TOP

Четыре месяца разницы

Евгений Алехин

 

1.

Саша Логинов несколько секунд прислушивался и, когда убедился, что его родители ушли и закрыли дверь ключом, вдруг приказал:
– Брось ты эту хреновину!
Он имел в виду конструктор, в который мы сейчас играли. Я как раз возился с деталями, как всегда мечтая собрать автомобиль на колесах из того, что подвернется под руку. Но я сразу выпрямился от непозволительно резкого слова, – сам почти никогда еще не произносил таких, освободил руки и послушно уложил их себе на колени.
Слушал.
– Ты уже знаешь про секс? – спросил Саша.
– Не знаю, – сказал я.
– Не знаешь, что такое трахаться?
У нас было четыре месяца разницы. Он был старше на четыре месяца, и это имело значение.
Саша устроился на ковре поудобнее и закатил глаза, будто это уже будет не первая попытка объяснить мне что-то простое и обязательное.
– Знаешь, что у девчонок и твоей мамы здесь? – он ткнул себя между ног.
– Знаю. Пушок.
– Знаешь, зачем так?
– А-а-а, – протянул я, собираясь наскоро подобрать какое-либо объяснение.
Саша остановил меня жестом руки. Он был смелее и взрослее меня. У них в квартире стоял еле уловимый запах гниения. Я как-то интуитивно угадывал, что запах этот можно связать с “не-бла-го-получной семьей”. (Когда я вырасту, такой запах всегда для меня будет указывать на легко доступный секс).
Итак, его родители ушли, и Саша остался за старшего. Он рассказал мне, что такое секс. Что становится твердым и куда вставлять. И как потом появляются дети. Саша делил людей на две категории: у одних секс будет в жизни, у других не будет. Потом он включил телевизор, и мы замерли. Затаили дыхание и слушали первую попавшуюся программу – новости на первом или что-то вроде этого.
– Сколько ждать? – спросил я шепотом через несколько минут.
– Не знаю, – ответил Саша, – может, они вообще не заговорят. Но лучше подождать.
Мы еще немного послушали, но секса по новостям не было.
– Сегодня, значит, уже не будет, – сказал разочарованно Саша и выключил телевизор.
Но я почувствовал: со мной уже случилось что-то новое. Я был готов. Пока мы ждали каких-нибудь вестей о сексе из телевизора, со мной случилось новое для меня возбуждение. У меня стало твердым, что нужно. В свои шесть с половиной я узнал, что отношусь к тем людям, которые будут этим заниматься. Но Саше я пока не раскрылся.
Стеснялся.
– А ты какой? – спросил я. – Ты будешь или не будешь?
– Не знаю, – ответил он и добавил, – я хочу.
Скоро его родители вернулись и отправили нас на улицу. Мы немного погуляли и разошлись по домам.

 

2.

Но моя жизнь изменилась. Теперь я собирал сведения о сексе, как мозаику и уже совсем скоро кое-что знал.
У меня были более-менее внятные представления:
– Это приятно.
– Даже девочки иногда хотят секса.
И какие-то совсем смутные и сложные, но явно относящиеся к делу сведения:
– Японцы спят голые.
– Секс нужен не только для того, чтобы родились дети. В нем нужно улучшать свой уровень, и тогда с тобой захочет быть любая девчонка.
– Секс – это проявление любви.
Я смотрел на своих сверстников, на детей старше, на подростков и взрослых людей и пытался угадать: у кого из них это было? Как они все выглядят голыми? Какой у них уровень? Какие движения надо делать и как предложить заняться сексом?
Когда я возвращался домой после гуляния – поднимаясь по лестнице с первого на второй этаж – если никого не было в подъезде, я приспускал штаны и сквозняк приятно щекотал мою попу и мошонку. Я стучался в дверь своей квартиры со спущенными штанами, и только когда слышал звук открывавшегося замка, резко натягивал их. Мама пропускала меня в квартиру и закрывала за мной дверь.
Она ничего не знала. Я снимал куртку, шапку и варежки, пылая от мороза и своей новой тайны, и обнимал маму. Внешне я был тем же ее любимым сыном.
Один раз я попробовал подсмотреть за мамой, когда мама мылась. Сестра еще гуляла вечером, а папа тогда уже не жил с нами. И вот мама пошла мыться, я выждал несколько минут для конспирации и встал в коридоре напротив ванной. Сначала я попробовал поглядеть в щель со стороны дверной ручки – и ничего не увидел, только кусок полотенца висящего на крючке, приклеенном к стене. Тогда посмотрел в другую щель – со стороны петель. И очень хорошо все увидел. Мама стояла в ванной, поливала себя из душа, животом ко мне. И в узкую щель как раз попадал самый важный отрезок вселенной, вмещавший в себя пространство от маминых колен до плеч по высоте, а по ширине – ее бедра, талию и грудь. Я смотрел несколько минут, возбужденный, пока голова не закружилась.
Я сидел в комнате, когда она вышла. Почему-то я был уверен, что мама обо всем догадается, и мне несдобровать. Но она не догадывалась.
Так я стал подглядывать за мамой и за сестрой. За сестрой смотреть мне все-таки нравилось больше – мама казалась немного староватой – ей было тридцать четыре года. Сестре же было двенадцать лет с половиной. Я не любил злую сестру и считал ее некрасивой – но ее головы не было видно в щель. А то, что я видел – мне очень нравилось. Я всегда стоял совсем недолго – пару минут – и со мной случалось новое возбуждение – еще минуту две – у меня кружилась голова – и я отваливал. Головокружение плюс боязнь разоблачения плюс чувство вины. Каждый раз я клялся себе, что больше не буду так делать, и всегда нарушал клятву.
Что и говорить, я все время был на взводе.

 

3.

Был май. Мы как-то в выходной от садика день лазили с Сашей внутри строящегося дома. Потом легли на третьем этаже – там был пол, весь каркас будущей пятиэтажки, но еще не было стен. Мы легли плечом к плечу так, чтобы только наши головы торчали над высотой и плевались вниз, на дорогу. Плевки никогда не были моей сильной стороной. Поэтому мне быстро надоело, и пока Саша плевал, я просто смотрел по сторонам. Меня привлекли две девочки, которые сидели в укромном местечке неподалеку от нас. Нашего возраста или даже младше. Они разговаривали, потом одна из них спустила трусы и начала писать, продолжая говорить с подругой.
– Смотри, – я толкнул Сашу.
Мы замерли. Девочка пописала. Посидела секунду со спущенными трусами и вдруг вместо того, чтобы трусы натянуть, еще и юбку задрала. Опустилась на четвереньки и давай ползать среди лопухов с голым задом. А вторая смеется. И вдруг тоже стянула трусы и тоже оголила попу. Они поползали немного, потом натянули трусы и пошли по своим – не знаю – обычным делам.
Мы с Сашей посмотрели друг на друга.
Он только и пожал плечами. Тоже не понял, что все это значило. Одно я знал наверняка: то, что мы видели, имело отношение к сексу. Наверно, они чувствовали то же самое – приятное, что чувствовал я, спуская штаны в подъезде, когда сквозняк щекотал мою попу и мошонку.

 

4.

Раз мы опять сидели у Саши вдвоем, и я рассказал ему все. Выложил все новое, что я узнал о сексе, рассказал, что подглядываю за мамой и сестрой, как проветриваю письку, что тоже мечтаю, когда вырасту спать голым, как это принято у японцев. Не выдержал и все ему рассказал.
И тогда Саша строго сказал мне:
– Слишком много секса нельзя.
Я не понял и немного испугался.
– Ты уже знаешь про спид? – спросил Саша.
Я никогда раньше о таком не слышал. И тогда он мне рассказал. Саше уже было семь лет. Я опять чувствовал еле слышный запах гниения, запах неблагополучия в его квартире, пока он рассказывал о спиде. (Когда я вырасту, этот запах всегда будет заставлять меня внутренне съеживаться и испытывать страх заражения, бояться и отказываться от легко доступного секса).
Нельзя много думать о сексе и много заниматься им, – вот что сказал Саша. – Иначе заболеешь спидом. А спид – это как рак, даже еще хуже.
– Например дяхон трахает тетю два часа, – сказал Саша, – и у нее течет кровь. Она заболевает спидом от потери крови, а он, потому что ему на писюн падает чужая кровь.
“Потеря крови” – страшное выражение. Спид, рак, – страшные слова. О раке я имел очень смутное представление, но очень боялся его. Знал, что есть такая болезнь, но не знал, как ею болеют. У меня были опасения, что я сам обязательно заболею раком – потому что я рак по гороскопу. И теперь я решил, что еще и заболею спидом, раз это болезнь типа рака.
Я не на шутку перепугался.
А Саша сказал, что нужно пить мочу.
– Нужно иногда пить ссаки, – сказал он, – от них у человека становится очень хорошее здоровье.

 

5.

Как-то я этой грязной теории про целебную мочу сначала значения не придал. Жил себе дальше, просто теперь помимо прочего очень боялся спида. Но Саша через неделю снова вернулся к идее выпить мочи, когда мы возвращались домой из детского сада. Мы жили близко – и уже с пяти лет возвращались домой самостоятельно, а тем более сейчас, в последние дни перед выпуском из подготовительной группы – мы были уже совсем взрослые. И вот, мы идем домой, а Саша просит меня взять дома подходящий стакан, пропажу которого не заметит мама. Брать стакан и вечерком выходить к условленному месту.
Дома мне на глаза попалась пластмассовая головоломка. Головоломка вроде кубика рубика, только в форме морковки, сама черная с подставкой, а тело ее было усеяно вращающимися разноцветными секциями. А упакована она как раз была в пластмассовый стакан. Чтобы вот: собрал эту морковку рубика, поставил на стол и сверху надел на нее пластмассовый стакан, и любуешься собранной головоломкой через пластмассовое стекло. У нас дома никто не умел ее собирать и пропажи бы никто не заметил.
Поэтому я взял с собой головоломку и пошел в условленное место.
К моему удивлению Саша пришел не один. С ним был какой-то низкий толстоватый мальчик.
– Это тоже Саня, – сказал Саша, – он с нами.
Я немного нервничал из-за того, что он привел этого парня. Интуиция мне подсказывала, что он еще один Сашин младший друг. Значит, что я был не единственным Сашиным другом и последователем.
Мы спрятались в кустах за трансформаторной будкой. Я достал головоломку.
– Что это? – спросил Саша.
– Нашел стакан, – сказал я.
Саша снял стакан и придирчиво оглядел.
– Пойдет, – сказал, а саму головоломку вдруг резко запульнул куда-то в сторону.
– Будешь первый? – спросил Саша у меня.
Я покачал головой. Саня-карапуз нерешительно молчал. Саша нассал в стакан и пригубил. Вылил остатки мочи и протянул стакан мне. Я не брал. Стакан взял карапуз. Он проделал все, что требовалось, немного поморщился, вылил остатки. Теперь была моя очередь.
Я взял стакан, вылез из кустов, набрал в стакан воды в ближайшей луже, ополоснул его и вернулся в убежище. Меня ждали. Я выдавил из себя немного мочи и поднял стакан к свету. Желтые пенистые ссаки выглядели вполне безобидно и даже были похожи на газированный напиток.
– Не хочу, – сказал я, вылил мочу и запустил стакан в ту сторону, куда Саша три минуты назад пульнул головоломку.
Саша смотрел на меня с сожалением.
Я выбрался из убежища и рванул домой. Конечно, меня никто не преследовал, но я старался бежать быстро и не оглядываться.

 

6.

Потом было лето, и мне исполнилось семь лет. Я проводил много времени на даче у бабушки с дедушкой, там уединялся на втором этаже и учился извлекать из своего тела приятные ощущения. Еще я взбирался на длинную подушку от дивана и елозил на ней – “трахал”. Если я занимался такими вещами слишком много, то голова сильно кружилась, а иногда меня даже начинало тошнить. Я стал совсем бледным, и взрослые говорили, что у меня малокровие. Но я-то был уверен, что это спид.
А потом я вернулся домой, и мы пошли в первый класс. Саша попал в класс “А” – для самых умных детей. Я в класс “Б” – для обычных, неумных и неглупых. Меня тоже хотели взять в класс “А”, потому что я считал лучше всех детей в детском саду и даже лучше всех воспитателей – знал умножение и деление – и хорошо рисовал. Но я не умел читать. Многие дети прочли уже по одной книге, некоторые по две или три, Саша прочел уже несколько книжек. А я еле-еле складывал слоги в слова, голова моя болела от чтения, и я сразу уставал. Вот я и попал в класс “Б”.
И мы с Сашей больше почти не общались. Но дело было не только в том, что мы попали в разные классы. Просто как-то он больше не хотел со мной дружить.
А вот с Саней-карапузом я их видел вместе, хотя тот вообще учился в классе “Г”. Раз, заметив их на перемене, решил подойти и заговорить. Я поприветствовал их, но Саша держался как-то надменно и не хотел контактировать со мной. Я шутливо спросил:
– А ты теперь с ним занимаешься сексом? – и указал на Саню-карапуза.
Я не совсем правильно выразился. Я имел в виду, что они “занимаются” – в смысле “изучают секс”. И сам не понял, что спросил.
Зато Саша понял меня. Он обиделся, медленно пошел на меня, захотел пнуть, но я успел перехватить его ногу, и мы упали. Поборолись немного на полу, а Саня-карапуз стоял рядом и смотрел. Наконец прозвенел звонок, и мы трое разошлись по классам. Каждый в свой кабинет.
Саша Логинов пошел в класс для умных.
Саня-карапуз пошел в класс для тупых.
А я – в класс для обычных, неумных и неглупых. Меня ожидали десять лет в школе, десять лет, которые я буду зажмуривать глаза и сжимать кулаки, ставить на четное/нечетное, загадывать желания и изобретать машину времени, которая перенесет меня во взрослую жизнь. Щелчок, и это уже происходит на самом деле.

[divider]

Евгений Алехин
Кемерово-Москва

Comments are closed.

Highslide for Wordpress Plugin