Дмитрий Быков
Александр Веледенский «В Кейптаунском порту».
Милостью создателей я посмотрел два новых фильма. Один прислал мне Александр Велединский – показал мне свою новую картину «В Кейптаунском порту». Я читал когда-то ее сценарий, он мне показался крайне интересным. Я тогда сказал ему, что это невозможно снять, у тебя сюжет расползется. Но он снял эту картину. Я всегда говорил, что Веледенский – очень классный сценарист, рассказчик, не зря он один из сценаристов «Бригады». Он вообще начинал со сценариев. И вдруг он снял такое кино. Кино с большой буквы, кино par excellence. Я очень давно не видел настолько киногеничной картины.
На этом фоне очень многое из современного кинематографа (не буду называть имен, чтобы никого не обижать) кажется комиксом на фоне живописи. А вот здесь потрясающе легкое обращение с историей кино, пересказ разных кусков как стилизация, каждый кадр как картинка, при этом он не орет: «Как я выстроен!», а просто красиво. И масса пленительных совершенно цитат, такое в начале издевательский привет «Малхоллланд Драйву» Линча, такая параллель. Потрясающий пролог, безумные актерские работы, Стеклова прежде всего. И сюжет сам по себе очень красиво сплетен, но не в сюжете дело, а в том, что вещество живет, вещество жизни хлещет с экрана. Вот это такое чистое кино, понимаете, картина маслом – безумной красоты, динамики, иронии. Веледенский’s his best. Это фильм, которым всегда хотели быть и «Живой», и «Русское», а вот он наконец взял и снял картину, в которой он равен себе, в которой он умнее и тоньше, чем в «Географе…» (хотя «Географ», по-моему, прелестное кино), и где у него своя сложная литературная основа – такой ветвящийся, сложный сценарий, в основе которого лежать такие совершенно фарсовые qui pro quo. В общем, я пока смотрел, я все время повторял: «Ай да Сашка, ай да сукин сын». Потому что Велединский вообще один из моих любимых людей, чего там говорить. Но я сейчас впервые увидел, ребята, какой же он мастер! Я никогда ни от одной картины Веледенского (даже от «Географа…») не получал такого физического удовольствия.
Валерий Тодоровский «Одесса»
И с совсем другими чувствами, но тоже экзальтированно-восхищенно, посмотрел я «Одессу» Валерия Тодоровского. Всегда после фильмов Тодоровского мне хочется повторить слова Лескова о пьесе Чехова «Иванов»: «Какая она у него умная получилась!» Я многое читал об этой картине (потому что она была уже на «Кинотавре»), я буду о ней писать сейчас большую статью, потому что там очень интересны параллели с фильмом Гигинеишвили «Заложники», потому что рассмотрено моральное увечье, которое возникает у людей в больных, патологических обстоятельствах. У Тодоровского совмещено два таких обстоятельства: с одной стороны, это начало позднего застоя, удушающий его аромат. Это пахнет не столько прелью, сколько уже гнилью. В его великом, по-моему, киноромане «Подвиг», этот переход прели в гниль и был одним из стартовых условий. Ну и второе – холера в этом городе. Вот говорят, что холера у Тодоровского совсем не чувствуется. Да она чувствуется! Там начинается смертью, и все время там воздух смерти витает. Вот холера, как такая экзистенциальная ситуация предельная, когда в море каждое купание может стать смертельным, когда каждый глоток воды из крана может стать смертельным, – смерть начинает носиться в воздухе.
И смерть меняет человеческие отношения. С одной стороны, она выявляет все конфликты, которые до этого таились. Там реально воздух отравленный, тяжелый воздух этой картины ощущается физически, так это снято.
И с другой стороны – соседство смерти острее делает любовь. И Цыганов, играющий вроде бы бесхитростно, без педали (вот фоменковская школа!) это показывает. Как из человека под действием близости смерти, вылезает вытесненная, замученная, но все-таки любовь. Это снято с поразительной точностью. Эта картина, конечно, гораздо более литературна, чем фильм Велединского, где просто торжествует такая стихия живописи, но она и гораздо более психологически проработана. Там характеры и то, что там сделал Ярмольник… И, конечно, Ирина Розанова, его жена, которую в первые десять минут вообще не узнаешь. Что Тодоровский делает с актерами, это всегда было для меня загадкой.
Я хочу с ними находиться, я хочу жить в этом дворе, который он создал. Я хочу вместе с ними есть то, что они готовят, – до такой степени там пахнет с экрана. …Но ведь это то идеальное кино, о котором сказал Андрей Кончаловский: «Это кино, над которым не рефлектируешь, просто говоришь: «Дайте мне этого еще». И она больше двух часов, и мне хочется, чтобы она шла еще, я боюсь, то она закончится.