Выпуск 270.
Разве можно по-настоящему оценить красоту мира,
если сомневаешься, имеет ли он право на существование?
Кадзуо Исигуро «Художник зыбкого мира».
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
О тех, кого любишь, лучше ничего не знать.
К этой мысли я пришел в классе девятом. Если, конечно, не в восьмом. Поскольку был влюбчив, а в своих устремлениях удачлив, и довольно быстро добивался ответного чувства у объекта. И, как только добивался, выяснялось, что объект глуповат, не начитан, а то и вообще – пошл и безвкусен.
Это меня очень огорчало. Всегда.
Поэтому, когда я влюбился в пеликанов и решил их назвать своими главными птицами, решил о них ничего не читать. Пусть себе летят, куда хотят!
Сегодня над пляжем пеликаны летели на юг. Может, к Подветренным островам, открытым пять веков назад отчаянными капитанами испанцем Алонсо де Охедой и итальянцем Америго Веспуччи? Или в Патагонию, к проливу, названному в честь великого португальского моряка Фернана Магеллана? Откуда мне знать? Как говорили раньше: «Что я – Пушкин?» Мол, тот всё знал. А ведь и правда, знал, чертяка! Иначе как бы мог написать такое чудо?
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..
Фото Александра Росина/Alexander Rossin.
Все вздор и чепуха
Мне было тогда не больше 26 лет, но я уж отлично знал, что жизнь бесцельна и не имеет смысла, что всё обман и иллюзия, что по существу и результатам каторжная жизнь на острове Сахалине ничем не отличается от жизни в Ницце, что разница между мозгом Канта и мозгом мухи не имеет существенного значения, что никто на этом свете ни прав, ни виноват, что всё вздор и чепуха и что ну его всё к чёрту.
Антон Чехов
Солнечный трап
В начале или даже в середине 80-х годов прошлого столетия для программы братьев Пантелеенко я написал сценарий спектакля “Алле-ап!”. Ставили его молодые режиссеры Юра Туркин и Витя Франке. А музыку написать Юра пригласил композитора Ривчуна. Мы собрались то ли в Калинине, то ли в Казани, начали собирать спектакль. И тут Ривчуну пришла в голову оригинальная в своей новизне мысль: написать несколько песен. Поскольку от написания текста песен Ривчун был так же далек, как и от цирка, он решил, что текст этот могу придумать я. Меня это сильно огорчило, если не сказать – разозлило, поскольку писать стихи, хоть и для песен, никогда не входило в мои планы. Но подступала премьера, а композитор давил на наш маленький дружный коллектив. В общем, я сел и навалял текстяру. Полностью не помню, а припев был такой: “Манеж, как награда, как солнечный трап, к большому параду ведет – Алле-ап!” Текст всех устроил, кроме композитора. Каждый раз, встречая меня в цирке или в гостинице, он ворчал: “Я написал гениальную музыку, а ты вставил какой-то солнечный трап, а звучит, как сатрап”. Очень мне надоел. Хотя по сути – прав, конечно: стихи были такие же балаганные, как и его музыка. Но зато спектакль получился!
Фотоколлаж Александра Росина/Alexander Rossin.
И вновь продолжается бой!
“Честные чекисты тогда еще оставались, и сегодня они тоже есть”. Как вам такое начало интервью с генералом КГБ Ивашовым? Это все равно, как если бы вождь каннибалов начал свой спич словами: “Поверьте, больше всего на свете я люблю людей!”
Судя по тексту, который мне прислали, этот Ивашов автор книги “Опрокинутый мир”.
И первая глава называется “Советскую эскадру, которая пыталась преследовать фюрера, атаковали НЛО”. Можно было назвать проще: “Гитлер вечно живой”.
Ленивый и необщительный
Никак не мог сообразить, отчего мне с самого детства, с тех самых пор, как впервые прочитал его «Вечера на хуторе…» и «Мертвые души», так мил был остроносый Николай Васильевич Гоголь. И только теперь, прочитав воспоминания хозяина московского литературного салона Дмитрия Свербеева, понял: Гоголь не выкабенивался, был естественен. Так же, как были органичными в жизни Набоков, Чехов или Сэлинджер.
“Я помню, как ленивый и необщительный Гоголь, ещё до появления своих “Мертвых душ”, приехал в одну среду вечером к Чаадаеву. Долго он на это не решался, сколько не уговаривали общие приятели… Наконец он приехал и, почти не обращая внимания на хозяина и гостей, уселся в углу на покойное кресло, закрыл глаза, начал дремать… Долго не мог забыть Чаадаев такого оригинального посещения”.
Ахматова и Грин
– Вы любите Грина? – спросила Анна Андреевна.
– Да.
– Ну, ничего, с годами это пройдет.
Лидия Чуковская «Записки об Анне Ахматовой».
Фотоколлаж Александра Росина/Alexander Rossin