Эта книга о Мечте. Если ты человек, то именно она тобою управляет, ведет тебя и награждает. И совсем необязательно ее оформлять в слова и понятия. Смок Беллью и думать не думал, сбегая из осточертевшего Фриско на Аляску, что он пошел за мечтой. Но он пошел на ее зов и получил награду — вечную и ослепительную. И, в качестве бонуса, получил Север, строгий и чистый. А гонка за золотом — так, антураж, повод…
Море в книге автора журнала «Флорида» Георгия Тарасова— тоже фон, хоть и чарующе прекрасный, и, может быть, более значимый, чем само действо. Майк Воронов, гонщик, взявший приз ленты Атлантики в 2014-м, глава парусной школы, заметил, что книга сия — неплохой учебник по морскому делу для начинающих. Точнее, для тех, кто еще не начал, но не прочь…
Купить книгу можно по интернету: http://www.lulu.com/
Пришлют из Вашингтона быстро, за три дня. Стоимость – $14.81.[divider]
Георгий Тарасов, Санкт-Петербург
Отрывок из книги «Влажный ветер»
ТОСКА ПО…
Я больше никогда не выйду в море… Чуть не каждый день иду из своего гаража на берег – до него всего сто метров, и смотрю на море…
Да, я старею, и мне положено брюзжать, но, Бог мой, куда катится мир? Тридцать лет назад шестилетние мальчишки предельно жестоко и обидно высмеивали тех, у кого полоскалась шкаторина паруса, высшим шиком считалось идти с идеально набитым сейлом не то что на тренировке, – просто на перегоне…
Они гонялись… Гонялись всегда и везде, они высасывали скорость из каждой мелочи: до одури полировали лодки, выпрашивали у отцов текстолит – коричневатый, самый лучший для парусных лат. Они хватались на берегу за иголки и зашивали порванные бешеными оверштагами лат – карманы, они строгали и шкурили рули и шверты, ночами возились с эпоксидкой и стеклотканью, а ведь могли разоружиться и просто идти домой…
А если кто получал гиком по башке, обваливая знак, то к берегу он уже подходил с клеймом «Пучеглазый морячок» и смыть его можно было только первым местом на какой – нибудь серьезной гонке типа Закрытия Сезона…
А я смотрю на то, что ходит по акватории Финского залива сейчас… Такие крейсеры нам и не снились – кевлар, майлар, совершенные обводы, GPS, 3D, титановый рангоут, и черта в стуле… А вон у того – полощется не то что стаксель – грот, и вон тот – только со второго раза поднял спенкер, и ходят они – черт знает как, будто и не знают, куда им надо, а капитаны – все сплошь – морские окуни… С выпученными глазами…
А может, я просто завидую…
Мне не кажется прошлым то, что было. Вот же, Марфа тащит свой «Луч» на слип и вдруг лицо ее растягивается в улыбке – я иду к ней, а это значит, что ей не надо втаскивать лодку в эллинг, разоружаться, а можно сразу идти домой, или бежать в Стрельнинский парк целоваться с Сашкой Киренковым по кличке «Керенский» – у них целых три часа – тех, что ушли бы на разоружение, а все потому, что ветер свеж, и море в барашках, и «папа Жора» похож сейчас на мальчишку, который дорвался, наконец, до любимой игрушки: «Луч» – самая шустрая и рисковая из одноместных яхт. А в такой ветер…
Я еще чинно выхожу из бухты, прохожу две первые пары входных буев, чуть привожусь к ветру и курс – прямо в закатное солнце! Я пру к солнцу, высасывая из яхты все, что только возможно, ступни – под ремнями, на срезе борта уже не задница, а подколенные сгибы, я черчу по волнам затылком и вот она – удача! Ветер зашел, я пру уже не в бейд, а галфинд, цепляю к пузу трапецию, вскакиваю и упираюсь ногами в борт.
Яхта вильнула на грани срыва, чуть добрал шкот, тут же растравил и – понеслось! Форштевень уже не шлепает по волне – он режет ее – с хрустом, и свистит ветер – в вантах, такелаже, в морде моей, кажется, уши сейчас оторвет, брызги сливаются в напористый душ, затылок чертит в море борозду, шкот в левой руке дрожит и вибрирует, а в правой подзуживает удлинитель румпеля – только полный кретин может рулить в перчатках – только босой рукой, а лучше – без кожи, тогда можно почуять, как яхта поет, и я подпеваю ей – мы гонимся, гонимся…
Гонимся за солнцем…
Мы не дадим ему закатиться…
А я вхожу в бухту через несколько часов и не могу ответить на Ольгины вопли – где, мол, я шлялся, – у меня сорвана глотка…
Я орал от восторга… Я орал морю, что я его люблю…
И я орал это ветру…
Я еще работал в «Домене», когда привел в яхтклуб пятилетнего сына – он даже не умел плавать… Афанасьич, мой первый капитан, сделал нам царский подарок, сам об этом не зная, – он сказал, что в клуб пришли новые тренеры – переехал в Питер из Кронштадта Юрий Иваныч Семякин с женой Ольгой – тоже тренером… Я боялся за сына и, чтобы быть с ним рядом на воде, выпросил у них весельную «Пеллу», куда уселись со мной два таких же безголовых отца… На третий день нас окрестили «Службой спасения», потом в эллинге я нашел полудохлый трехсильный «Салют», перебрал его и повесил на «Пеллу»…
В «Домене» надо мной тряслись, как над хрустальной вазой, и я стал дико шантажировать начальство, выторговывая всевозможные отгулы, выходные, заделался донором, раздувал командировки, покупая потом билеты на вокзале у проводников – только бы как можно больше быть в клубе… А потом вообще уволился и ушел на «Кирюху»… Осень и зиму я вкалывал, как проклятый на Кировском заводе, на конвейере и полигоне, но с первой же навигации Юра выторговал мне переводку в яхтклуб с сохранением средней зарплаты… По судовой роли «Дельфина» Юра был капитаном, Боря Михалевский – штурманом, я – боцманом, по сетке яхт клуба мы числились капитан – механиками, а в ДСШ – тренерами, но все эти звания в России – такая хрень, что никто значения не придает – каждый просто делает то, что в этот момент нужно…
А звания?
Перед морем все равны…