TOP

Перевоз

Евгений Обухов

 

-Эй, там, заснули, что ли?

Голос донeсся с другого берега, смешавшись с плотным шорохом камышей, будто кто-то включил заезженную патефонную пластинку.
Лодочник чуть наклонился вперeд, положил широкие огрубевшие ладони на бeдра, приготовившись пружинисто встать с лавки. Женщина, хлопотавшая у плиты, убавила огонь под кастрюлей, попыталась развязать фартук, но запуталась в узлах и, дeрнув в сердцах, суетливо стянула его через голову. Скомкав, кинула тряпицу куда-то назад-вбок на пузатые газовые баллоны, поправила волосы и затеребила воротник платья, не зная, чем ещe себя занять на те несколько секунд, пока идут сборы.
-Ребятки, папаня уезжает!
Отец раскатал выше колен приспущенные резиновые сапоги и, шагнув к двери, попал на третью от порога половицу, основательно качнув еe ногой:
-Скрипит как не знаю что… Вернусь вот, будет время – надо заменить.
-Да уж… Если время-то найдeтся.
-Жалко, сейчас не дали телевизор доглядеть… Засрочнело им там, как будто не успеют, ездят и ездят… Никогда толком не дадут!
-Ну, так уж вот оно… – жена пожала плечами. –Что ж тебе, тысячу лет привыкать, что именно так-то? Дело есть дело.
Помедлив в раздумчивости, он выбрал взглядом из двух пар и, взвесив на руке, принял от стены к плечу связанные жeлтым кожаным ремешком вeсла. Дети подбежали. Меньшие – мальчик и девочка – обхватили его ноги, уткнувшись носами в пахнущие речными водорослями, табаком и хлебными крошками карманы куртки. Старший тоже обнял, чуть притянув отца за плечи, и уткнулся виском в его щeку. При этом он всe-таки косился на экран, наполовину загороженный отцовским затылком, надеясь хоть так посмотреть до конца любимую рекламу про зубную пасту.
Лодочник шершаво гладил детей по спинам, нежно приговаривая:
-Пшено, во посыпалось, пшено-то!.. Ну, давай уж и ты до кучи!
Женщина, дождавшись очереди, всхлипнула на вздохе и беззащитно прижалась сбоку, влажно задышала в ухо.
-Ну, ладно, ладно, отходите от меня, вeслами бы не задеть.
Он выбрался из объятий и, пятясь, вышел. Ещe раз оглянулся у самой воды. Дорожка от мостков вела вверх, в березняк, и потом в такую даль, которую он, привязанный постоянным делами к реке, совсем не знал. А другая маленькая тропиночка вилась вправо по берегу к его дому. Ну, хотя, какой это дом – так, мазанка в три окошка, весeленькая, белёная, с красной железной крышей и большой спутниковой тарелкой над карнизом. Сарай, туалет, а за ним прямо среди налезающей сорной травы пять грядок с зеленью, облупленный щит с залитыми дождeм давнишними инструкциями в целлофане и пенопластовым спасательным кругом. Круг был настолько твeрдый и тяжeлый, что лодочник, если выпадало спокойно покурить на лавочке, с ухмылкой воображал, что вот, допустим, тонет кто в реке, что вот кидают тому круг и, к примеру, попадают спасаемому точно по балде… Представив это, он фыркал. Итог ему был ясен, говоря словами умного дядьки из телеящика: «фени таляко медиа»! Догадываясь, что импортное слово «медиа» как-то связано с информацией, он прикидывал, что сие выражение по отношению к дальнейшей судьбе воображаемого тонущего совершенно справедливо означает «и ни слуху, и ни духу».
Хотя, зачем фантазировать – кто будет тонуть в этой-то реке!..
Ну, значит – мазанка… Женщина стояла на крыльце, бодрилась, стараясь казаться не такой уж печальной и потерянной. А дети махали ладошками в окна, между тем озираясь на мерцающий в дальнем углу экран.
Подняв руку, он махнул всем своим на прощанье и, гремя цепью, стал отвязывать лодку. Трое с гитарой и сумками на том берегу, увидев его, быстро допили разлитую в пластмассовые стаканчики водку, встали с травы, принялись отряхиваться и распределять поклажу по трясущимся непослушным рукам.
Чтобы отвлечься от мыслей о расставании с домом, лодочник обычно считал гребки. Иногда выходило двадцать четыре, иногда – двадцать пять. Сидя спиной к другому берегу, он подсознательно чувствовал, каким веслом прибавить, каким слегка приглушить – вот и сейчас, ни разу не обернувшись на приближающийся берег, попал впритирочку к мосткам. Погрузкой руководил, не вставая, уцепившись ладонями за край причала. И хотя все переправлялись, само собой понятно, по первому разу, люди обычно угадывали, кому куда садиться и как положить вещи, сколько заплатить.
Потом лодочник вывел потяжелевшую посудину на широкую воду, отталкиваясь от дощатых мостков двумя руками, снова взял и расправил как крылья, мокрые вeсла…
Через несколько минут, получив с этих заработанные мятые десятки и поддавшись на уговоры принять сто грамм за счастливое окончание переправы, он поднялся по тропиночке, бросил вeсла в траву и вошeл в дом. Лица он никогда не запоминал – трудно запоминать-то, если из года в год все в чeм-то одинаковы, и незачем запоминать, если видишь пассажиров только один раз. Да и осторожная напряжeнность, с которой те погружались в лодку, была каждый раз похожей, также незапоминающейся. Вот только разливали и предлагали все по-разному, на это его контингент были мастера!..
-А вот и я…
-Ой, папка наш вернулся!
Жена вспыхнула от радости и кинулась на шею целоваться. Подбежали дети, затеребили его мокрую одежду.
-Обед-то как, готов?
-Ой! Вот я дурeха: ты как давеча уехал, я газ-то и забыла прибавить. Ну сядь, отдохни, скоро сварится… А от тебя опять ведь пахнет…
-Фу, придумаешь же… Откуда пахнуть – вот деньги возьми, все тут, людей перевёз и вот он я!
-Будто я не чую. Ещё отговаривается…
-Не знаю, чего сочинила… Может со вчера ещe немного не выветрилось?
-Что ж я, не разберу – со вчера или не со вчера?! Обещал ведь!
-Ты чего привязалась?! Из дома уйти нельзя – дуреешь враз. Ты чего при детях взвилась?!..
-Ага, значит, одурела я тут без него! Вот и найди себе другую, умную! В Летово вон съездий, там тебя до сих пор ждут поди, обождались все…
-Тьфу!
Он сел, тяжело и упрямо протащив колени в узкое пространство между лавкой и ножкой стола. Сахарница и ваза с букетом иван-чая многообещающе закачались.
-Отодвинь стол-то, не догадаешься!
-И так хорошо пролезло. Сынок, звук там прибавь…
Показывали любимую рекламу про набитую дуру, которая в отличие от всего остального человечества до сих пор не дотюмкала, что блузка с помощью порошка всё-таки может стать белоснежно-белой. Он с готовностью засмеялся над глупой бабой, сразу забыв лeгкую перепалку с супругой. Женщина тоже враз отмякла, улыбнулась, покосившись на мужа, и настолько вдохновенно зашуровала над плитой, что еe острые локотки так и замелькали на фоне кастрюль и банок.
-Алё, гараж! – Пьяненький залихватский голос донeсся с дальнего берега. – Командир, слышь? Перекинь!
Лодочник вздохнул, отодвинул от себя стол, раскатисто загромыхавший по половицам, тяжело встал. Возле двери он остановился, задумчиво глядя на прислонeнную к стене пару вeсел.
-Ну, ты чего, совсем уж? – жена положила ложку на крышку кастрюли и всплеснула руками, по своему поняв заторможенность мужа. – Сам же первую пару вeсел на берег бросил, а теперь стоишь, соображаешь, куда дел!
-Вот спрашивали тебя, вeсла! Я, может, рекламу хочу дослушать! Сколько ж, интересно, деньжищи на это у них там уходит, а?.. Ну, в общем, ладно, осторожнее тут…
-Ребята, папаня уезжает! И не поел даже ничего!
В восклицании жены проявились нотки растерянности и незащищeнности. Дети, получив команду, подбежали и повисли. Он потрепал их по макушкам, вытянулся и достал губами до жинкиной щеки:
-Ну, пока-пока, потом перекушу… И куда эти все спешат – вода у них в курдюке не держится, берeзка в заду загорелась: давай, скорее им, давай!.. Ладно, пошeл я – вы тут это, ну…
Недошлифовав свою мысль до логического завершения, он помахал рукой телевизору и вышел. В этот раз на двадцать пятом гребке понял, что немного не попал к причалу – лодка с разгону ударилась носом в торец, оставив в деревяшке мокрую вмятину. Он сердито замельтешил вeслами, выправляя, и стыдливо покосился на свой берег – не смотрят ли в окна.
Вмятин на торце причала было много – старых, потемневших от влаги, и свежих, весeленьких.
Чуть не опрокинув лодку, эти разместились и сразу стали рыться в пластиковых пакетах, внутри которых шуршало и глухо булькало. При том пассажиры ободряюще вскидывали подбородки и подмигивали, мол, сейчас будет фокус, которого никто не ожидает. Тот, который с кривым синюшным лицом после какой-то утренней страшной аварии, стал раздавать разнокалиберные фаянсовые бокалы с не отмытым чайным налeтом внутри.
-Суши, командир, вeслы. У нас у казаков как положено: отъехали – отходная, потом стременная, потом забугорная! Ых!
Лодку закружило и ласково понесло по течению.
Когда кончилось в первом пластиковом пакете, много времени прошло, никто не считал. Лодочник огляделся – они были уже на другом участке реки, где работал брат его, он всё девчонок перевозил – сплошь разноцветных, накрашенных, шебутных, с лихорадочным наркотическим блеском в глазах.
«Брата давно не видел, так уж ладно, по гостям некогда шастать… Да и моя узнает, как далеко занесло – приревнует, не поверит, что к брательнику», – хмыкнул он, вставляя вeсла в уключины.
-Вот что, пока хватит разливать – гребу к берегу, и там пешком обратно. А лодку я потом против течения пустую пригоню.
-Слышь, командир, а чего обратно – может тут вот напрямки?..
-Нет, вам надо там, у меня на участке, – упёрся он, соблюдая инструкцию.
И они пошли вдоль берега по шуршащей осоке, кое-где перепрыгивая заболоченные низины и вспугивая с травы перламутровых стрекоз.
Тот, который после аварии, достал бутылку и всe прикладывался на ходу из горла, немного расплeскивая к неудовольствию других попутчиков.
Лодочник шeл последним, и всe пытался понять, сколько ж прошло времени. Сготовила женщина обед или нет. И выросли ли дети…
Он привык к этой обыденности, давно работал на реке. И вечные старожилы к нему привыкли, звали по свойски Харошей или ласкательно Харонушка… А за что уважали – не поймeшь, работа-то самая незамысловатая и простая. Перевозил он людей с того берега на этот. Только так. Обратно никто из них, разумеется, никогда не возвращался.

[divider]

Евгений Обухов
г. Дедовск, Московская область.

1 comment. Leave a Reply

Highslide for Wordpress Plugin