капитан дальнего плавания, ветеран Второй мировой войны,
лауреат премии журнала «Флорида» – 2003г.
«Пока земля еще вертится,
Господи, твоя власть…»
Булат Окуджава «Молитва»
Все то, о чем я сейчас расскажу, вспомнилось мне в офисе врача.
Меня стал беспокоить осколок. Он остался у меня в правом плече как военный сувенир. Раньше я его почти не замечал, плечо побаливало нечасто, только к перемене погоды. Но с годами боли усилились: кусок железа то ли сместился, то ли начал предъявлять на меня свои права – как-никак 73 года во мне живет. Хирург, к которому я обратился, удалять осколок отсоветовал и назначил электротерапию. А заодно порекомендовал показаться дерматологу.
– У вас странная пигментация на коже, вы нигде не облучались? – спросил он.
– Вроде, нет, – ответил я.
И принялся ждать процедуры. Ждал я очень долго: что-то там у них не ладилось и обесточилось. Иногда долгое ожидание полезно, – можно вздремнуть и кое-что вспомнить. Вот я и вспомнил…
Спросите любого капитана какая разница между лесовозом и танковозом, ответ один – никакой. Дело в том, что все государства строят корабли, предусматривая их на случай войны: пассажирские – как госпитальные, паромные- как десантные, и т.д. Лесовозы – суда специфической постройки. У них широкие трюмы от борта до борта для стволов леса и мощные складные крышки трюмов, на которые можно поставить танк или самоходную арт. установку. Лесовозы имеют мачтовые колонны с тяжеловесными стрелами для грузовых работ на необорудованных причалах. В Америке и Европе все гражданские суда в случае войны выводятся в резерв на пару месяцев для специального переоборудования и тренировки экипажа. В СССР всё это делалось постоянно – с постройки и в плановых ремонтах. Лесовозы (т.е. танковозы) имели специальную защиту наружного корпуса от химических или радиационных осадков. Кроме того, эти корабли имели мощную систему смыва и дезактивации. Установленные в разных местах счетчики при повышении радиационного фона, начинали трещать, как кузнечики, подавая сигнал тревоги. Экипаж действовал по особому расписанию и постоянно тренировался.
Честно говоря, отработку любых тревог ни один экипаж не любил. Ну кому охота вскакивать из постели в ночное время и спускать шлюпку по тревоге «Человек за бортом», особенно в непогоду, зная, что вместо человека сброшен манекен? Но обязанность каждого капитана тренировать экипаж при всех условиях до автоматизма. В этом я был беспощаден, – море ошибок не прощает.
В августе 1976 года мы совершали рейс через экватор из Европы на Конго за черным деревом. Была тихая звездная ночь. Палубу осветили прожектором, привлекая на свет летающих рыбок. К утру их набиралось около сотни. Крупные, как сельдь, они шлепались на палубу, и шеф их жарил или вялил.
Пароход мерно покачивался на океанской зыби. До вечера отработали несколько разных тревог и утомленный экипаж мирно спал. Я сидел в кресле на мостике и дремал. Мы проходили между мысом Дакар и островом Сал.
И вдруг затрещали кузнечики в сто децибел. Сначала я подумал, что взбесился дозиметр на мостике, но сработали все шесть одновременно и стали моргать оранжевым цветом. Я автоматически нажал кнопку тревоги, и звонки громкого боя, могущие поднять мертвого, разбудили весь экипаж. На мостик прибежал, матерясь, старпом. Он был сонный, взлохмаченный и в одном тапке.
– Мастер, – взмолился он ко мне, – ну дайте нормально людям отдохнуть, сколько можно издеваться?
Но увидев моргающий дозиметр, тут же примолк.
Сразу объявили тревогу и полную герметизацию судна с двойной проверкой, запретив экипажу выход на палубу. Срочно связались с пароходством. 15 минут трещали кузнечики и враз затихли. Из пароходства сообщили, что никаких данных о радиации в нашем районе не имеется и другими судами не подтверждается, но, на всякий случай, посоветовали в течение двух суток на палубу не выходить и включить систему смыва.
Если б это была радиация, то деревянная палуба должна стать рыжей, а белая краска посинеть. Но ничего этого не было. Через двое суток моряки, как кроты, вышли на палубу. Вернее, сначала вышла разведгруппа в специальном облачении с дозиметрами в руках и вскоре доложили мне: все в норме.
Что это было – не знаю, но обильный улов летучих рыбок на всякий случай выбросили за борт.
С приходом в Одессу все приборы проверили, но ничего не обнаружили и опять их опечатали. Но ведь лента самописца не соврала – радиационный фон был увеличен в десять раз (Мк3 в час)! Почесали специалисты свои репы и изъяли ленту. Потом долго коллеги надо мной подшучивали, что от меня фонит и советовали к женщинам не прикасаться.
Пока я в дремоте вспоминал эту историю, включился свет, замурлыкала аппаратура, меня разбудила медсестра, а я подумал, как хорошо, что люди изобрели электричество, как мы обязаны всем этим Ладыгиным, Тэслам, Эдисонам, и как плохо, что тот же Эдисон придумал электрический стул…
Никто не может ответить, почему все изобретения во имя блага человека, оборачиваются потом обратной стороной – его же уничтожением. Порох, придуманный китайцами для праздничных фейерверков, обернулся огнестрельным оружием. Рентгеновские лучи, позволившие медикам заглянуть внутрь человека, обернулись созданием радиационного оружия. Интернет – это тоже добро со злом пополам, где больше зла. Ну почему люди так стараются благо тут же превратить во зло? Кто мне ответит? Почему из святой заповеди «Не убий» из человеческой памяти исчезло главное – «НЕ»?
Такие мысли крутились в моей голове. Похоже, что нынешнее поколение стремится само себя уничтожить, и новый человек создаст только одну религию – одну для всех, где заповедь: «Не убий» будет священна, а создание любой другой будет вообще невозможно. И в этой уверенности я не одинок.
После войны я никак не мог взять в толк, как мир скатился к тому, против чего воевал и уложил миллионы… В Севастополе есть памятник нашему дивизиону минных тральщиков, а под Новороссийском в поселке Кабардинка – братская могила моих погибших друзей-десантников. Там захоронены двадцать два человека , но никто эту могилу не делил по национальности и религии – потому что могила БРАТСКАЯ – все равны и Бог един. Мы все имели одну национальность – «Человек». Неужели нужно опять наступить на грабли войны, чтобы это понять?
Может быть, стоит посадить политиков в приемной у врача и заставить думать?