TOP

Соленый путь или More wind in your jib!

Михаил Ландер
капитан дальнего плавания

 

«…морю суждено было, по слепой воле обстоятельств, стать на многие годы всем моим миром, а торговому флоту – моим единственным пристанищем».
Джозеф Конрад

Я не привык сваливать свои проблемы на других, но здесь хочу сразу оправдаться. Дело в том, что тему эту навязал мне мой друг редактор «Флориды» и редактор всех моих очерков Александр Росин. На протяжении нескольких лет он буквально ножом к горлу приставал, чтобы я описал, что чувствует капитан, выводящий большой пароход из порта в море.

Я, как мог, отнекивался, потому что понимал, что задача эта неподъемная. Это тоже самое, что спросить хирурга перед операцией, инженера перед началом проекта или портного перед раскроем, что ощущают они. Во-первых, сложно. Во-вторых, как, с какого боку подойти? Но, настойчивость редактора и наша многолетняя дружба оказались сильнее моих доводов. И я рискнул. Тем более, подумалось, частичные ответы я уже делал в своей первой повести «Паруса моего детства» и во многих последующих рассказах.

Ведь у всех все начинается с первого шага. Тут мы все одинаковы. Только векторы разные. Если инженер, хирург или портной получают свой диплом один раз и навсегда, то морские дипломы имеют свои степени и строго регламентированы международными правилами. Диплом капитана дальнего плавания вы можете получить только если вам исполнилось 35 лет и при наличии высшего морского образования. Но до этого, вы должны поочередно пройти еще через четыре промежуточных диплома, и после всего этого – международный диплом капитана дальнего плавания, – только он дает право работать в любой зарубежной компании. Между всеми дипломами должен быть стаж 36 месяцев и переходная аттестация перед специальной комиссией. Но и это еще не все, – даже получив высший диплом, необходимо раз в два года проходить курсы повышения квалификации и обновлять приложения к диплому: по радио-телефонии, радиолокации и тренажеру по борьбе за живучесть.

Многие такой марафон не выдерживали и сходили в начале или в середине пути. Некоторые с такими переходными дипломами плавали всю жизнь помощниками капитана или капитанами в малом или большом каботаже. Я оказался настырным. Я упрямо шел к своей заветной цели, через все ловушки и преграды. Конечно, было трудно, но не зря. Мне доверяли командовать кораблями всех типов – от учебного парусника до современного пассажирского судна.

Капитан, как в древности, так и сейчас, отвечает за судно, пассажиров, груз и экипаж. Но техника только за годы моей работы на флоте скакнула так далеко, что это не могло не повлиять на профессию. Если в мои молодые капитанские годы швартовка к причалу была искусством, так как пароходы были одно или двухвинтовые, то теперь они могут крутиться на месте, как волчок – появились носовые и кормовые винты, активный руль(руль с винтом) и винты с регулируемым шагом. Но глазомер и расчет ничто заменить не может до сих пор.

Каждый выход в море для меня был особенным. От младшего помощника и до капитанских вензелей я пронес это особое, ни с чем не сравнимое ощущение чувства свободы и радостной уверенности, что судно подвластно тебе. Вероятно, такое же чувство испытывает и хирург, успешно сделавший операцию или портной, сшивший хороший костюм. Но они всегда на тверди, а подо мной капризная хлябь.

Я помню все свои рейсы, все порты, а главное – людей, с которыми меня свела судьба. В мой первый рейс меня «выводил» капитан Аркадий Иванович Сапогов, у которого я был несколько лет старпомом на пароходе «Аскольд». Выходец из старинной семьи знаменитых архангельских рыбопромышленников Сапоговых, Аркадий Иванович был замечательно добрым и высоко культурным человеком. Он мне поведал, что Сапоговы еще при Петре Первом шили сапоги для офицеров – отсюда и фамилия. В отличие, кстати, от Сапожниковых, которые были подмастерьями, починявшие обувь. Прапрадед Аркадия Ивановича Гавриил Исаакович Сапогов первым купил парусный «кеч» и занялся морским извозом, скупкой и продажей рыбы.

Поскольку отчество основателя династии совпадало с моим, я спросил по наивности: «А что, прапрадед был евреем?»

Аркадий Иванович вынул изо рта трубку, усмехнулся: «При чем тут национальность, Михайло? Он был православный, а жена – эвенка. Это большевики занесли эту заразу на Север. До этого у нас все были равны – что русский, что якут, эвенк или еврей. Бог на всех един. У нас и Соломонычи есть – это же все имена людские, а Исаакиевский собор?» Эх, Аркадий Иванович, наивная душа, светлая тебе память, твои бы слова да в уши всей России! Капитан Сапогов подарил мне тетрадь–памятку «Заповеди капитану», все главные заповеди были помечены красными чернилами. Я их запомнил на всю жизнь:

За сутки до выхода не бери в рот хмельного, а еще лучше вообще не брать.

Принимая на борту гостей, себе наливай воду.

Всегда считай себя ближе к опасности.

Если куришь, – кури трубку, ибо пепел от твоей сигареты может стать твоим собственным.

Двух капитанов на мостике не должно быть.

С женщиной разговаривай стоя. Не садись пока она не сядет.

Там же были советы из народной метеорологии:

Чайки ходят по песку – моряку сулят тоску. И пока не сядут в воду –штормовую жди погоду.

Небо красно по утру – моряку не по нутру. Если красно с вечера, то бояться нечего.

Эту тетрадку я впоследствии подарил своему старпому, выдвигая его в капитаны.

А еще Аркадий Иванович подарил мне двухтомник старинного издания замечательного мариниста Джозефа Конрада. Его рассказ «Черный штурман» меня долго преследовал.

Вопреки традиции капитан Сапогов попрощался со мною у трапа – он был болен. Уже стояли у борта два буксира. «Ну, Михайло, отойдешь сам, «More wind in your jib!», – напутствовал он меня и трижды обнял.

Буксиры развернули пароход носом на выход, и впервые за ручки машинного телеграфа стал не я, а старпом. Кольский залив был не по октябрьским солнечным, серебрился снег на сопках, а за моей спиной словно выросли крылья, – я выводил пароход в открытое море.

На мостик пришла буфетчица. На подносе – кофе с бутербродами и букет цветов. «Это вам от экипажа, Михайло Исаакович, с первым вас выходом!» – поздравила она.

Прошли Кильдинский маяк, от которого начинается море Баренца и Северная Атлантика. Но я еще долго не сходил с мостика…

Ну, а потом пошло-поехало: новые пароходы, новые страны и порты, какие на карте есть, а каких и нет. С годами пришло хладнокровие и уверенность. Но каждый выход был праздником. Особенно когда покидал советские порты. Возвращение домой не любила вся команда, ибо вместо скорейшего свидания с семьей, пароход встречала свора пограничников, таможенников, всяческих комиссий, членов которых надо было кормить, поить и давать сувениры, и все это отнимало до полусуток, когда так хотелось увидеть детей, жен, друзей. Ведь нередко мы заходили в родной порт на два-три дня и – снова надолго в море. Другое дело в заграничных портах. Здесь на борт приходило только два чиновника из иммиграционной службы и все оформление занимало менее часа. То же самое было перед отходом из своих портов: пока «закроют» границу, душу вытряхнут и волей неволей в тебя закрадывалась одна мысль: скорей бы в море. Наверное бегство от той действительности тоже создавало праздничное настроение…

Согласно морскому справочнику Ллойда, каждый капитан за одну швартовку теряет полтора фунта веса. Не знаю, не взвешивался, но адреналина в кровь, бывало, вспрыскивалось достаточно. Представьте себе сцену. Воскресный ясный день. За огромными, зеркальными стеклами ресторана второго этажа морвокзала сидят и мирно обедают посетители и вдруг к ним влезает нос парохода, круша на своем пути столики. История эта произошла в канадском порту Сен-Джонс. Не отработал двигатель на задний ход. Когда капитан снял прилипшую к голове фуражку, он был весь седой…

В проливе Босфор пассажиры всегда собираются на верхней палубе полюбоваться минаретами и дворцами. Кто-то из них выдернул массивную задвижку фальшборта и человек тридцать высыпались за борт в воду с 15-ти метровой высоты. К счастью, кончилось благополучно – под винты никто не попал и всех быстро подобрали. Но в Стамбуле капитана увезли с инфарктом, а старпом на сутки лишился речи, – только мычал и вращал глазами.

Если за технические просчеты или ошибки капитана могли понизить в должности на один-два года, то за увлечение спиртным не восстанавливали никогда. Такая практика во всем мире.

Есть ситуации, которые требуют непрерывного нахождения капитана на мостике – хоть сутки или более. Одуревший от ведра кофе с красными, как у рака, глазами, ты, сойдя с мостика, тем не менее, спишь, аки младенец – ни качка, ни грохот лебедок в порту – ничто не разбудит. Потом ледяной душ, и как будто не было бессонных ночей. Все это настолько вошло в привычку, что до сих пор встаю рано, как бы поздно не лег.

Больше всего хлопот у капитанов пассажирскими судами. Здесь своя специфика – потому, что на борту бесценный груз, – люди. Купленный билет является контрактом между капитаном и пассажиром, обязательством, что вас безопасно, комфортно и точно по расписанию доставят в другой порт. Если на круизных судах капитан из-за погодных условий может опоздать, то на пассажирской линии расписание над ним висит, как дамоклов меч.

Люди – очень капризный груз, поэтому для работы на пассажирских судах подбор экипажа дело весьма кропотливое и спрос с капитана очень велик. Ведь пассажиры иногда вытворяют такое, что и во сне не приснится. Стресс вперемежку со смехом.

Об этом можно написать увлекательную книгу.

Как известно, курорт Евпатория не имел глубоководного причала и пассажирские суда обслуживались с рейда катерами. Иногда, из-за погодных условий, катера не выходили и пассажиров высаживали в Севастополе. В тот раз, о котором хочу рассказать, случилась именно такая ситуация. По радио объявили, что заход в Евпаторию отменяется, и пассажиры будут доставлены туда из Севастополя автобусами. На мостике находились я, старпом, вахтенный штурман и два рулевых. Вдруг врывается офицер в морской форме с пистолетом в руке, глаза на выкате, губы в пене, наставил на меня дуло и заорал: «Капитан, немедленно вызывайте катер или я пристрелю вас! Слышите, немедленно!» Не успел я опомниться, как старпом ногой выбил у него пистолет, и я тут же ударом кулака в подбородок свалил офицера на палубу.

Остальное уже было, как говорится, делом техники: пистолет отобрали, а бунтовщика связали. Самое удивительное, что был он совершенно трезв. Оказалось, он должен был заранее высадить любовницу, подружку жены, так как в Севастополе его встречала жена и тайный адюльтер был бы раскрыт Мы передали офицера комендатуре, а пистолет «ТТ» я отдал лично коменданту под расписку. Но это неприятная история. А смешных – не счесть, особенно с нашими туристами.

Как-то пришел ко мне руководитель круиза, возглавлявший группы туристов с Урала.

– Капитан, у меня просьба, нельзя ли выключать локатор на ночь, а то наши женщины ложатся спать, не раздеваясь.

У меня отвисла челюсть:

– А в чем причина?

– А в том, что у вас на мостике ваши помощники подглядывают в каждую каюту.

Кто пустил такую утку я узнал позднее. Пришлось собрать всех туристок и провести лекцию о радилокации. Оказывается, чтобы улучшить свой фотобизнес, наш фотограф предупредил всех женщин, чтобы в Стамбуле не фотографировались у турецких фотографов, так как у них есть специальный «Полароид» и на всех фотографиях они будут голыми. Такой вот «фотолокатор», который «видит» все через одежду.

Когда-то я предложил своему пассажирскому помощнику Саше Алферову, который был мастером по розыгрышу туристов, издать веселую книгу воспоминаний. Спустя десять лет я его встретил на Карибах в той же должности на «Princess of Seas» и спросил, написал ли он книгу. «Пока не до нее, Михаил Исаакович, но напишу обязательно. А что касается розыгрыша, так тут за такие дела увольняют, наш русский юмор они не понимают».

Видимо, так уж устроен человек, что с годами все стрессовые ситуации уходят из памяти, даже военные годы, десанты, ранения и гибель друзей отходят на задний план, а все веселое остается. И это, наверное, хорошо, иначе мир был бы тусклым, правда?

И завершая свое эссе, хочу вот что сказать: считаю самым большим стрессом для капитана – завершение карьеры, возвращение на берег, уход от многолетних привычек и уклада. Это как прыжок в новый мир – знакомый и совсем неизвестный. Но эту неизбежность нужно принять, как должное, хотя и сейчас при виде корабля у меня щемит сердце и влажнеют глаза. Кто знает, то ли от старости, то ли от морской соли…

Лучше норвежского поэта Эрвига об этом никто не написал:

И сошел капитан с корабля,
тяжело, как с пьедестала,
Ни винта у него, ни руля
вдруг не стало.

Море булькнуло:
наконец-то состарило,
И земля свой горб
равнодушно подставила.

Осталось жизнь доживать,
мол остатки сладки,
И текли по его щекам
от морей осадки.

[divider]

Михаил Ландер
капитан дальнего плавания
Майами

Comments are closed.

Highslide for Wordpress Plugin