Александр Росин
редактор
Этот номер необычный, он, как говорили раньше, – тематический. Каюсь, я этого не ждал и не хотел, поскольку не люблю никакую обязаловку. Просто, так вышло. Как-то так все сошлось, сбежалось, соединилось. И когда я увидел, понял, что это судьба или, как говорил Марк Твен, – «барометр Господа Бога». Стрелка этого небесного барометра выпала вдруг на Беларусь. Ну, а раз выпала, пусть будет.
В этом номере все авторы, и все темы, которые эти авторы развивают, так или иначе касаются Беларуси.
Из «глухой провинции у моря» в Минск я приехал летом 1969 года сразу после окончания дагомысской средней школы. Признаюсь, поступать на филфак Белорусского университета я не очень рвался. Вернее, так: я планировал поступать в университет и стать журналистом, но не сразу, а потом, когда-нибудь. А вначале, как Конрад, Джек Лондон или Паустовский побыть моряком, – посмотреть мир, подышать ветром странствий, подразмять мускулы и набраться впечатлений. Ничего нереального в этой идее не было, поскольку шурин моего дружка Кольки Аветисяна был старшим механиком на знаменитом тогда океанографическом судне «Витязь». И он(кажется, звали его Валера) утверждал, что «поступит» нас в любую моряцкую бурсу Калининграда.
Родители знали, что если я решу, удержать они меня не смогут. Но у них на руках был один серьезный козырь: сразу после окончания мореходки меня загребут в армию, причем, скорее всего, – на флот. Судьба старшего брата, отбарабанившего три полновесных года трюмным машинистом на крейсере «Слава», не внушала мне радостных иллюзий. И даже его дембельский альбом с оттиснутыми золотом пламенными словами «Те годы, где в морях дороги наши были» не настраивал меня на романтический лад. В армию я не хотел и считал, что эту «школу жизни» лучше проходить заочно.
Так я очутился в Минске. Я жил и готовился к экзаменам в квартире маминого друга по партизанской юности дяди Василя Ляхова. И дядя Василь и жена его Тамара Николаевна были по тем временам крупными начальниками. Их большая квартира на Коммунистической выходила окнами на реку Свислочь и купаловский сквер. Я зубрил немецкий и тосковал по Дагомысу. Мне не хватало моря и гор, а вся эта городская суета и сутолока раздражала и утомляла своей бессмысленностью.
Однажды ночью я проснулся и увидел, как в открытом темном окне плыл огонек. Это свет фар машины, которая поднимается от Дагомыса в сторону в Уч-Дере. Сейчас она дойдет до места, которое мы называли «Первая беседка», а потом круто, на девяносто градусов, развернется и пойдет еще выше – прямо к учдерскому перевалу. Мне было радостно следить за этой машиной и чувствовать, что я опять дома. Но машина не повернула у беседки, а продолжала двигаться вверх. Это было невероятно! Потому что дальше был обрыв к железной дороге и к морю. Я ужасно разволновался и подбежал к окну… За окном был Минск, а огонек не был фарами машины над Дагомысом, а бортовыми огнями самолета над Свислочью.
Какая тоска! Никогда и нигде я не испытывал такой ностальгии по дому, как в Минске. Эта каторга длилась два года. Но, как сказал Соломон, все проходит, прошло и это. И Минск если и не стал родным, то стал своим. Здесь я женился, здесь родились мои дети и написаны первые книжки, здесь была моя редакция, был мой цирк, и мои друзья, многие из которых, к несчастью, уже ушли…
Если я не прав, пусть товарищи меня поправят, но Минск никогда не был для меня столичным городом. Мне до сих пор кажется, что здесь, как в заштатном райцентре, все друг друга знали. И не было случая, чтобы выйдя на Ленинский проспект, я не встретил кого-нибудь из знакомых.
Бывали и просто забавные истории. Помню, вместе с друзьями мы сорвались с лекций в кинотеатр «Навины дня». Здание филфака стояло на Красноармейской, в квартале от здания ЦК КПБ. Поэтому мы особо не удивились, когда нам навстречу выплыл герой-партизан, но только не Железняк, а Первый секретарь Компартии Беларуси Петр Миронович Машеров. Один, без всякой охраны, вполне еще себе моложавый и улыбчивый. Он жил прямо напротив нашего факультета. «Идемте с нами в кино, Петр Миронович!» – пригласили мы. – «Так вы ж лекции прогуливаете! – засмеялся он. – А мне нельзя. Вот на обед схожу и опять на работу надо».
Беларусь – маленькая страна. В ней всего лишь десять миллионов жителей. Белорусы не похожи на своих соседей. Главное отличие белорусов от всех прочих народов Восточной Европы – скрытый, а точнее, неосознанный матриархат. Это моя давняя гипотеза, не имеющая, впрочем, под собой абсолютно никаких научных подтверждений, и основанная исключительно на многолетних наблюдениях. А они, эти наблюдения, свидетельствуют, что мужчины в Беларуси, при всей их задумчивой молчаливости, не очень энергичны, часто инфантильны, плохо переносят разного рода удары судьбы и в трудные минуты ждут помощи извне, а не рассчитывают на себя. Женщины же, наоборот, предприимчивы, напористы, невероятно выносливы и при желании многого добиваются в жизни.
Ну, а как же тогда бессменный вождь и учитель? – скажете вы. – Вон он какой красавЕц: то «ператрахивает» всех своих министров, то в маршальской фуражке принимает военный парад, то в хоккей играет, как всякий настоящий мужчина… Но ведь, – отвечу я, – этот персонаж – пример неудачный. Потому что человек, который сознательно много лет уничтожает белорусский язык вряд ли может быть белорусом.
А впрочем, все это – не более чем праздные рассуждения. И когда писатель Павел Северинец публиковал в нашем журнале свои заметки под название «Белорусские личности»(«Флорида» 07/2009г), там среди славных и великих, рожденных в Белой Руси, соседствовали мужчины с женщинами наравне: от христианских просветителей Евфросиньи Полоцкой и Франциска Скорины до современных политиков: Станкевича, Шушкевича, Старовойтовой, Меир, Адамовича и Новодворской.
Авторы этого номера – тоже мои давние знакомцы, хотя многих из них я и в глаза никогда не видел. Никогда не встречался с минской художницей и прозаиком Ириной Батаковой, с Маратом Баскиным, живущим ныне в Нью-Йорке, а юную писательницу школьницу из Mинска Любу Радкевич отыскал и порекомендовал нам наш давний автор Кастусь Северинец(это с ним я когда-то приглашал в кино Машерова). С поэтессой и драматургом Светой Бартоховой мы работали в журнале со смешным названием «Личная жизнь». Отрывок из книги Владимира Некляева перевела с белорусского моя подруга журналист Лора Михальчук, а другая моя подруга Алла Никитина, с которой мы много лет трудились в бюллетене «Рабочая смена» и в журнале «Парус», предложила отрывки из своей новой книги. У Некляева – Минск 60-х прошлого века, а у Никитиной Витебск 60-х… разные города, разные судьбы, но вот из таких разных фрагментов разной жизни, прожитой разными людьми, и складывается замысловатая белорусская мозаика.
Немецкий писатель Владимир Эйснер во всем этом раскладе кажется лишним. Но это только тем, кто не знает. Потому что Владимир не только писатель. Он еще и путешественник, эколог, полярник и несколько раз поднимался на Северный полюс. А человек, побывавший в верхней точке планеты, перестает видеть плоско и приземлено, как все мы. Он – над схваткой. А значит, еще больше в Беларуси, чем даже те, кто в ней постоянно живет.
Все, как будто. Вот только про кинокритика Галю Шур ничего не сказал. Не выходит как-то мне ее представить. Потому что как раз в эти дни, когда я пишу эти строки, ее мужу и моему другу журналисту Ефиму(Эрику) Шуру исполнилось бы 65 лет. Как говорят у нас в Майами: «Не биг дил, шо за возраст?» Но его нет уже полгода. И это печально. Потому что я бы непременно показал ему этот текст о стране, в которой он родился, вырос и жил. И он бы непременно хмыкнул: «Ну и накрутил ты, Санька». Не увидит, не скажет… Жаль…
Вечером я еду к океану. Из международных аэропортов Майами и Форт-Лодердейл взлетают самолетные огоньки. Если бы я был таким же героем и путешественником, как Владимир Эйснер, я бы поднялся на Северный полюс и оттуда посмотрел вниз на землю. И может быть, увидел, как один из этих огоньков долетел до самой середины Свислочи, и какой-то пацан заметил его среди ночи и принял за огонь святого Эльма или за светлячка. И потом, спустя годы, он напишет об этом огоньке. И о земле, над которой огонек летел. И о людях, которые живут на этой земле. А я напечатаю. Обязательно.
2 comments. Leave a Reply