Глава шестая.
Юрий Никулин (1921 — 1997).
– Юрий Владимирович, я хорошо помню, как в Калининском цирке вы прощались с манежем. Не жалеете, что рано? Да, шестьдесят, но работали-то еще неплохо…
– Саша, я вам скажу. Как на духу скажу, честно. Когда я однажды увидал одного старого клоуна, который еле-еле ходил по манежу и которого было жалко (а был я тогда еще молодым, лет сорок с чем-то), я сказал себе: «Даю слово, что когда мне исполнится шестьдесят, я уйду с манежа. Даже если я буду чувствовать себя прекрасно и еще смогу работать». Просто, нужно уйти вовремя. Помню, меня тогда еще Утесов поддержал. Говорю: «Леонид Осипович, я решил уходить на пенсию ровно в шестьдесят лет». А он: «Молодец, Юра, лучше уйти на год раньше, чем на два дня позже».
– У Карандаша было очень много в багаже реприз, он мне сказал, что больше двухсот. В том числе – политические репризы и сатирические. У вас же с Шуйдиным таких, ну, за исключением одной-двух, не было. Трудно с репертуаром или вы против поговорки «Утром в газете, вечером – в куплете» применительно к манежу?
– Однажды, еще в брежневские времена, было какое-то совещание клоунов, и профессор Дмитриев, как это у него заведено, долдонил о Лазаренко и Дурове: «Вот Дуров, это трибун, как он выступал…» Мне надоело слушать все это, я встал и при всех сказал: «Юрий Арсеньевич, ну что вы все время нам в нос тычите Дурова? Дуров прославился потому, что ругал правительство. Все эти скандальные истории сделали его популярным у народа. То он «ломал дурака» – гнул монету с изображением царя Николая, то катался на зеленой свинье, намекая на одесского губернатора по фамилии Зеленый, то эта шутка: «Моя собака куцая, как наша конституция!» Кстати, я предлагал выйти на манеж с бесхвостой собакой и сказать: «Моя собака куцая, как наша конституция!», снять шляпу и объявить: «Так говорил Анатолий Дуров». Ну, а мы кого критикуем? Взяточников, пьяниц, бюрократов. На этом имени не сделаешь». Все затихли, а Местечкин крикнул: «Перестань, нас всех пересажают!»
– А вот эта вся ваша пластика, она естественна, присуща вам или вы ее придумывали?
– Нет, все это пришло, причем, абсолютно бессознательно. Мне удобен жест, я чувствую, что он мой, – и его использую. Не было такого, чтобы я как-то там специально искал образ. Но без внутреннего своего мира нельзя стать хорошим клоуном. Нужно иметь и мировоззрение свое, и отношение свое к тому человеку, которого показываешь на манеже.
Карандаш мне сказал однажды (а он такие вещи редко говорил): «Юра, запомни только одну вещь, клоун должен быть дурак, он должен быть ниже, чем публика. Поэтому все смеются. А в какой-то момент он становится выше. И возвышается своей хитростью и неожиданностью концовки. И это еще больше восхищает людей, потому что никто не ожидал, что он вот так может смешно выйти из положения. И все-таки над умным человеком смеяться не будут. Если артист будет показывать, что он выше зрителей и умнее их, смешным не будет».
Да вся старая клоунада на этом строилась. Рыжий – дурак, над ним смеялись, хотя фактически в дураках оказывался умный – Белый. И обманывал его Рыжий. Поэтому и у меня маска была такая дурацкая. Правда, Карандаш часто предупреждал меня не злоупотреблять раскрытым ртом, слишком уж глупый становлюсь. Сейчас некоторые с печалью вспоминают старых клоунов. А почему у них слезы шли из глаз, парик поднимался, нос светился? Об этом никто не думает. А вся причина в том, что, как правило, большинство из них были дерьмовыми артистами и рассчитывали не на себя, а на трюк. А у Лавровых парики разве поднимались, фонтаны из глаз били? Нет, потому что они и без того талантливыми клоунами были, к чему им все эти ухищрения? Я уж не говорю о клоуне Сергееве, который выступал под псевдонимом Серго, а среди нас его называли Мусля. Или Костя Мусин, или Боровиков… настоящие большие таланты, как жаль, что их все забыли. Вот у кого надо учиться!
Отрывок из книги Александра Росина «Клоун без грима». Публикуем с сокращениями.