TOP

Соленый путь, или more wind in your jib!

Михаил Ландер
капитан дальнего плавания,
лауреат премии журнала «Флорида»

 

«…морю суждено было, по слепой воле обстоятельств, стать на многие годы всем моим миром, а торговому флоту – моим единственным пристанищем».
Джозеф Конрад

 

один из черноморских маяков, порт СочиЯ не привык сваливать свои проблемы на других, но здесь хочу сразу оправдаться. Дело в том, что тему эту навязал мне мой друг главный редактор «Флориды» и «Паруса» и редактор всех моих очерков Александр Росин. На протяжении нескольких лет он буквально ножом к горлу приставал, чтобы я описал, что чувствует капитан, выводящий большой пароход из порта в море.
Я, как мог, отнекивался, потому что понимал, что задача эта неподъемная. Это – тоже самое, что спросить хирурга перед операцией, инженера перед началом проекта или портного перед раскроем, что ощущают они. Во-первых, сложно. Во-вторых, как, с какого боку подойти? Но, настойчивость редактора и наша многолетняя дружба оказались сильнее моих доводов. И я рискнул. Тем более, подумалось, частичные ответы я уже делал в своей первой книге «Паруса моего детства» и во многих последующих.
Ведь у всех все начинается с первого шага. Тут мы все одинаковы. Только векторы разные. Если инженер, хирург или портной получают свой диплом один раз и навсегда, то морские дипломы имеют свои степени и строго регламентированы международными правилами. Диплом капитана дальнего плавания вы можете получить только если вам исполнилось 35 лет и при наличии высшего морского образования. Но до этого, вы должны поочередно пройти еще через четыре промежуточных диплома, и после всего этого – международный диплом капитана дальнего плавания, – только он дает право работать в любой зарубежной компании. Между всеми дипломами должен быть стаж 36 месяцев и переходная аттестация перед специальной комиссией. Но и это еще не все, – даже получив высший диплом, необходимо раз в два года проходить курсы повышения квалификации и обновлять приложения к диплому: по радио-телефонии, радиолокации и тренажеру по борьбе за живучесть.
Многие такой марафон не выдерживали и сходили в начале или в середине пути. Некоторые с такими переходными дипломами плавали всю жизнь помощниками капитана или капитанами в малом или большом каботаже. Я оказался настырным. Я упрямо шел к своей заветной цели, через все ловушки и преграды. Конечно, было трудно, но не зря. Мне доверяли командовать кораблями всех типов – от учебного парусника до современного пассажирского судна.
Капитан, как в древности, так и сейчас, отвечает за судно, пассажиров, груз и экипаж. Но техника только за годы моей работы на флоте скакнула так далеко, что это не могло не повлиять на профессию. Если в мои молодые капитанские годы швартовка к причалу была искусством, так как пароходы были одно или двухвинтовые, то теперь они могут крутиться на месте, как волчок – появились носовые и кормовые винты, активный руль(руль с винтом) и винты с регулируемым шагом. Но глазомер и расчет ничто заменить не может до сих пор.
Каждый выход в море для меня был особенным. От младшего помощника и до капитанских вензелей я пронес это особое, ни с чем не сравнимое чувство свободы и радостной уверенности, что судно подвластно тебе. Вероятно, такое же чувство испытывает и хирург, успешно сделавший операцию или портной, сшивший хороший костюм. Но они всегда на тверди, а подо мной капризная хлябь.
Я помню все свои рейсы, все порты, а главное – людей, с которыми меня свела судьба. В мой первый рейс меня «выводил» капитан Аркадий Иванович Сапогов, у которого я был несколько лет старпомом на пароходе «Аскольд». Выходец из старинной семьи знаменитых архангельских рыбопромышленников Сапоговых, Аркадий Иванович был замечательно добрым и высоко культурным человеком. Он мне поведал, что Сапоговы еще при Петре Первом шили сапоги для офицеров – отсюда и фамилия. В отличие, кстати, от Сапожниковых, которые были подмастерьями, починявшие обувь. Прапрадед Аркадия Ивановича Гавриил Исаакович Сапогов первым купил парусный «кеч» и занялся морским извозом, скупкой и продажей рыбы.
Поскольку отчество основателя династии совпадало с моим, я спросил по наивности: «А что, прапрадед был евреем?»
Аркадий Иванович вынул изо рта трубку, усмехнулся: «При чем тут национальность, Михайло? Он был православный, а жена – эвенка. Это большевики занесли эту заразу на Север. До этого у нас все были равны – что русский, что якут, эвенк или еврей. Бог на всех един. У нас и Соломонычи есть – это же все имена людские, а Исаакиевский собор?» Эх, Аркадий Иванович, наивная душа, светлая тебе память, твои бы слова да в уши всей России! Капитан Сапогов подарил мне тетрадь–памятку «Заповеди капитану», все главные заповеди были помечены красными чернилами. Я их запомнил на всю жизнь:

За сутки до выхода не бери в рот хмельного, а еще лучше вообще не брать.
Принимая на борту гостей, себе наливай воду.
Всегда считай себя ближе к опасности.
Если куришь, – кури трубку, ибо пепел от твоей сигареты может стать твоим собственным.
Двух капитанов на мостике не должно быть.
С женщиной разговаривай стоя. Не садись, пока она не сядет.

Там же были советы из народной метеорологии:
Чайки ходят по песку – моряку сулят тоску. И пока не сядут в воду –штормовую жди погоду.
Небо красно по утру – моряку не по нутру. Если красно с вечера, то бояться нечего.

Эту тетрадку я впоследствии подарил своему старпому, выдвигая его в капитаны.
А еще Аркадий Иванович подарил мне двухтомник старинного издания замечательного мариниста Джозефа Конрада. Его рассказ «Черный штурман» меня долго преследовал.
Вопреки традиции капитан Сапогов попрощался со мною у трапа – он был болен. Уже стояли у борта два буксира. «Ну, Михайло, отойдешь сам, «More wind in your jib!», – напутствовал он меня и трижды обнял.
Буксиры развернули пароход носом на выход, и впервые за ручки машинного телеграфа стал не я, а старпом. Кольский залив был не по-октябрьски солнечным, серебрился снег на сопках, а за моей спиной словно выросли крылья, – я выводил пароход в открытое море.
На мостик пришла буфетчица. На подносе – кофе с бутербродами и букет цветов. «Это вам от экипажа, Михайло Исаакович, с первым вас выходом!» – поздравила она.
Прошли Кильдинский маяк, от которого начинается море Баренца и Северная Атлантика. Но я еще долго не сходил с мостика…
Ну, а потом пошло-поехало: новые пароходы, новые страны и порты, какие на карте есть, а каких и нет. С годами пришло хладнокровие и уверенность. Но каждый выход был праздником.
Возвращение домой нервировало всю команду, ибо пароход встречала свора пограничников, таможенников, всяческих комиссий, членов которых надо было кормить, поить и вручать сувениры, и все это отнимало до полусуток, когда так хотелось увидеть детей, жен, друзей. Ведь нередко мы заходили в родной порт на два-три дня и – снова надолго в море. Другое дело в заграничных портах. Здесь на борт приходили только два чиновника из иммиграционной службы и все оформление занимало менее часа. То же самое было перед отходом из своих портов: пока «закроют» границу, душу вытряхнут и волей неволей в тебя закрадывалась одна мысль: скорей бы в море. Наверное бегство от той действительности тоже создавало праздничное настроение…
Согласно морскому справочнику Ллойда, каждый капитан за одну швартовку теряет полтора фунта веса. Не знаю, не взвешивался, но адреналина в кровь, бывало, вспрыскивалось достаточно. Представьте себе сцену. Воскресный ясный день. За огромными, зеркальными стеклами ресторана второго этажа морвокзала сидят и мирно обедают посетители и вдруг к ним влезает нос парохода, круша на своем пути столики. История эта произошла в канадском порту Сен-Джонс. Не отработал двигатель на задний ход. Когда капитан снял прилипшую к голове фуражку, он был весь седой…
В проливе Босфор пассажиры всегда собираются на верхней палубе полюбоваться минаретами и дворцами. Кто-то из них выдернул массивную задвижку фальшборта и человек тридцать высыпались за борт в воду с 15-ти метровой высоты. К счастью, для пассажиров все кончилось благополучно – под винты никто не попал и всех быстро подобрали. А вот капитана увезли в стамбульский госпиталь с инфарктом, а старпом на сутки лишился речи, – только мычал и вращал глазами.
Если за технические просчеты или ошибки капитана могли понизить в должности на один-два года, то за увлечение спиртным не восстанавливали никогда. Такая практика во всем мире.
Есть ситуации, которые требуют непрерывного нахождения капитана на мостике – иногда сутки или более. Одуревший от ведра кофе с красными, как у рака, глазами, ты, сойдя с мостика, тем не менее, спишь, аки младенец – ни качка, ни грохот лебедок в порту – ничто не разбудит. Потом ледяной душ, и как будто не было бессонных ночей. Все это настолько вошло в привычку, что до сих пор встаю рано, как бы поздно не лег.
Больше всего хлопот у капитанов пассажирских судов. Здесь своя специфика – потому, что на борту – люди. Купленный билет является контрактом между капитаном и пассажиром, обязательством, что вас безопасно, комфортно и точно по расписанию доставят в другой порт. Если на круизных судах капитан из-за погодных условий может опоздать, то на пассажирской линии расписание над ним висит, как дамоклов меч.
Люди – очень капризный груз, поэтому для работы на пассажирских судах подбор экипажа дело весьма кропотливое и спрос с капитана очень велик. Ведь пассажиры иногда вытворяют такое, что и во сне не приснится. Стресс вперемежку со смехом.
Об этом можно написать увлекательную книгу.
Как известно, курорт Евпатория не имел глубоководного причала и пассажирские суда обслуживались с рейда катерами. Иногда, из-за погодных условий, катера не выходили и пассажиров высаживали в Севастополе. В тот раз, о котором хочу рассказать, случилась именно такая ситуация. По радио объявили, что заход в Евпаторию отменяется, и пассажиры будут доставлены туда из Севастополя автобусами. На мостике находились я, старпом, вахтенный штурман и два рулевых. Вдруг врывается офицер в морской форме с пистолетом в руке, глаза на выкате, губы в пене, наставил на меня дуло и заорал: «Капитан, немедленно вызывайте катер или я пристрелю вас! Слышите, немедленно!» Не успел я опомниться, как старпом ногой выбил у него пистолет, и я тут же ударом кулака в подбородок свалил офицера на палубу.
Остальное уже было, как говорится, делом техники: пистолет отобрали, а бунтовщика связали. Самое удивительное, что был он совершенно трезв. Оказалось, он должен был заранее высадить любовницу, подружку жены, так как в Севастополе его встречала жена и тайный адюльтер был бы раскрыт Мы передали офицера комендатуре, а пистолет «ТТ» я отдал лично коменданту под расписку. Но это неприятная история. А смешных – не счесть, особенно с нашими туристами.
Как-то пришел ко мне руководитель круиза, возглавлявший группы туристов с Урала.
– Капитан, у меня просьба, нельзя ли выключать локатор на ночь, а то наши женщины ложатся спать, не раздеваясь.
У меня отвисла челюсть:
– А в чем причина?
– А в том, что у вас на мостике ваши помощники подглядывают в каждую каюту.
Кто пустил такую утку я узнал позднее. Пришлось собрать всех туристок и провести лекцию о радилокации. Оказывается, чтобы улучшить свой фотобизнес, наш фотограф предупредил всех женщин, чтобы они в Стамбуле у турецких фотографов не фотографировались, так как у них есть специальный «Полароид» и на всех фотографиях они будут голыми. Такой вот «фотолокатор», который «видит» все через одежду.
Когда-то я предложил своему пассажирскому помощнику Саше Алферову, который был мастером по розыгрышу туристов, издать веселую книгу воспоминаний. Спустя десять лет я его встретил на Карибах в той же должности на «Princess of Seas» и спросил, написал ли он книгу. «Пока не до нее, Михаил Исаакович, но напишу обязательно. А что касается розыгрыша, так тут за такие дела увольняют, наш русский юмор они не понимают».
Видимо, так уж устроен человек, что с годами все стрессовые ситуации уходят из памяти, даже военные годы, десанты, ранения и гибель друзей отходят на задний план, а все веселое остается. И это, наверное, хорошо, иначе мир был бы тусклым, правда?
И завершая свое эссе, хочу вот что сказать: считаю самым большим стрессом для капитана – завершение карьеры, возвращение на берег, уход от многолетних привычек и уклада. Это как прыжок в новый мир – знакомый и совсем неизвестный. Но эту неизбежность нужно принять, как должное, хотя и сейчас при виде корабля у меня щемит сердце и влажнеют глаза. Кто знает, то ли от старости, то ли от морской соли…
Лучше норвежского поэта Эрвига об этом никто не написал:

И сошел капитан с корабля,
тяжело, как с пьедестала,
Ни винта у него, ни руля
вдруг не стало.
Море булькнуло:
наконец-то состарило,
И земля свой горб
равнодушно подставила.
Осталось жизнь доживать,
мол, остатки сладки,
И текли по его щекам
от морей осадки.

[divider]
Михаил Ландер
капитан дальнего плавания, лауреат премии журнала «Флорида».

На снимке: один из черноморских маяков, порт Сочи.
Фото Вл.Росина.

Comments are closed.

Highslide for Wordpress Plugin