TOP

Осенние истории

Юлия Вертела

 

Гулять по гугл-картам

картина (роспись по шелку) художника Евгении Павловой, Нью-Джерси.– Ма, у нас в группе девочка дружит с мальчиком из Новой Зеландии.
– И как же они дружат?
– Говорят в скайпе. И ходят вдвоем по гугл-картам.

*

Я делала это еще в прошлом году, когда виртуально дружила с одним человеком.
Мы бродили ночами по трехмерному Петербургу: сворачивали в переулки, смотрели парки, дошли до Царского Села, нашли фасад моего дома.
Помечтали возле него на скамеечке.
– Я тут клип придумал, камера сзади, перед ней скамейка, газета, водка, помидоры и все такое, двое сидят, пьют, хлеб ломают, потом приваливаются друг к другу и обнимаются.
– Трогательно.
– Ничего трогательного, упились  и обнимаются. Потом я намажу руки клеем, стану обнимать тебя и приклеюсь. Так и будем ходить вместе по городу, как двухтомник.
По карте продрались до Каланчёвского пруда, стоим на берегу.
– Пляж есть?
– Есть.
– Представляешь, берем котлету и идем загорать.
– Почему котлету?
– Ты ж ничего другого мне не предлагаешь.
– Ну да, котлету. И лежать.
– Голыми. И пох на всё, абсолютно на всё.
– На всё. Если бы меня сейчас отправили самолетом на море, я бы целыми днями спала – в номере или на пляже.
– А я бы уснул в самолете и не вышел из него. Так бы и летал туда-сюда. Спящий.
– Пошли искать твою рюмочную на углу?
– Нет моего угла. И рюмочной нет. Не всё еще визуализировали в 3D. Пока есть только съемка из космоса.
– Тогда выпьем в другой раз. Когда визуализируют.
– Конечно, я тогда к тебе в село прикачу. В коляске.
– Почему в коляске?
– Старый буду. Инвалид. Куру тебе привезу и вина дешевого.
– И пойдем в ресторан?
– Не, рюмочную все-таки отыщем, бывал я там лет 20 назад.
– Ты вина возьмешь. Я – сок. И бутербродов. И будем слушать «Рудигера» из плеера.
– Да. Я типа, как Буковски буду. Напишу в 50 лет роман. В 70 придет слава. Куплю виагры.
– Купишь виагры. Поэток молодых наберешь, устроишь оргию.
– И положат меня на поэтку. Или поэтку насадят на меня как-нибудь две медсестры. Деньги – великая штука. Я и тебе коляску подарю с мотором.
– Зачем?
– Будешь сновать по селу. Заживем, блин. И жителям села раздам виагру. Пусть радуются. Стоны будем слушать из каждого окна. Так и представляю: едем мы с тобою в колясках, слюна течет, палками машем. Сюр. Мечта.
Модели городских пейзажей: недвижные деревья, стены, крыши. Сколько нас там таких бродит. В волшебном свете гугла.
Там невозможно встретиться. И мы не встретимся никогда. Но останутся картинки нашей виртуальной были: пляж, скамейка и рюмочная на углу улицы. Внезапно оборвавшейся в 3D.

*

Сын продолжает мне что-то рассказывать.
– Мам, вот она романтика двадцать первого века – гулять вдвоем по гугл-картам. Но тебе этого не понять.

 
 
 

Осенняя премьера

Осенние премьеры отрывают от теплой кухни, и не хочется выскакивать в тоскливую морось, но потом понимаешь, что сделан правильный выбор, и неправильным было бы опустошать холодильник и смотреть сериал на ТНТ.
Спектакль начинался в девять, терзала мысль о приобретении букета, но все специализированные ларьки уже закрылись. И только у метро топталась бабуля с ведром, наполненным неброскими жидкими цветочками. Такие обычно срезают на даче перед первыми заморозками. Они, как заблудившиеся солнышки лета, милы в своей тихой ласковости и насыщены бархатным теплом. Я решила, что эти скромные последыши созвучны сегодняшнему вечеру. Набрав охапку, уткнула в них нос – пряный, немного грустный аромат уходящего сентября.
По дороге гадала, какие будут актеры: накануне, читая пьесу, мысленно сложила образы героев. Щекотал интерес – совпадет или нет?
Малая сцена одного из лучших театров Петербурга. Драматург – талантливый, но не настолько именитый, чтобы собирать полные залы – встречал приглашенных по контрамаркам…
– Выбирай место. Лучше в первом ряду,- шепнул он мне, и я нагло уселась вплотную к подмосткам, на которых раскидали реквизит. Туфли, апельсины, подушки.
Оглянулась в неглубокий партер – не больше ста человек.
Зазвучала музыка. Цветы, лежавшие на коленях, замерли и вздохнули.
Главные персонажи вечера: сорокалетняя дама, от которой ушел любимый муж, и двадцатилетняя девушка – та, что его увела. Внешне они соответствовали предположениям.
Но вот два акта трагикомедии чувствовались и проживались актрисами по-разному…
Молодая и начинающая явно переигрывала по части сексапильности и агрессии. Ее кричащие реплики ударялись о мое неверие и пролетали мимо. Она губила фабулу, но выглядела восхитительно в роскошном декольте…
Возрастная – почти без грима, из-за чего морщины и недостатки фигуры проглядывали в каждом эпизоде, была хороша и натуральна – и в горе, и в прощении! Я смотрела на нее и чуть не плакала,- потрясающее одиночество, передать которое невозможно, не испытав его на сердце…
После финальных аккордов юный воздыхатель из зала бросился дарить победившей обольстительнице цветы. Высокие белые лилии в целлофане. И следом к смущенной диве приложился пожилой мужчина с розой.
А настоящая «прима» аплодировала со всеми на сцене, но к ней не подходили…
У меня перехватило дыхание – неужели никто? Никто. Кроме такой же сорокалетней дурынды с доморощенными осенними солнышками… Актриса взяла букет, скорее удивившись, чем обрадовавшись, и я вдруг поняла, что сегодняшняя концовка для нее привычна и пережита…
Так и уходили они со сцены: сверкающая юность – в свежих лилиях и розах и зрелость – не притязающая, но идеально соответствующая тому времени природы, когда с деревьев осыпаются все листья, с солнца – все лучи, с надежды – ожидания.

 
 
 

Честны в главном

Там, где есть душевное человеческое питание, там и будет сердце мое, там и будет душа моя.
– Привет. У тебя есть вкусное?
– Нет. А что?
– Можешь скрывать от меня что угодно – измены, убийства, только вкусное не скрывай.
– Не буду.
– Мы ведь должны быть честны друг с другом. Особенно в главном.
– Что случилось?
– Васька не ночует дома.
– Нормально.
– Выпить есть?
– Пиво. Купил себе под футбол…
Питание в отношениях – это главное. Мы были очень близки, сидя на полу возле холодильника, допивая пиво и закусывая его засохшими креветками.
Безоговорочное доверие – это когда разделяешь не только постель, но и еду.
И последнюю бутылку, заначенную для матча «Реал Мадрид – Боруссия».
– Может, позвонить ему?
– Час ночи. Ты что? Не мешай молодым.
В шесть утра.
– Как думаешь, уже можно звонить?
– С ума сошла, спи.
– Мы всё допили?
– За кроватью еще есть заначка… Пошарь.

*

В обед не выдерживаю:
– Сынок, у вас еда есть?
– Не-а. Маша ничего не ест. Худеет.
– А как же ты?
– Покупаю чего-то и сам готовлю.
Васькиной девчонке повезло. Он веселый даже, когда жрать нечего и дождь лупит по его синему рюкзаку. Он все равно доволен, это врожденное. Оптимист.
Последний месяц я привыкаю к тому, что сын ночует у девчонки.
Привыкаю к тому, что ему 18, и он вырос.
Друзья обрывают телефон, а его нет вчера-сегодня-завтра.
Звонок тренера по фитнесу застал меня за сладким.
– Не успеваю на тренировку. Юль, давай перенесем на воскресенье? А ты сама дома поприседай и отожмись.
– Угу, присяду, отожмусь, – мямлю, а за щекой пирожное. Я всегда зажираю стресс, и в этом меня никто не остановит.
– И не забывай про диету!
– Конечно, – обещаю «соблюсти невинность», когда и блюсти-то уже нечего.
Чай с конфеткой, чай с халвою, чай с медом…

*

ярлычки от чайных пакетиков шелестят на ветру
будто бабочки бьют крыльями по стеклам
много-много ярлычков-крыльев
и ничего не хочется ни убирать, ни делать
пусть оседает пыль
пусть засыхают испитые пакетики
и ярлычки становятся бабочками
и улетают в открытое окно…

 
 
 

Золото

Золото бывает разное. Я не про белое, желтое, красное, я не про кольца-цепи.
Я про то золото, что бывает на клене два раза в году.
…Бывает два раза в жизни.
Весной еще до появления листьев мой клен цветет желтыми пушистыми цветочками.
Они как золотое шитье на синем небе – нежные венчики с капельками нектара.
Осенью мой клен в сухих листьях, истончающихся к концу сентября, как старческая кожа.
Вечером, закинув голову, я смотрю сквозь них на небо.
Настолько они выцвели – почти прозрачны, настолько много в них тончайшего золота самой высокой пробы, этой сублимации всего, что было накоплено летом, накоплено и отдано – в чистый свет.

*

Я брожу с собакой возле лавочки, где двое немолодых довольно громко выясняют отношения или, возможно, говорят о самом важном…
– Юность ушла. Мужчины не оборачиваются на меня, не говорят комплименты…
– Я говорю.
– Кроме тебя никто и не говорит.
– Так ты пойми – это самое ценное. Если я, который знает, какая ты стерва, какая ты… – во всех морщинках и мелочах… Если я, который знает о тебе всё, до сих пор говорю тебе комплименты, это значит, что ты самая-самая…
– Когда я буду умирать, я хочу, чтобы ты посидел рядом.
– Посижу уж, если не доведешь и не помру раньше.
– Себя я извожу еще больше.
– Зачем? Потом болит сердце и у тебя, и у меня.

*

Сухое золото осени, шуршащее, как древние пергаменты с написанными черточками сокровенных слов, с прожилками, похожими на высохшие сосуды старческих рук.
Тонкий лист золота. И просвечивающий сквозь него фонарь. И небо.
Золото теперь будет все тоньше,
все дороже,
все концентрированней.
Пока не упадет в землю.

В оформлении использoвана картина (роспись по шелку) художника Евгении Павловой, Нью-Джерси.

[divider]

Юлия Вертела
Царское Село, Санкт-Петербург.

Comments are closed.

Highslide for Wordpress Plugin