• Мы боремся за мир. Нам нужен мир, и желательно весь.
• И женщина, похожая на время года.
• И горизонт, задвинутый портьерой.
• Я живу, чтобы жить, чтобы получать радость, а не оттягивать бесконечно момент смерти.
• Тамада перед первой рюмкой говорит: «Нам предстоит большая пьянка. Давайте оглядим друг друга и запомним друг друга».
• Наша разница, Юрий Иосифович, в том, что вы уже перенесли инфаркт, а я все жду своего.
• Да стул труднее списать, чем человека! У него есть инвентарный номер, и он в трех ведомостях. А человек что? Умер? Ну и – привeт!
• – Рабинович, вы член партии?
– Нет, я ее мозг.
• Мой друг на доске «Наши ветераны» увидел даму, которую он пользовал семь лет назад. «Как быстро бежит время!» – воскликнул он.
• Умер дядя Миша. В похоронном бюро очередь в дверь. Подходит пожилой мужчина, трясется, с палкой в руке. Хочет войти. Две женщины бросаются, не пускают, кричат, как зарезанные: «Тут живая очередь!» – замечательный пример слова.
– Я ветеран войны, – сказал пожилой человек с тем же самым выражением, с которым в уличном скандале человек выхватывает, как кинжал, удостоверение госбезопасности.
– У нас тоже ветеран! – визгливо воскликнула женщина и тотчас же выхватила из жалкой сумочки трясущейся синей рукой какую-то серую, жидкую книжечку.
Тут пожилой человек понял, что он должен прибегнуть к новой аргументации.
– Ваш лежит, – сказал он, – а я стою, еще живой!
– Ты стоишь, а наш тухнет!
После этого ответа живой ветеран войны уступил позиции родственникам мертвого. Отступил фактически, шагнув назад. Обе женщины встали с обеих сторон двери. Как часовые у мавзолея. Кафка!