Эдуард Багрицкий (1895 – 1934)
Свежак надрывается. Прет на рожон Азовского моря корыто.
Арбуз на арбузе — и трюм нагружен, арбузами пристань покрыта.
Не пить первача в дорассветную стыдь, на скучном зевать карауле,
Три дня и три ночи придется проплыть — и мы паруса развернули…
В густой бородач ударяет бурун, чтоб брызгами вдрызг разлететься;
Я выберу звонкий, как бубен, кавун — и ножиком вырежу сердце…
Пустынное солнце садится в рассол, и выпихнут месяц волнами…
Свежак задувает!
Наотмашь!
Пошел! Дубок, шевели парусами!
Густыми барашками море полно, и трутся арбузы, и в трюме темно…
В два пальца, по-боцмански, ветер свистит, и тучи сколочены плотно.
И ерзает руль, и обшивка трещит, и забраны в рифы полотна.
Я песни последней еще не сложил, а смертную чую прохладу…
Я в карты играл, я бродягою жил, и море приносит награду, –
Мне жизни веселой теперь не сберечь — и руль оторвало, и в кузове течь!..
Пустынное солнце над морем встает, чтоб воздуху таять и греться;
Не видно дубка, и по волнам плывет кавун с нарисованным сердцем…
В густой бородач ударяет бурун, скумбрийная стая играет,
Низовый на зыби качает кавун — и к берегу он подплывает…
Конец путешествию здесь он найдет, окончены ветер и качка, –
Кавун с нарисованным сердцем берет любимая мною казачка…
И некому здесь надоумить ее, что в руки взяла она сердце мое!..
Публикуем с сокращениями.
Фото Александра Росина/Alexander Rossin, журнал «FloriДА».