– Эй, засоня, – тормошу я мужа. – Оладьи на столе. Я – к маме.
– Может сегодня не поедешь? Посмотри, какая погода – в самый раз на пляж, – он притягивает меня к себе и целует.
– Я съезжу, а потом на пляж. Я недолго. Будь другом, помой посуду.
Уже в спину доносится его бурчание:
– Четыре года, изо дня в день – «к маме» …
– Я скоро вернусь! – все, я уже на улице.
Как же жарко! Асфальт черным липким языком лижет подошвы сандалий, над головой застыли раскаленные небеса, – ни облачка. У мамы хорошо – под старой грушей всегда тень, там наша с ней любимая лавочка.
Две остановки, две пятиминутки – и я почти на месте. Теперь немного под горку, ближе к реке. Поворот, прямо, налево… Сегодня я налегке – в сумке газета, оладьи и пачка зеленого чая. Мама не любит черный, и я не люблю.
– К маме? – улыбается соседка, ставит ведро на землю и вытирает пот со лба.
Молча киваю. У нас это почти ритуал: она спрашивает, я киваю. Сейчас она скажет: «Молодец, Нина. Ты – хорошая дочь», и я отвечу: «Спасибо». Можно немного по-другому, вот так:
– За водой? Помочь?
– Да что я, ведерко не донесу? Иди, иди к маме. Молодец, Нина. Мои вон носа не кажут, раз в год приедут и все…
Тут надо вовремя сказать «спасибо» и прошмыгнуть в калитку, иначе разговор затянется, а сегодня нельзя – муж обидится, я же обещала не задерживаться.
Первым делом распахиваю окна. Задохнувшийся от зноя дом жадно втягивает охлажденный в тени деревьев воздух и машет голубыми занавесками, словно приветствуя новый день. Потом убираю на кухне: выливаю вчерашний холодный чай, заворачиваю в бумагу нетронутые бутерброды – пойду назад, накормлю бездомного пса, который постоянно ждет кого-то на остановке. Надо вскипятить воду. Мама любит свежий зеленый чай. В тарелке еще теплые оладьи. Я пеку в точности такие же, как она. Странно получается, она меня не учила, но все равно выходит, как у нее. Ну вот, чай заварился, можно наливать.
Теперь надо поправить постель. Кипенно-белый пододеяльник, подушка треугольником, ни складочки. Выкладываю из сумки свежую газету, забираю вчерашнюю. Мама всегда читает после завтрака. В доме чисто – я мыла пол пару дней назад. Надо только смахнуть пыль с портрета. Мы на нем вдвоем. Шесть и двадцать пять. Абсолютно одинаковые улыбки, рука в руке и ветер, запутавшийся в ситцевых подолах. Это именно тот день. Тот замечательный день. Ладно, чуть позже, на лавочке под грушей – посижу, вспомню, как всегда.
Подметаю крыльцо, иду в колодец – мама любит, чтобы в запасе было пару ведер. Мне не трудно, такие мелочи. В саду порядок – это забота мужа. Скоро нальется вишня, я сварю варенье. Главное, не переложить сахару. Мама не любит переслащенное. Осталось полить цветы – их много, целый палисадник. Возле этого дома всегда цветы. Ну вот, вроде и все. Только девять утра, у меня целых полчаса.
Это наше любимое место, здесь всегда тень. В доме на стене висит портрет, в котором застыл один счастливый день, в нем осталась наша с мамой маленькая тайна…
* * *
– Ты обещаешь не вертеться? – заплетая мне косы, спрашивает мама.
– Нипочем не обещаю.
– Тогда художник не сможет нас нарисовать.
– А зачем ему нас рисовать?
– Чтобы у нас был портрет.
– А зачем нам портрет?
– На память. Чтобы помнить, какими мы были, – отвечает мама.
– Ты что же, забудешь меня? – беспокоюсь я.
– Никогда.
Художник ждет нас в городском парке. Туда надо ехать на двух автобусах, а потом еще на желтом троллейбусе, долго-долго.
Возле одного из домов много людей: дети, женщины в черных платках, музыканты с золотыми трубами.
– Мама, что там?
– Кто-то умер. Похороны.
– Я тоже умру?
– Нет.
– А ты?
– Тоже нет.
– Почему?
– Потому что мы сейчас договоримся не умирать. И когда придет время, просто превратимся в кого-нибудь другого. В кошку или птицу, и будем снова жить. Надо загадать, кем хочешь стать и все. Только никому не говори, а то не сбудется, – шепчет мне на ухо мама.
– Ладно, – обещаю я. – Только я не хочу быть кошкой, – они вшивые.
– Тогда будем птицами, – предлагает она и обнимает меня.
– Не-е.
– Тогда кем же?
– Черепахой.
– Они же медлительные, – недоумевает мама.
– Я не про этих. Я хочу быть морской черепахой. Они большие, и еще они летают, только не в воздухе, а в воде. Помнишь, мы передачу про них смотрели?
– Конечно, помню. А еще они долго живут, намного больше, чем люди. И вообще они очень даже симпатичные и, наверняка, добрые. Значит когда-нибудь, лет примерно через сто, в море появится черепашка Нина.
– А ты кем будешь? – спрашиваю я.
– Тоже черепахой. Огромной доброй черепахой. Вот такой, – мать руками чертит в воздухе здоровенный круг. – Я буду черепахой Наташей.
– Но ты же хотела птицей.
– Уже не хочу. Сначала черепахой стану я, а потом, через много-много лет, ты. И мы снова будем вместе, как сейчас. Будем плыть к какому-нибудь морскому художнику, чтобы он нарисовал нас. Точь-в-точь как сегодня. Кстати, ты обещаешь не вертеться? – переводит разговор мать.
– А ты точно превратишься в черепаху Наташу и дождешься меня?
– Конечно. Ну так что?
– Хорошо. Тогда я буду стоять смирно.
Хочется сорваться и подбежать к фонтану. Как же долго. Ладошка совсем мокрая. У мамы тоже. Улыбаться нет желания, но стоит маме шепнуть заветные слова – «черепахи Нина и Наташа», как уголки губ сами устремляются к ушам.
Портрет на стене. Одинаковые улыбки.
* * *
Здесь всегда тень, даже в такое пекло. Ну что ж, пора домой. Мне всегда трудно встать и уйти отсюда. Зачем я приезжаю каждый день? Надо ходить на кладбище, надо ходить в церковь, надо раздавать конфеты ребятишкам на улице. Все так делают.
Но ведь смерти нет. Есть только наша любовь и разговор из далекого детства. Поэтому где-то, в море-океане – там, где кораллы образуют огромные красные города, а тысячи блестящих рыбок заменяют звезды, там, где можно плакать невидимыми в воде слезами, там, в аквамариновой бездне парит черепаха Наташа. Иногда она заплывает в мои сны, и тогда мы попадаем в этом дом и пьем зеленый чай, после я поливаю цветы, а она читает газету и хвалит меня за то, что все на своих местах и за вкусное вишневое варенье. И так будет всегда. Пока я не стану черепахой Ниной. И тогда мы поплывем рядом, и много-много лет не надо будет ни о чем договариваться. Потому что черепахи живут долго. Очень долго.
[divider]
Елена Маючая
г.Троицк Челябинской области