Александр Росин
главный редактор
Мой Чюрлёнис
Однажды, примерно 35 лет назад, я написал сценарий циркового аттракциона для воздушных гимнастов Пантелеенко. Сценарий назывался «Воздушно-гимнастическая поэма “Гимн Солнцу” по мотивам произведений Чюрлёниса».
Сценарий получился удачным. Главный режиссер тогдашнего Союзгосцирка Вилен Головко божился, что это лучшее, что он читал в своей жизни. Ну, положим, Вилен Васильевич ради красного словца…, а вот великие композиторы Эдисон Васильевич Денисов и Исаак Осипович Шварц прочитали текст и согласились писать музыку. И это была действительно высшая оценка.
В общем, Чюрлёниса я знал и любил давно. И если бы сегодня кто-то ставил Чюрлёниса, я бы предложил вот этот свой снимок в качестве задника.
Не нервничайте!
Один писатель прислал мне письмо: «Александр, я ведь печатался у вас в журнале, а не стал лауреатом. Спасибо за ваши гонорары, но ведь доллары не повесишь на стенку. Ну хоть грамоту вы мне могли бы вручить?»
Отар Иоселиани сказал о своих ровесниках из 70-х, но это же можно сказать и о нынешних: «Многим мешало слишком серьезное отношение к себе, от которого вообще происходит множество бед. Мне все время хочется сказать: не нервничайте! Можно же просто жить, пить вино, в конце концов…»
Привилегия
Жорж Сименон/Georges Joseph Christian Simenon – один из немногих умных и успешных людей, кто не кокетничал со своим возрастом. Он говорил о старости: «Я не понимаю, почему многие так ее стыдятся. Это привилегия, которая дается не всем. Ей надо радоваться, а не бороться с ней до последнего часа. Мне удалось осуществить свою мечту – я умру старым…»
Что с них взять, киношники!
Ах, Сакуров! Только настоящий профессионал-тяжеловес может так сказать о своем деле: «У меня… нет уверенности, что в кино возможно создать что-то по-настоящему выдающееся. Сам по себе кинематографический инструмент несовершенен и вторичен, а кинематографическая среда — в основном люди поверхностные и малообразованные».
Взбесившийся официант
Никогда, ни за что не простят они Бродскому… нет, даже не нобелевку, а гениальность.
«Взбесившийся официант» Лимонов, конечно, давно забыл, что именно Бродский ввел его в издательство «Ардис», поддержал, помог. Зачем помнить добро, если внутри Лимонова всегда столько зла? Вот и этот новый его стишок.
Давно уже умер Бродский,
И мятый его пиджак,
По правде сказать идиотский,
Нельзя увидать никак…
Лежит он в Венеции милой,
В сырой и гнилой земле,
И чайки летят над могилой,
Ну вот вам и «оп!» и «алле!»
От загадок языка – к загадкам мироздания
Кто рано встает, тому Бог если что-то и дает, так это новые вопросы.
Я встаю рано. Сегодня в 4 часа 36 минут мне пришла в голову по какой-то совершенно непонятной логической цепочке следующая любопытная мысль: почему мы говорим «Люди моря» и говорим «Дети гор»? Но никогда – наоборот: «Дети моря» и «Люди гор»? Значит ли это, что к морю у нас отношение более почтительное?
Поэзия прозы
Есть в этом какая-то странная закономерность, но большие прозаики редко становятся большими поэтами. Один из лучших русских стилистов Константин Паустовский писал стихи каждый день, но никому их не показывал, считая слабыми.
Зато поэты часто пишут великую прозу. Величайшие русские поэты Пушкин, Лермонтов и Мандельштам, не менее велики как прозаики. Да вот и Бунин с Набоковым тоже, пожалуй, коль скоро оба считали себя поэтами.
Из дневника Александра Довженко.
«Я был вчера на параде Победы … Перед Мавзолеем стояло войско и народ. Маршал Жуков прочитал торжественную и грозную речь Победы. Когда вспомнил о тех, что пали в боях в огромных неизвестных в истории количествах, я снял с головы головной убор. Оглянувшись, я заметил, шапки больше никто не снял. Тридцать, если не сорок, миллионов жертв и героев будто провалились в землю, или совсем не жили, о них вспомнили как о понятии… Перед величием их памяти, перед кровью и муками не стала площадь на колени, не задумалась, не вздохнула, не сняла шапки. Наверное, так и надо. Может, нет».
Иди, смотри, пиши…
Заторможенность российской почты может объясняться еще и тем, что почтальоны в России ходят пешком, а не как у нас, на машинах.
Я вот вспомнил, что один автор «Флориды», замечательный рассказчик Анатолий Гаврилов, работал разносчиком телеграмм. И ходил по городу Владимиру пешком.
Кстати, Уильям Сароян тоже когда-то работал разносчиком телеграмм. У него даже рассказ есть об этом.
Разница в том, что Сароян был начинающим писателем, а Гаврилов носил телеграммы уже сложившимся писателем и так с этой должности и ушел на пенсию.
Может, в этом все дело? В молодости ходить и смотреть, а в старости вспоминать и писать?
Ай, да Пушкин!
Виссарион Белинский в письме к Герцену рубанул правду-матку: «У художественных натур ум уходит в талант, в творческую фантазию, потому в своих творениях как поэты они страшно, огромно умны; а как люди — ограниченны и чуть ли не глупы (Пушкин, Гоголь)».
Занятно, правда? Если так, к двум гениям я бы, пожалуй, добавил и Лермонтова, успевшего за свою короткую 26-ти летнюю жизнь навалять столько дров, что иному и за семьдесят не осилить.
Имена. Собственные и прилагательные.
Среди авторов «Флориды» есть Сергей Ренальдо. Когда-то он написал и опубликовал у нас чудесный рассказ «Дорогой мой велосипед» ( http://www.florida-rus.com/archive-text/02-02renaldo.htm) о детстве, которое автор провел в оккупированной немцами Одессе.
Сергей – сын знаменитого циркового артиста, руководителя номера воздушных гимнастов Ренальдо( мой отец помнил тот номер). А настоящая его фамилия Анастасюк. Сергей давно, живет в Майами, работает инженером, а псевдоним прижился и с годами стал его основной фамилией.
В начале прошлого века многие театральные и цирковые артисты брали себе звучные итальянские, французские или испанские имена.
Потом жизнь показала, что ивановым, петровым или, как в примере с нашим автором, Анастасюком жить в ксенофобской стране Советов легче, чем бергам и шварцам.
Но вот присылают авторы тексты и что? А то, что новое поколение вновь выбирает псевдоним. Читаю имена писателей-поэтов: Вероника Бьютефул(наст. Потапова), Антонио Бонифацио(наст. Лепехин), Ник Джонсон(наст. Николай Сердюков)…
Уж и не знаю, что это, – просто игра или очередное тлетворное влияние запада? Нет у меня ответа на этот глубокомысленный вопрос.
«По рыбам, по звездам проносит шаланду…»
Как-то аспирантка МГУ брала у меня по скайпу интервью. В конце она вдруг спросила: «Если бы у вас были неограниченные возможности, о чем бы вы мечтали?»
Я тогда, помнится, отшутился, что все, о чем может мечтать журналист, у меня есть.
А сегодня ночью, читая роман Найпола «Средний путь. Карибское путешествие», понял, о чем еще можно мечтать. Продать дом, купить нормальную яхту или катамаран и отправиться в путешествие по Карибскому морю.
Останавливаться в маленьких островных государствах или на рифах. Жить той жизнью, какой живут островитяне и писать в журнал «Флорида-RUS» большие подробные очерки со множеством ярких цветных фотографий.
«Говорим по-русски».
Зная мою слабость к Владимиру Владимировичу, дочь подарила огромный том Набокова «Полное собрание рассказов». Книга тем более ценная, что многие тексты публикуются в ней впервые.
Например, рассказ «Говорим по-русски».
Замечательный! В нем есть и такая славная история:
«Не так давно, на свои именины, Петя посетил советский книжный магазин, чьё присутствие пятнает одну из очаровательных улиц Берлина. Здесь продаются не только книги, но и различные безделушки ручной работы. Петя выбрал молот украшенный маками и расписанный обычными для Большевистских молотков надписями. Клерк поинтересовался, не желает ли он ещё чего. «Да, пожалуй», – сказал Петя, кивнув в сторону гипсового бюста господина Ульянова. Он заплатил пятнадцать марок за бюст и молоток, после чего, не говоря ни слова, прямо на прилавке, трахнул по этому бюсту молотком с такой силой, что господин Ульянов рассыпался на части».