Кажется, Эразм Роттердамский сказал эту крылатую фразу, которую сейчас вспомнила Эля. Она всегда, думая о доме, вспоминала, в том числе, и свою домашнюю библиотеку. Как точно сказано: «Моя Родина, там, где моя библиотека». Библиотека занимала почти половину жилого пространства ее и без того тесной квартирки. Поскольку домашняя библиотека осталась в Москве, значит, получается, что там и ее Родина. Над этой фразой, правда, потешались Элькины друзья, называя автора афоризма не Эразмом, а Маразмом. Они считали, что Родина там, где дом, семья, там, где комфортно, а уж библиотека это дело десятое, наживное. Но Эля пропускала насмешки мимо ушей.
Библиотеку собирал ее дедушка Гордей. Но часть библиотеки пропала, когда еще мамина семья проживала в бараке на Соколе. Соседи, и ведь вроде все такие интеллигентные люди, под «честное слово» брали почитать книжки и не возвращали, попросту теряли их. Иногда эти с виду интеллигентные люди растапливали без всякого зазрения совести соседскими книжками свои печурки (хотя война уже закончилась), иногда пользовались страницами, пардон, в барачном отдельно стоящем на улице туалете с очком. Позже часть библиотеки «пропили» собутыльники Элькиного дядюшки. Какую-то часть прикарманил пронырливый муж маминой старшей сестры Альфред. Последняя часть библиотеки пропала при принудительном переезде из барака.
Дело в том, что когда барак на Соколе определили на слом, две сестры Элькиной маман и старший брат имели уже свои семьи, и жили отдельно. Некоторые соседи мало-помалу тоже разъехались по московским коммуналкам. В бараке осталось несколько семей, не довольных расселением, в том числе престарелые родители Элиной мамы, ее незарегистрированные мама и папа (а Эля была тогда «в проекте»), и младший брат ее мамы с семьей, алкоголик. Варианты жилья, которые им предлагали, не подходили, а предлагали две смежные проходные комнаты на семь человек, по сути, на три разные семьи (бабушка-дедушка, мама-папа-Эля, дядя-тетя-Гаврик), да еще в коммуналках. Логика такая: «Раз у всех одна фамилия и кое-кто не расписан и не прописан в бараке, ну, и селитесь все вместе». Пока, мама и бабушка отстаивали свои права на три раздельные комнаты, умер дед Гордей. Умер нелепо. Рабочие уже начали ломать барак, а дед все сидел у окна и упрямо читал газету. Отлетевшей случайно балкой его немного пришибло. Он заболел. Но умер он не от самого удара, а от начавшегося на нервной почве приступа астмы. Поэтому обвинение никому не предъявляли, считалось, что умер он от профилирующего заболевания.
Короче говоря, все переселение из барака Элькиной семьи закончилось тем, что приехал милицейский патруль и наряд военных, в принудительном порядке посадили все семейство в армейский грузовик, побросали туда же вещи и отвезли в предназначенное этому семейству жилье. Это была, естественно, коммунальная квартира, где две комнаты, правда, смежно-изолированные, предназначались беременной Элей маме, папе и бабушке, а также семье дяди-алкаша. Чтобы как-то разделиться, смежную дверь между комнатами забили досками, и получилось две отдельные комнаты.
А домашняя библиотека? А большая часть домашней библиотеки в суматохе при переезде уехала каким-то образом на казенном грузовике в чужой дом, в чужую квартиру, а, скорее всего, уплыла в чужие руки. Поискали ее, поискали, но не нашли.
Управы на принудительный переезд не было никакой, считалось, что жильцы сами виноваты, дотянули до последнего, а формально все по закону. И никто и не пытался судиться с государством. На дворе 60-е годы, а у всех в памяти еще отчетливо сохранились репрессии 1937-1953 гг., мало ли куда все могло повернуться, никто толком не знал, людей приучили к осторожности.
Мама Эли все же сохранила несколько книг, а когда немножко обжились на новом месте, Элины родители стали собирать новую библиотеку. Было это нелегко, но мама работала в министерстве и имела доступ к «списку книг», распространяемых «для верхушки», правда, очередь до нее доходила, когда уже и выбрать было нечего. Она также подписывалась в книжных магазинах и регулярно ходила отмечаться. Библиотека собиралась всю жизнь, и этот процесс еще не закончен. Такие же хорошие и огромные библиотеки собрали и обе мамины сестры, Элькины тетки. Когда Эля подросла, библиотека стала предметом зависти ее одноклассников и сокурсников.
Эля вспомнила сейчас почему-то, что ее двоюродная сестра Тата ничего лучше не придумала, чем когда-нибудь осуществить мечту – завещать свою домашнюю библиотеку после смерти своих родителей не семье и не своему единственному крестнику (своих детей у нее не было), а государству.
чужой дядя, хорошо, если не бандит.- Вот безмозглая дура, – злились на Тату втихаря все родственники, племянники, подруги и соседи, деля шкуру неубитого медведя. – У нее столько родственников, которые могли бы ухаживать за ней в старости, а она мечтает ухнуть все псу под хвост, как будто государство будет ей благодарно или похоронит ее за государственный счет. Квартирку ее отдадут какому-нибудь постороннему человеку, а пожелтевшие книги вообще выбросят на помойку, или в лучшем случае растолкают по букинистам. Или поживится добычей какой-нибудь
Одна Эля оставалась равнодушна ко всем этим злым разговорам, она понимала, что кузина ее всегда была подчеркнуто патриотична. А может, дразнила родственников и подруг от скуки и одиночества. Потом Эля просто не знала, как свою-то библиотеку в Канаду перевезти, транспортировка стоила дороже, чем стоимость библиотеки (по оценке заинтересованных букинистов). Может лучше в иммиграции снова начать книги собирать, в Торонто 5 русских книжных магазинов, и выбор такой прекрасный, но опять же – цены кусаются, сейчас не до книг. Вот и думай, что лучше.
[divider]
Ольга Лебедева
Торонто