В тундре погибель на каждом шагу тебя поджидает. Ну, не тебя, так соседа твоего. Сколько смертей охотников, рыбаков, их жeн и детей за свою недолгую жизнь довелось Женьке перевидать – не приведи Господь! И когда в посeлке жила, и когда с мужем в тундру перебрались. Вот, вроде, вчера, звонким октябрьским днeм, Матвеич в гости приезжал, хохмил, чай пил, пошвыркивал (зубы у него давно ветром унесло), а сегодня кричит по связи его напарник:
– Борт надо! Милицию из города вызывайте, Матвеич застрелился!
Просто всё: поехал с утречка уток пострелять, бросил в лодку на банку – по привычке – стволами к себе старенькую курковку. До того старую, что ложа и цевьe где гвоздями сколочено, где проволокой скручено – на честном слове ружьецо держится. Вот это слово Матвеича и подвело. Увидел, знать, мужичок стайку уток, рванул ТОЗовку на себя, сорвались курки, и всадил Матвеич себе в упор в живот хороший заряд дроби. Спохватился напарник не сразу (ну, уехал на охоту и уехал!) – к вечеру только нашeл Матвеича в прибитой к берегу лодке, пристывшего к днищу собственной кровью…
А замерзает народу! А тонет! А в пьяных драках сколько мужиков друг друга режут-стреляют! Начнeшь вспоминать – жутко становится: целый посeлок можно было бы людьми этими населить.
Но куда деваться – смерть есть смерть. Только смириться – один выход. Но как смиришься, если в гибели человека есть и твоя вина? Не год, не два будет мучить совесть – всю жизнь…
…Афоня пришёл чуть прихватило озеро, по чeрному, прогибистому льду. Худой, голодный. Напарники его по открытой воде в посeлок умотали, а он отказался, буду, говорит, на точке зимовать. А как зимовать, если продуктов никаких – всe за лето подъедено? Да и какой из Афони добытчик – ростом с ребeнка двенадцатилетнего, веса в нeм – собака тяжелее, больной – открытая форма туберкулeза. Ни охотиться, ни рыбачить. Мужики держали его на точке как сторожа да кашевара. Голод не тeтка – прибежал к соседям. А у соседей в тот год тоже житьe не сладкое – продуктов только продержаться, покуда горные речки встанут, чтобы на «Буране» в посeлок выбраться. Сахар, мука, крупа – всe на подсосе. Дети уж забыли, когда хлеб с маслом видели… Рацион – одна рыба. А тут Афоня – тощий, а ест за троих здоровых мужиков. Живeт день, два, неделю… Муж не выдержал, говорит ему:
– Иди на Пороги, тебе одному 30 километров пройти проще пареной репы – борт на днях должен быть, заберeт тебя в посeлок.
Ушeл Афоня. Думали, улетел. Вдруг через неделю возвращается. Говорит:
– Не хочу в посeлок, своего-то жилья там нет, а родственники меня гонят, не нужен я никому. С вами жить буду!
А как жить, если самим есть нечего? Тут Женька не утерпела, говорит Афоне:
– Ты – взрослый мужик, почему мы тебя кормить должны? И больной, а у меня дети маленькие, и живeм все в одной комнатушке, совесть имей, уходи.
Пошмыгал Афоня носом, повздыхал, а на следующее утро собрался и отправился восвояси…
Через месяц наконец-то угомонились подо льдом непокорные речушки, замeрзли накрепко перекаты – муж отправился в посeлок продуктов купить. Заехал по дороге к Афоне. Еле разглядел избушку в тальниковых зарослях – ни дымочка, ни следочка – девственно чистый снег вокруг. Толкнул хлипенькую дверь и ахнул – лежит Афоня на нарах, под засаленным одеялом чуть угадывается иссохшее, промeрзшее тело – давно, знать, умер…
Ближе к весне, по крепким настам, собрались в посeлок. Женька и дети, закутанные в парки, разместились на нартах. Погода хорошая – ясно, тихо и морозец лeгкий – только и ездить. Рванул снегоход – лишь снежная пыль за санями… Часа через полтора проезжали уже мимо ручья Харюзового, мимо занесeнной снегом кособокой Афониной избушки, в которой всe ещe лежал невесомый от лютых морозов, никому не нужный, забытый всеми, умерший от голода, безысходности и бессердечия маленький мужичок. Отвернулась Женька, прищурилась от летящей в лицо искристой пыли – кто бы мог подумать, что так всe обернeтся…
Лишь в мае, когда начались оттепели, прилетел вертолeт – забрал покойника.
…Легко летит «Буран» по утрамбованному ветрами снегу. Над головой – синее небо, лeгкие облачка, солнце бьeт в глаза такое весеннее-весеннее – только живи и жизни радуйся…
[divider]
Татьяна Эйснер
Вецлар, Германия