Две по-русски болтающие девчонки хрустят мацой, сидя в немецкой машине и подпевая английской песенке по дороге на латышский праздник летнего солнцестояния. Я слышу голоса, они поют для меня, хотя вокруг нас Вавилон…
От смешанной крови рождаются талантливые дети. Староверная свекровь моей еврейской подруги раз в полгода интересуется:
– Когда крестить будем?
– Да я вот думаю, когда обрезать. – Подруга нашла идеальный способ обрезать ненужный разговор.
Впрочем, будь у меня мальчишки, я бы тоже с обрезанием повременила. Хоть и говорили в семье деда только на идиш. А потом два брата привели в дом по русской жене каждый, чем невероятно расстроили родителей, моих прадеда с прабабкой: иудаизм мудро определяет принадлежность к вере по матери.
Повзрослев, полукровка-мама выйдет замуж за польско (читай католического)-русского (читай православного) папу. С возрастом, мама приняла православие, и на раз-два отговорила меня, ослепленную праздником повелителя вселенной, от кришнаитства.
– В кришнаиты? Иди, иди. – Мама помешивала какой-то суп. – Ты же знаешь, что они занимаются сексом только для того, чтобы завести детей. Валяй.
Мне было восемнадцать, первый опыт уже был, и удачный – тоже. Я передумала идти в кришнаиты. Вместо этого я вышла замуж. За латыша, крещенного в лютеранство своей католичкой-мамой и православным папой. Латыш отходил несколько лет в воскресную школу и проповедовал бытовой буддизм. Иногда думаю – лучше б я в кришнаиты…
За два года до того, как муж стал бывшим (мужем, не лютеранином) и на два месяца раньше срока на свет появились две девочки. За них молились разные родственники в разных храмах. Их молитвами и усилиями врачей дочки окрепли, выросли… и остались некрещеными. Родня предлагала на выбор несколько вариантов, не устраивающих остальную родню, а я свято верю: неверующему истинной верой не место ни в церкви, ни в синагоге.
Растут воинствующими атеистками. Нет, верят, конечно, в фей и в деда-мороза, да и в последнем уже родного деда распознали, штаны, говорят, у настоящих Дедов красные, а у этого – какие-то коричневые, да и черная борода из-под седой пробивается.
Без вопросов не обходится.
– Мама! А расскажи мне про суслика!
– ?
– Мам! Расскажи про суслика на бусиках!
– ??
– Ну мама! Был такой суслик, он еще был на бусиках. Расскажи, чем его к столбику привязали? Пластырем?
После чего мне сразу хочется заняться на досуге пояснением хотя бы основ и рассказать про крест, Иисуса и четки. А вот и повод: маленькая, чистенькая, голубая, куполастая православная церквушка, вырисовавшаяся вдруг в старом парке.
От невиданных ранее крыш у дочек крыша-то поехала.
– Купола? Почему купола?
Историю религии в двенадцатом классе я прогуливала безбожно. И умоляюще посмотрела на нашу спутницу. Не родственницу, но бабушку. Польскую католичку, кстати.
– Под куполом собирается волшебная энергия. Ее еще называют божественной. Когда ты стоишь под куполом, на тебя снисходит милость божья. Благодать. Свет. После церкви душа очищается, и человек возвращается очень спокойным, тихим и добрым.
Один из человеков уже тянул своего деда под купола. Я разрешила. Ждала ехидно просветленного возвращения моей неугомонной бесстыдницы.
Двери храма отворились, и на крыльцо вылетела задумчивая дочь. Молча скатилась со ступенек. Тихо спрыгнула с предпоследней. Просветленно повисла на перилах. По-доброму отвесила пинок встречному второму человеку (дед благоразумно их повел в церковь по очереди). Свалилась в песок, поднялась, очистилась, встала рядом. Спокойная. Необычно тихая и как всегда добрая. Весенняя тишина звенела.
Перезвенела тишину пронзительная радость второй:
– Мама! Смотри, что мне дали!
Дали два мешочка с печеньем и конфетами.
– Дед, в храме торгуют сладостями?
– Как же. – Бурчит. – Это им очарованные церковные бабушки подарили.
Во-во. Эти дети отовсюду вернутся с подарочком. Нет уж, пусть сами разбираются, когда вырастут, я и так на них молюсь. А если решат в кришнаиты – у меня заготовлен давний мамин ответ.
[divider]
Анна Норман
Рига