Не было печали вот уже четыре года. Жизнь потихоньку вошла в спокойное русло и шла день за днем без всяких происшествий. Что могло случиться еще? Аня вышла замуж и стала забывать о прошлых бедах. Сергей уехал в Измаил, а Женя спился и умер в одной из маленьких клиник Подмосковья. Время все расставило по местам. «Но по верным ли?» – часто задавались этим вопросом оставшиеся в живых. «Верных решений вообще не существует!» – вспоминали они философию Жени, но со вздохом откладывали до горших времен. То ли из-за его кончины, то ли из-за кончин вообще, хотелось думать о чем-то правильном (прямолинейном), будничном, удачно сложившемся. Так Сергей забывался, глядя по выходным телевизор и мастеря на продажу самопальные антенны, Анна вязала и пыталась по-умному воспитывать своих и соседских детей. Только антенны ломались, а дети росли, грубели, половозрели и ругались отчаянным матом. Жизнь разлаживалась и расползалась, как клееный из ДВП ящик. Тут бы клей новый купить, тут бы древесину получше! Но все орудие было – привычные молитвы да немного водки за ужином. Слабое русское орудие, бесхитростное! Муж Ани, конечно, был человеком дельным. Однако, все его дело тоже никак не выгорало. Бывают такие люди: делают много, вертятся много, а на выходе – только пшик. Словно от петарды. Зато, он не пил, был оптимистом и верил, что все хорошее – впереди. «У кого только впереди?» – часто задавалась вопросом Аня. И не знала сама, что же придумать себе в утешение.
Четыре года назад она тоже не знала, что сказать. Времени до ее несостоявшегося замужества было часа два от силы. В нарядном платье, кружевной фате и лаковых лодочках Анна сидела на скамейке перед домом и, собираясь с мыслями, лузгала семечки. А мыслей все не было. Ни печали, ни тревоги. Просто короткое замыкание. Такой же пшик. Она сидела и, бездумно плюя шелуху под ноги, смотрела на ветку черемухи: ветка качалась и качалась, качалась и качалась как проклятая. Когда подошли Сережа и Женя, она посмотрела на них и виновато улыбнулась:
– Ну, как я вам?
И тут Аня замерла. Приставшая к губе лузга несколько раз дернулась на ветру и упала. Вместо жениха (чернявого, с чуть вздернутым носом и маленьким шрамом на левой скуле) и простоватого дружка Сережи на нее смотрели глупые напрочь лишенные выражения огородные чучела. Они неловко ерзали на месте своими деревянными подпорками, а затем одно из них упало….
«Пугало…», – подумала Аня и, нервно хохотнув, закрыла ладонью глаза. Заново взглянув, она ничего не увидела: кривенький, неухоженный сад, угол побеленного по-старинке дома и ветка азалии:
– Бред. Во бред, а? Бывают же такие тупые кошмары!.. – мотнула она головой, осознавая, как дурной сон переходит в гулкую загрудинную боль. – Да…, и сон в руку. Замуж иду за сущее чучело!
Аня с досадой отряхнула упавшие на белое платье семечки и пошла в дом. Там, под иконой, сидели заплаканные родители и перепуганные гости.
……
Когда Сережа и Женя увидели издалека Анну, та сидела на лавочке и уныло раскачивалась.-
– Не боись! – рассмеялся Сережа. – Нервничает и все. Как все гости соберутся, повеселеет! Он хлопнул друга по плечу и Женя, слегка приободрившись, несколько раз нервно тряхнул плечами, сбрасывая с них тяжесть волнения. Улыбаясь, он подошел к подруге. Она обернулась и Женя испуганно, словно «по передаче», оглянулся на свидетеля. Вместо невесты на скамейке сидело страшное огородное чучело из прелой, черненой дождями соломы. Сидело и качалось в такт порывам ветра, что теребили старую черемуху. Чуть вперед и вбок. И так ритмично-ритмично. Пружинисто даже. Свадебное платье, все в шелухе от семечек, нелепо западало в местах, где должна была быть девичья грудь, гладкие плечи и бедра. Маленькие туфельки стояли рядом, слегка завернувшись носочками внутрь. Женя вскрикнул и попятился на пару шагов назад. Схватив за руку оцепеневшего друга, он стал тихонечко приседать на корточки. А чучело вдруг резко остановилось и медленно улыбнулось разорванной линией рта. Тихонечко так, застенчиво:
– И как? Нравлюсь!
После этого начался переполох. Свадьбу отменили вопреки всем уговорам родителей. «Никакой белой горячки, ни в одном глазу!» – божились Сережа и Женя, уверяя, что все было наяву, взаправду, как нельзя более. «И пусть все к чертям, ноги в проклятом доме не будет!» Анна же о том своем сне молчала, и молчала вообще еще несколько месяцев. Только смотрела как-то задумчиво в сторону сада, за угол дома и качала головой, словно говаривала: «Ая-я-й!»…Затем она так же тихо уехала из города, поступила в институт и занялась вязанием. А потом, гуляя по осеннему парку, встретила Иннокентия и неожиданно для себя вышла замуж.
Женя же больше никогда ее не видел. Начал пить взахлеб, с горя женился на другой и, сбежав от той другой, женился на третьей, а потом совсем уж ушел в запой. Потом гонял детей и бил супругу, вспоминая о первой несостоявшейся, и совсем-совсем потом – умер. С тоски и жалости.
Что стало с Сергеем? Ничего. Суеверие спасло его от удара.
«Наверное, кто-то наговорил, подстроил. – убеждал он себя, когда мучила бессонница. – Аня ведь так хороша была: светло-каштановые волосы, белая кожа и монгольские, чуть выдающиеся вперед, скулы. Глаза совсем необычные, как чай с лимоном, лучистые, игривые. Вот кто-то и позавидовал. Да, да, зависть людская и не на то пойдет!»
Однако, верно ли они поступили, что разбежались? Что судьба, так странно и нелепо ворвавшаяся в мерное течение обыденной жизни все превратила в фарс?- об этом он тоже думал, но совсем редко, когда предательская память подсовывала картинки счастливых друзей, купанья на реке, стареньких родителей, веселого мальчишника… Такие мысли, словно долгий запой, затягивали все дальше и ниже в темные, неведомые впадины души, и Сережа, скрепя сердце, отбрасывал их в дальний угол, за поломанные антенны и старую жизнь.
«Чего я испугался?» – думал он.
«Чего я испугался? – думал в свою очередь Женя, спустив ноги с больничной койки и глядя через окно на неизменную серую стену соседнего дома. – Вот чего, а? Мог же увидеться потом, поговорить, прикоснуться? Падаль я, не мужик… Виноват, виноват-то как! Все ж могло быть иначе! Верных решений вообще нет, – сам ведь всегда говорил, – а вот подумал, что поступаю правильно…»
Он думал, что поступил правильно, убегая от неведомого, ограждая себя от этой дьявольщины, спасаясь от всего, что человеческому уму не осилить… Бежал эти несколько лет, бежал, что есть мочи, страдая одышкой, ревностью, болью…И только перед самой смертью понял, что мог сделать один шаг – слегка вбок – и взглянуть на все по другому:
«Может, все мы такие, если иначе взглянуть? Чего ж мы знаем о свете? – пришло ему в голову и разлилось беспросветной тоской. – Чучело я сам, чучело!» – Ведь изменить ничего нельзя, когда сам уже изменен временем, что так уверенно расставляет все по местам, которые ему кажутся наиболее верными. И у человека один только шанс – сделать свой ход быстрее.
«Чучело он, чучело!» – думала красивая Анна, с каждым годом убеждаясь в верном знамении. «Чучело преглупое и смерть его чучельная!» И досада подпирала к горлу. И шли годы, не принося печали. И менялись герои, и приходили другие… И шло мимо Анны уверенными шагами вперед новое время.
[divider]
Ольга Ахно
Москва