Выпуск 261.
Разве можно по-настоящему оценить красоту мира,
если сомневаешься, имеет ли он право на существование?
Кадзуо Исигуро «Художник зыбкого мира».
От розового до седого – один шаг!
До появления в моей жизни внучки розовый цвет меня раздражал примерно, как индюков раздражает красный. Но Катя называет себя розовым котенком(Pink Kitty) и все игрушки у нее розовые и вся одежка на ней розовая, так что xоть я пока еще не стал розовым, но уже, смирился с этим необычным цветом.
Бойтесь красавиц, друзья, нет страшнее силы!
Фото Александра Росина/Alexander Rossin, журнал «Флорида-RUS».
Шекспир предо мною. Один…
Недавно перечитывала “Макбет”, и одно из заклинаний ведьм “Fair is foul and foul is fair”—”Зло есть добро, добро есть зло” (пер. Б. Пастернака) —что-то очень сильно напомнило…
Конечно же! Это они, великие оруэлловские формулы тоталитарной пропаганды, двоемыслия и отключения нравственности, когда добро и зло перестают различаться:
“Мир это война, война это мир”
Все дороги ведут к Шекспиру)))
ИзФейсбука Carina Cockrell-Ferre
Другие
я люблю другие народы. Объясню, почему.
Моя жена говорит, что она родилась в Берлине.
А она не немка: – в ней казацкая, татарская и китайская кровь. Говорит она так потому, что в Берлине родились наши сыновья.
Нет, не только поэтому.
Еще потому так говорит, что у моего среднего сына в Берлине было четыре операции: – начиная с пяти месяцев и до полутора лет.
Оперировали ручку, а потом череп. Трудно такое пережить: четыре операции по много часов каждая. А младенцу пять месяцев.
Нашего сына спасали германские врачи.
Другие бы не спасли.
Доктора – Хаберль и Хабенихт.
Когда мальчика вынесли из операционной спустя шесть часов, жена на коленях ползла к доктору и целовала ему руки.
А потом был такой случай. Про это недавно узнал.
Жена везла мальчика в коляске – ему было месяцев семь; ребенок был весь забинтованный и в шлеме на оперированной головке.
Подошла старушка. Сухая немка лет 85.
Спросила, что с мальчиком, как зовут.
Перекрестила. Взяла его измученную руку и поцеловала трижды.
Она, конечно же, войну прошла. И видела, что перед ней инородцы.
И вот жена мне говорит. Я, говорит, виновата. Считаю Берлин своей Родиной.
Она очень русская. Даром что казачка и татарка. И я русский, даром что еврей.
Но случилось так, что мы живем везде. В Англии, Франции, Германии, Швейцарии. Мы везде дома.
И мы любим все эти страны. И везде дома. И Россию тоже любим. Я вообще люблю людей. Всех.
Я отказываюсь принимать ненависть к другому как правило жизни.
Правило жизни – это любовь к другому.
Maxim Kantor/ Максим Кантор, художник, писатель.
Белая несмелая гуава полевая
Раннее утро. Вернулся с океана. Заглянул в сад, снять с дерева последнее манго (в Париже) и вдруг увидел, что рядом, на юной гуаве появился цветок. Обрадовался и по странной ассоциации вспомнил друга студенческих лет Виталика Шувагина. Родом он был из Магнитогорска, поступил в универ уже после армии. Шебутной был Виталич(царство ему небесное!), но славный. Так вот, он когда проигрывал в карты и вдруг приходил маленький козырь, всегда говорил: “Первая несмелая ромашка полевая”. Я всегда думал, что это какое-нибудь босяцкое уральское выражение. А сейчас проверил – батюшки, оказывается песня была! Только не первая, а белая, “Белая, несмелая ромашка полевая ты лежишь измятая на мокрой мостовой. Ветер завывает, тучи собирает, фонари качает над твоею головой”. Музыка Крюкова, слова Хелемского. И пела ее Эдита Пьеха в фильме “Красные листья” аж в 1958 году. Вот как случается на свете иногда!
Фото Александра Росина/Alexander Rossin, журнал «Флорида-RUS».