая бабочка на грязном снегу. Одета в оранжевую куртку, поверх куртки – фиолетовая шуба из искусственного меха, на голове – мохеровый платок. Невысокая, сама себя поперек шире. Обладательница мощного голоса. Вдруг исполняет партию князя Игоря. Или просто зычно хэкает на прохожих.
Она – футурист. Именно так, с мужским окончанием. Тетя Мотя, подруга Маяковского и братьев Бурлюков. Последний русский футурист, родом из города Кенигсберга.
— Я, бывало, выйду на балкон, да как запою! А снизу: ты что, девочка? Что? Меня весь город знал!
Я и не сомневаюсь.
— А потом кричат моей матери: немедленно заткните свою дочь!
Выставляется у районного суда. На заборе висят картины, сама сидит на раскладном стуле, ежится. Подошедшим любителям, советует:
— Дальше идите. Открытки там перерисовывают.
Запахивает шубу, говорит мне:
— Меня тут ненавидят. Опричники! Сходи, купи пол-литра, согреемся.
Я оправляюсь в магазин, здесь Мотю знают, охранник спрашивает:
— Замерзли?
Продавщица:
— Стакан-то возьми, у нее же никогда нет.
Мотя выпивает полстакана, манит рукой бомжа, наливает ему. Коллегам не предлагает. Закуску, хлеб с колбасой, скармливает подбежавшим собакам. Вокруг нее всегда много собак.
— Я уеду. Во Францию. Там умеют ценить искусство. А здесь… Я вчера кошку нашла: глаз нет, брюхо вспорото.
— Блин…
— Сатанисты, точно тебе говорю.
— Может, вороны?
— Какие вороны?! Я участковому ее отнесла, сказала: прими меры.
— А он?
— Да что он… Налей еще.
Бомжик тактично стоит чуть в стороне. Мотя зовет:
— Ну, чего ты?
.
Ей вчера всем двором ключи искали, которые, естественно, оказались в кармане. Причем, наиболее активные участники поисков с самого начала предлагали именно там и посмотреть.
— Идиоты. Ты понимаешь?
Я понимаю.
Потом спрашиваю:
— Как у тебя занятия?
— Нормально.
Мотя изучает французский язык, а до этого занималась с учителем вокала, а еще раньше почти окончила курсы экскурсоводов. Почти, потому что ее кошки отвлекают. Кошек двенадцать штук и они все хотят жрать круглосуточно. А еще у них своя комната в Мотиной квартире.
— Такие скоты. Зайду, еду оставлю, и бежать оттуда.
— ?
— Дикие совсем. Наброситься могут.
А во Франции ее работы ценят, судя по тому, что последний арт-диллер, увезший туда десяток картин, так и не вернулся обратно с деньгами. Зато, на вырученные евро, по недостоверным сведениям, открыл небольшой тату салон.
Мы молчим. Мотя вздыхает. Я знаю, по какому поводу. Ее главная трагедия жизни, незаживающая рана: мужчина-предатель. Тридцатипятилетний красавец, оперный певец, клявшийся, что разведен и влюблен. Но оказался безнадежно женатым. Еще и с двумя очаровательными дочками. Мотя ездила к его жене в Санкт-Петербург, и у них состоялся доверительный разговор. Мотя вернулась с разбитым сердцем.
— Налей.
Выпивает. Ярко-красная помада разъехалась.
— Прав был Маяковский.
— В чем?
— Во всем. Любить – это революция.
Кивает головой:
— Я вчера новую картину закончила, показать?
— Конечно.
Достает из огромного пакета холст в раме, ставит к забору.
На холсте желтые дома с красными крышами с раскручивающейся Земли улетают в синее небо. Черные человечки машут руками им вслед. Собака с огромными глазами, в углу картины, зацепилась за край и висит, свернув хвост бубликом. Вокруг трансцендентные цветы. Земля набирает обороты, дома мелькают и, минуя синее небо, исчезают в космосе. Собака остается.
Картина невыносимо прекрасна.
Тетя Мотя – тоже.
[divider]
Олег Макоша
Нижний Новгород
1 comment. Leave a Reply