Между нами
«Не жалею, не зову, не плачу…»
Александр Росин
главный редактор
Моего папу в Дагомысе любили все. Он спускался во двор и на свист ото всюду сбегались куры, коты, слетались голуби и воробьи, а мужики, сидевшие под яблоней-синап возле куста китайской розы, кидали карты и приподнимали кепки.
По вечерам, когда папа приходил из поликлиники, мы шли с ним к морю. И все встречные на Батумском шоссе, и на Ореховой, и на Победе кричали: «Добрый вечер, Марк Семенович!» или «Гамарджоба!» или «Барев дзес!» А пьяные отходили от прилавка в «дежурном магазине» и норовили пожать папе руку. И даже Аллка, продавщица в «дежурке», высовывалсь из окошка, поправляла на груди кружевной фартук и кричала: «Марк Семеныч, икру завезли, будете с моря идти, я вам с Санькой оставлю полкило!»
Папа почти ни с кем не останавливался, даже с самыми приставучими. Он говорил: «Извините, мы с Санькой идем к морю». И никто не обижался.
Мы говорили о разном. О звездах на небе, о цирке, о Джеке Лондоне, о том, как я пойду в школу и когда-нибудь, лет через сто, ее закончу…
Однажды мы говорили о поэзии.
- По радио читали стих, – сказал я. – Там было так: «Ты теперь не так уж будешь биться, сердце, тронутое холодцом». Это болезнь такая?
Папа остановился, внимательно посмотрел на меня:
- Уверен, что холодцом?
- Да, – неуверенно сказал я. – Холодцом.
Мы пошли дальше.
- Тут может быть два варианта, – после паузы сказал папа. – Возможно, Сергей Александрович так любил холодец, что сердце у него замирало от этого блюда. Второй вариант: поскольку холодец, насколько я помню, делают из свинины, кроме копыт и хрящей специально для поэта туда клали поросячье сердце. Какой вариант тебе интересней?
Но я промолчал, меня что-то смущало. Тогда папа сказал: «У нас в книжном шкафу есть сборник Есенина. Вернемся домой, найди стихотворение, оно называется «Не жалею, не зову, не плачу…», там будет подсказка.
Ну вот, прошло почти 60 лет. Уже давно нет папы, яблони-синап, «дежурного магазина» и алкашей возле него. И я не был в Дагомысе 20 лет и не хочу туда возвращаться – ведь его, «того» Дагомыса, больше нет. Но иногда я думаю: кто-то из нас ошибался – чтец, папа, я или Есенин – ведь слово «холодец» гораздо ярче «холодка».
На снимке: доктор М. С.Росин на прогулке со своим младшим сыном. Дагомыс, зима 1956 г.
ПОСВЯЩЕНИЕ РОСИНУ в честь 64-летия
***
«Сердце, тронутое холодком…
Сергей Есенин
Сердце, тронутое холодцом…
Александр Росин
***
Росин шёл по жизни – молодец,
Полюбив икру и холодец…
И стихи Есенина любил…
И понятлив был, и очень мил…
Но теперь лишь, в день рожденья, дед,
Вспомнив Дагомыса детский свет:
«Гамарджоба!»,«Барев дзес!» , «Привет!» -
Понял он, что был и есть – поэт…
И всего важнее – О-го-го! -
Дух бродяжий в сердце у него…
В 64 – бодрый вид:
- Не жалею! – Росин говорит…
Не зову, не плачу! – говорит…
Я сегодня счастлив… – говорит…
И, не понимая, почему, -
Я в душе завидую ему…
И желаю, чтоб хранил поэт
Яблони-синап бессмертный цвет…
И с родными, чтоб набраться сил,
Каждый вечер к морю выходил…
Николай ЕРЁМИН Июля 2016 г Красноярск
(Александр! Примите стихотворение как поздравление. Этот вариант точный. Я убрал две лишние строки)