1
Один человек, по фамилии Ложкин, купил себе лошадь. Достатки у него были не велики, и потому он купил себе не ахалтекинского скакуна, а простую деревенскую кобылу. Впрочем, он в этом не разбирался, а значит и значения этому не придавал. Так что радости его это не мешало и ущербной ее, таким образом, не делало.
Еще утром этого дня он жутко нервничал. Сначала его сильно знобило, потом напал душераздирающий кашель, наконец прошиб холодный пот, и он вынужден был забраться под душ. Только перед самым уходом его, наконец, отпустило. Совершенно разбитый, Ложкин сел прямо на пол и так сидел, ни о чем не думая, минут двадцать, после чего, пожалуй, готов был одеться и отправиться в путь. Но что же надеть? Почему-то оказалось, что это невероятно важно, как он будет одет. И тогда Ложкин оделся так, как одеваются на долгожданный и торжественный праздник.
Поэтому теперь он, одетый в свой праздничный темно-синий костюм, светло-голубую рубашку с галстуком и, начищенные до блеска, черные туфли, сияя обалделой улыбкой, церемониальным шагом шел возле гранитного бордюра и вел в поводу лошадь…
Он шел гордо, не оборачиваясь, всей кожей, всем нутром своим слушая музыку подков! У него была лошадь!
2
Большинство людей, одержимых какой-либо идеей, мало или почти совсем не думают о том, что будет, когда эта идея осуществится. Ложкин, к сожалению, принадлежал именно к этому большинству. Невероятно усталый и невероятно счастливый подошел он к своему девятиэтажному дому, прошел под аркой во двор, остановился у своего крыльца и вдруг в полной растерянности замер: что делать дальше он не представлял себе ни на йоту. Как был, «при полном параде», он сел на грязную лавочку возле подъезда и стал пытаться превратить эйфорический туман в голове в простые и связные мысли. Острота ситуации была такова, что ему удалось это сделать довольно быстро. Когда туман окончательно разошелся, а мысли окончательно выкристаллизовались, оказалось, что основных мыслей три. Первая: чем кормить; вторая: где чистить – блистить; третья: где держать. Незамутненная конкретность ситуации вначале произвела в его мозгу новый переворот и образовала новый туман, который, впрочем, довольно быстро рассеялся под бурным натиском весьма неконкретной мысли: действовать!
Для начала Ложкин мотнулся в булочную и купил буханку ржаного хлеба. Улыбаясь и гладя лошадь, он скормил ей хлеб и от этого сам успокоился. И такой успокоенный, и даже какой-то собранный, привязал Ложкин кобылу к крыльцу и пошел к себе наверх, переодеваться.
3
Уже в сумерках лошадь и человек перешли узкий мостик через Течу и оказались на огромном зацветающем лугу. Где-то далеко позади загорался вечерними огнями город. Где-то далеко позади остался этот безбрежный, бездонный день. Ложкин отпустил лошадь, и она медленно ушла в темноту – пастись. Палатку и нехитрый походный скарб Ложкин оставил на лугу, а сам спустился к реке, сел на берегу и задремал, укатанный невероятным днем. Ночь обещала быть тихой и теплой. А впереди было яркое быстрое лето, волшебная тихая осень и свирепая долгая зима. Долгая лишь для того, кто сможет ее пережить.
КАПКАН
Я сижу в капкане. Сижу долго. С утра. Боли уже почти не чувствую, хотя сначала жгло смертельней огня. Теперь тело все затекло, боль притупилась… и место боли заняли мысли. Первой явилась мысль, что скоро придут ловцы и откроют капкан. Потом, наверно, убьют, выпотрошат, сдерут шкуру, пустят на мех, на мясо, черт знает на что!.. Но ведь сначала – освободят! А если нет? Если убьют прямо в капкане? От этой мысли меня начинает подташнивать. И я принимаюсь искать лазейку в тенетах ужаса. «Нет! – думаю я, – так быть не должно! Вон я какой! Тощий, облезлый, жалкий… Ни кожи, ни рожи… Может, меня такого возьмут – да отпустят?» Я делаю резкое движение, и капкан злобно впивается в тело. Я теряю сознание и когда прихожу в себя, замечаю, что тени cтали длиннее. Боли не чувствую снова. Снова появляются мысли.
Скоро придут ловцы, освободят из капкана и не убьют, а посадят в клетку. Эта мысль ласкова, как прохлада в жару. Жаль, ласка быстро проходит, и я начинаю сравнивать, что лучше: смерть, капкан или клетка. Смерть – это покой, но это – ничто. Капкан – это невыносимая мука, но это жизнь. Клетка – это жизнь и – позор. Я размышляю недолго. Всем своим измученным телом я выбираю позор. Но до позора надо еще дожить и не подохнуть в капкане, не дождавшись ловцов.
Становится холодно. Тени становятся длинными, как прутья решетки, и острыми, как зубья капкана. Сил терпеть больше нет, потому что огонь жжет уже и тело, и мозг, и все мое изувеченное Я, и каждую клеточку отдельно… Сил терпеть больше нет, как нет больше сил ждать и думать, что будет дальше. Сил терпеть больше нет. Ночь наступает. Значит, ловцы не придут. Значит, сидеть в капкане еще целую ночь. Целую вечность. Пока не подохну! Сил терпеть больше нет! Я решил отгрызть себе лапу. Больнее не будет.
[divider]
Александр Крамер
Любек, Германия