TOP

Всем по барабану

Николай Еремин

 

Увы, я родился немым.
Случилось это в военном 1943-м году в прекрасном сибирском городе Абаканске. Помню, в один из праздничных дней моего рождения по городу, как бы специально, кто-то развесил плакаты: «Спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство!» А по радио мальчик-невидимка пел про веселого барабанщика.
Песня мне очень понравилась. Мой папа, включив радио погромче, маршировал по комнате в такт барабанным ударам и подпевал:
«Мы шли под грохот канонады,
Мы смерти смотрели в лицо.
Вперед продвигались отряды.
Спартаковцев, смелых бойцов.
Средь нас был юный барабанщик,
В атаку он шел впереди
С веселым другом барабаном,
С огнем большевистским в груди…
Однажды ночью на привале
Он песню веселую пел,
Но, пулей вражеской сраженный,
Допеть до конца не успел.
Промчались годы боевые,
Закончился славный поход.
Погиб наш юный барабанщик,
Но песня о нем не умрет!»
Помню, как я заплакал после слов «Погиб наш юный барабанщик». Мне стало жалко юного барабанщика, потому что мы жили в бараке на улице Спартаковцев, и барабанщик вполне мог быть одним из моих многочисленных друзей.
Мне захотелось, чтобы у меня тоже был барабан и чтобы я научился на нем барабанить, и чтобы все мои друзья слушали, как я хорошо барабаню, и маршировали бы вместе со мною и с папой.
Мой папа был контужен на фронте, комиссован и как инвалид работал плотником в вагонном депо станции Абаканск.
Я был немым, но не глухим, и все слышал. И хорошо слышал, как однажды в наш барак пришли какие-то люди и арестовали моего папу за то, что он рассказал на работе анекдот про Сталина.
Папу посадили в тюрьму, маму выслали на Дальний Восток, а меня определили в интернат для глухонемых.
В интернате я очень плохо засыпал по ночам. Тогда ко мне подходила старая воспитательница тeтя Мотя, садилась на табуретку у моего изголовья, гладила меня по голове и пела мне песню:
«Белое море, красный пароход.
Сяду, поеду на Дальний Восток.
На Дальнем Востоке пушки гремят,
Белые солдатики убитые лежат…
Мама будет плакать, плакать и рыдать,
А папа поедет на фронт воевать…
Дайте мне подушку, дайте мне кровать,
Сяду на лягушку, поеду воевать!»
Я представлял маму на Дальнем Востоке, вспоминал папу и засыпал.
В интернате меня приняли в пионеры, повязали на грудь красный галстук и научили играть на барабане. Во время торжеств я всегда стоял у красного знамени, барабан на груди, левая рука с барабанными палочками опущена, правая поднята в салюте над головой. А вокруг меня хор воспитателей пел песню про барабанщика.
Но я уже не плакал. Мне уже не жалко было веселого барабанщика, жалко было папу и маму, но к этой жалости я привык.
Когда мне в 1953-м году исполнилось десять лет, Сталин умер, и про него стало можно рассказывать анекдоты.
Тогда моего папу выпустили из тюрьмы, а маме разрешили вернуться в прекрасный наш город Абаканск.
Встреча с родителями в вестибюле интерната была настолько для меня неожиданной и радостной, что я закричал:
– Здравствуй, мама! Здравствуй, папа! – и таким образом избавился от немоты.
– Это чудо! – сказала, обнимая меня, моя мама. – Слава Богу!
– Никакое это не чудо, – сказал, обнимая меня, папа. – Просто в интернате очень хорошие врачи, и они вылечили нашего мальчика, ведь, правда, сынок?
– Да, – сказал я, – здесь очень хорошие врачи! – и надел на грудь барабан, и стал отбивать торжественный марш.
На дробь барабана сбежался весь интернат. Все радовались за нас, и поскольку я уже не был немым, меня отпустили, и стали мы жить все вместе в прежнем бараке на улице Спартаковцев.
Мама устроилась уборщицей в школу, куда я стал ходить в третий класс.
Папу на прежнюю работу в депо плотником не взяли, и он стал работать могильщиком на кладбище Бадалык.

Жили мы хорошо.
В те годы много людей умирало, и никто из родственников умершего не скупился на похороны, у всех по давней русской традиции было кое-что отложено «на черный день».
Так что можно сказать, в Абаканске были сплошные черные дни. А про белые ночи я тогда еще ничего не знал.
Иногда папа брал меня на кладбище, и там я познакомился с художником-графиком Петром Ивановичем, который на мраморной полированной надгробной плите при помощи молотка и острого закаленного гвоздя высекал портреты умерших.
– Что стоишь, глазеешь?- сказал однажды мне Петр Иванович. – Вот тебе фотография, вот инструмент, попробуй, чем зря время терять.
Я попробовал, и у меня получилось! Да так похоже.
– Как живой! – похвалил Петр Иванович, – чуток подправлю, и порядок. Вот тебе три рубля за работу.
Три рубля!
Это были деньги.
Сто граммов конфет подушечек стоили десять копеек.
И я почувствовал, как хорошо быть богатым человеком.
Родители поощряли мое занятие.
– Все-таки помощь семье, – говорила мама и забирала у меня заработанные деньги. – Мал еще деньгами распоряжаться. Не думай, что от них одно добро, зла не меньше!
И действительно, чем больше мой отец зарабатывал, тем больше пропивал с могильщиками или в одиночку. Каждый день приходил он с работы пьяным, оправдываясь, что пьет из-за старой фронтовой контузии, вызывающей у него постоянные сильные головные боли. Ругался с мамой все чаще и чаще из-за каждого пустяка и однажды во время очередного скандала умер от разрыва сердца.
Я окончил школу и, освобожденный от службы в армии из-за плоскостопия, занял его рабочее место на кладбище.
И поклялся над могилой отца: никогда в жизни не выпивать!
И сдержал свою клятву.
Можно сказать с уверенностью, что я единственный трезвенник в Абаканске, поскольку непьющих у нас в городе нет. Все вокруг пьют, веселя душу свою.
Вот и Петр Иванович умер, хлебнув технического спирта…
А я сижу на его табуретке перед мраморной плитой у входа на кладбище и высекаю очередной портрет… А умершие все богаче, все круче, все авторитетнее. А памятники все дороже, все вычурнее, а портреты все крупнее…
И, в конце концов, решил я поставить свое дело на широкую ногу. Прошелся по художественным школам, отобрал десять молодых одаренных парней, обучил их графическому мастерству, заставил свою маму окончить курсы бухгалтеров, заказал печать, открыл счет в банке, зарегистрировал ООО «Мрамор» – и дело пошло.
Деньги делают деньги, а я – свободный частный предприниматель – руковожу процессом.
А как построил себе трехэтажный коттедж и переехал туда с мамой из барака на собственном мерседесе, так стал подумывать о женитьбе.
Вокруг молодые преуспевающие бизнесмены по саунам да по ночным клубам счастья своего ищут. А я не такой. Женский контингент этих заведений хорошо известен – жадные вертихвостки…
Мне же хочется, чтобы невеста моя была и умной, и красивой, и верной, и хозяйственной, и доброй, и страстной, когда надо, короче, и женой и любовницей одновременно.
Этакой сказочной Василисой прекрасной.
Только где ее возьмешь?
Пораскинул я мозгами и придумал. Решил организовать духовное общество под названием «Взаимный интерес» при областной библиотеке, чтобы приходили туда, кто хочет, пели, стихи читали, раскрывали свои таланты, данные от Бога, разговоры вели, чай с конфетами и печеньем пили…
Директор библиотеки ухватилась за мою идею.
Организовал я рекламу на радио, телевидении, в газетах и в журналах – и надежды мои полностью оправдались!
Она возникла на третьем музыкально-поэтическом вечере.
Назвалась Татьяной.
Красавица, умница, стихи пишет, на гитаре играет, музыку сочиняет – и поет , да как поет! – ангельским детским голосочком. Закроешь глаза – и кажется, что ты опять маленький мальчик, и не можешь уснуть, а хочется, и откуда-то с высоких радужных небес доносится до тебя колыбельная песня, не песня, а мечта воплощенная, и бередит она сердце твое, и волнует, заставляет учащенно биться, а потом нежно успокаивает…
И влюбился я в Татьяну.
И провели мы с нею несколько белых ночей среди цветущей черемухи, и ответила она мне полной взаимностью.
Так что на радостях срочно купил я оборудование для музыкальной студии, разместил его на третьем этаже своего коттеджа, пригласил Татьяну и сказал:
– Вот, дарю тебе! Чтобы ты записала здесь первый альбом своих песен.
И пока мы в обществе музыкантов, аранжировщиков и прочих деятелей искусства записывали диск, чувства наши окрепли, и решили мы пожениться.
С тех пор и живем, общие песни поем, новые альбомы в свет выпускаем.
Было дело, благотворительный концерт для сотрудников интерната глухонемых мы дали, а потом для учеников и преподавателей школы, где я учился и где мама моя уборщицей работала.
Успех – не передать словами.
А когда родился у нас маленький Алик и встал на ноги, купил я всем членам нашей дружной семьи по барабану.
Ходим мы втроем по зеленому лугу около коттеджа, смеемся, прикалываемся, стучим в барабаны и горланим песню о веселом барабанщике…
А мама моя сидит в сторонке на кресле-качалке, на коленях барабан и барабанные палочки держит и потихонечку плачет, глядя на нас…
Старенькая она уже.

[divider]

Николай Еремин
Красноярск

1 comment. Leave a Reply

Highslide for Wordpress Plugin