Лина и Николай Никольские
Усилие ноги и судорога торса
с врашением вкруг собственной оси
рождают тот полет которого душа
как в девках заждалась готовая озлится!
А что на счет того где приземлиться
земля везде тверда: рекомендуют США.
Иосиф Бродский
-Николай Петрович? – вкрадчивый голос в трубке
– Точно. Это я. —Вас беспокоят из парткома Союзгосцирка поповоду вашего сына
– Колюшки-то, а что такое? Его нет сейчас, он на гастролях в Буэнос Айресе.
-Был на гастролях, Николай Петрович, – голос в трубке ещё более вкрадчив.
– Был… Послушайте, я старый солдат. Мне на японской не голову а ноги оторвало, так что не крутите, прямо ответьте, что с Колькой, насмерть или калека?
– Нет-нет, что вы, он жив, просто… Знаете, это не телефонный разговор. Можно мы подъедем к вам?
Отличить рядовых клерков от чекистов Николай Петрович смог невооруженным глазом. Он был не только старым солдатом, но и старым убежденным антисоветчиком. И о том, что его сын и невестка попросили политического убежища в посольстве США в Аргентине узнал от зловредных радиоголосов ничуть не позже, чем эти ребятки в одинаково плохо сшитых черных костюмчиках.
— Это ж такая квартира, — не скрывая зависти, хмуро озираясь, сказал один из них, — чего убегать?
— Во-во, — соглашаясь закивал головой Петрович, — с жиру бесятся. Квартира в центре Москвы. Машина вон в гараже у подъезда, заслуженные артисты, почет-слава, пей-ешь, не хочу. Государство их обогрело, все дало. А они? Будут жить в трущобах, в этом, как его?..
— В Гарлеме, — подсказал грамотный чекист.
— Точно, — кивнул ветеран. — Нет, трижды прав был товарищ Сталин. Он и сам за границу не ездил, и других не пускал.
Комитетчики переглянулись, пытаясь сообразить, ерничает старик или вправду такой убежденный комуняка.
Но, впрочем, к делу это отношения не имело. Тогда, 15 лет назад, самым главным было то, что впервые за всю свою славную многолетнюю историю советский цирк понес урон. Невероятный скандал. Канатоходцы Лина и Николай Никольские сбежали. Кинули. Предали. Ну хорошо б шестерки какие, рядовые акробаты — без кола и двора. Так нет же,все имели. Ну все. Квартиру, машину, звания, ставки, блестящиий аттракцион и не менее блестящее будущее. В этих рассуждениях логика рядовых советских обывателей смыкалась с логикой поднаторевших в таких вопросах работников МИДа и КГБ. Иной логики они не только не признавали, но и не понимали. Все, кто рассуждал иначе, а тем более открыто поступал иначе, были ненормальными. А ненормальных следует держать в изоляции, дабы не заразили остальных. Для них — психушки и зоны. Никольские избрали третий путь…
ОТЕЛЬ ЛИБЕРТИ
Аргентина была первой настоящей зарубежной поездкой аттракциона Никольских. Куба не в счет. Оттуда сбежать можно было только в Сибирь. Ждать они больше не могли. 35 лет — для канатоходцев не предельный срок, но и не дети уже. Впрочем, где гарантии, что оставшись в США они смогут вернут ся на канат? Кому они нужны в чужой стране? Хорошо бы просто, хотя бы униформистами в цирк попасть. Они готовы убирать вольеры животных, но только не назад. Хватит. Слишком душно от лжи, слишком резок запах гнили…
За неделю до отлета возле станции метро Студенческая они увидели случайно Уголовный кодекс. Дома открыли, нашли «свою» статью. 15 лет лагерей с полной конфискацией имущества.
— Ну вот, — засмеялась Лина, — теперь хоть будем знать, чего мы и в самом деле стоим.
Но это так, по Уголовному кодексу. А на самом деле стоили они немного. Огромный трехтысячный зал был забит до отказа. Цена билетов в первые ряды — до 150 долларов. Никольские проходят на ура. Аргентинский импрессарио Антони Канюки в восторге подсчитывает барыши. 20 лет синьор Канюки работает с советским цирком. За эти годы он не только нажил себе миллионное состояние. «Эти русские» перестали для него быть загадкой. Он изучил и понял их. Большинство — стадо баранов, спокойно идущие на убой. Впереди — несколько баранов поглавней. Но все равно бараны. Ресторан, экскурсия, легкие презенты и они готовы подписать самый идиотский контракт.
Вот и эти гастроли 1986 года. Он платит масте рам мирового класса деньги, ради которых самый трудолюбивый латинос чашку кофе не подаст. И при этом они радуются, как дети, что-то там копят, что-то планируют привезти домой. Они каждый день рискуют своими шеями. Ради чего? О, они говорят о большом искусстве. Ну да, конечно. Только почему в каждой поездке — обязательный работник КГБ? Почему на прогулки по городу они должны ходить группами не меньше четырех человек? Почему после 10 вечера все, точно малые дети, по приказу старшего отправляются в свои комнаты? Да потому, что эти русские смелые только в манеже. А копни внутрь — трусы. Они выращены трусами в трусливой и продажной системе, которую сами же люто ненавидят, но отказаться от которой, как звери, выросшие в клетке, не могут и боятся. Они одновременно ненавидят и любят свою клетку, — считает Эндрю Канюки.
Отель, в котором их разместили, назывался Либерти, и на фасаде — мини-копия нью-йоркской статуи Свободы. Окна гостиницы выходили на авенида Флорида. «Лучше б, авеню де Нью-Йорк», — усмехнулся Николай. Как и большинство людей, постоянно связанных с риском, они чуть суеверны и не заметить всех этих знаков, не могли. Откуда им было тогда знать, что не Нью-Йорк, как планировали, а именно Флорида будет «их» штатом, как и то, что они, Никольские, станут почетными жителями Майами и получат из рук мера символические ключи города?
На первой экскурсии по Буэнос Айресу обратили внимание, что посольство США расположено рядом с зоопарком. Хороший ориентир, плохо только, что рядом — советское посольство. А там их многие знают, в цирк повадились ходить чуть ли ни каждый вечер. А один из консулов, Юрий, так и вообще увлекся сестрой Николая Ниной, регулярно стал их навещать. Однажды предложил прокатить на своем мерседесе по ночному Буэнос Айресу. «Одной ей нельзя даже с вами, — сурово сказал «представитель министерства культуры», как он значился в документах, а на самом деле официальный соглядатай КГБ Николай Васильевич (артисты оценили его интеллект, называя за глаза Дундуком), — инструкция запрещает.» «Ну ладно, — ухмыльнулся консул, который и сам, без сомнения, состоял в том же ведомстве, что и Дундук. — С Никольскими отпустишь?» «Ну, Никольским доверять можно, — кивнул Николай Васильевич, — они люди серьезные.»
По дороге Юра, человек ни в пример Дундуку, образованный, остроумный, разоткровенничался:
«Скучаю по нормальной жизни. Здесь нельзя расслабиться. Все друг за другом следят, все друг на друга стучат… Такое дерьмо… Одна радость — цирковые, да когда пароход из Союза приходит. С моряками посидеть, водочки попить с черным хлебом, с селедкой — милое дело. Поехали в порт, я вас познакомлю.» Лина с Колей переглянулись: что это — провокация, заманят на теплоход, запрут в каюту и — прощай свобода. Но как комитетчики могли узнать об их планах? Где и в чем они совершили ошибку? «Стоит ли? — осторожно сказала Лина, она увидела, как напрягся Николай, как сжались в кулаки его руки. — Мы ведь после представления, подустали, а сейчас почти двенадцать.» «Да бросьте, — настаивал Юра, заворачивая машину в порт. — Моряки — ребята простые, без комплексов, посидим, расслабимся.»
Когда подъехали к сухогрузу, никого на палубе не было, в иллюминаторах темно. «Видно, спят, — проворчал недовольно Юрий. — Ладно, поедем назад.» Это его и спасло. Николай был готов оглушить незадачливого консула, схватить руль и мчаться прямо сейчас в американское посольство, лишь бы подальше от этой огромной советской посудины… Лина откинулась на сиденье, закрыла глаза, ее била крупная дрожь, точно в лихорадке. «Что с тобой?» — с удивлением заметил ее состояние Юрий. «Да холодно черт-те как в твоей машине, хоть бы печку включил, что ли?» «Ну да, — хохотнул консул, — это только по календарю здесь июль, а так-то зима. Ничего, сейчас прогреем.»
«УЛЫБАЙТЕСЬ, ВЫ-АМЕРИКАНЦЫ!»
— Товарищи, — обратился к труппе руководитель поездки. — У меня для вас приятные новости. Во-первых, к нам прилетает генеральный директор Союзгосцирка товарищ Карижский. Он побудет здесь неделю, а потом еще на неделю поедет с нами в Рио-де-Жанейро, поможет начать там гастроли. Это, конечно, большая честь для нас. Карижский приез жает 4 августа и в этот же день, поскольку это понедельник, выходной в цирке, Энтони Канюки приглашает нас всех на банкет по случаю его 20-летнего сотрудничества с Союзгосцирком.
— Ну что ж, наше время пришло, — одними губами сказал Лине Николай.
Она согласно кивнула. Действительно, в этот день все начальство уедет в аэропорт встречать генерального, артисты, как обычно, отправятся на поиски дешевых магазинов, так что хватятся их не сразу.
Слово «Последний» считается неприличным в цирке. Его нельзя произносить ни в каком контексте. Но тут уж никуда не деться, это представление было последним в карьере советских цирковых артистов Никольских. Что будет дальше — неизвестно. Даже если побег удастся, даже если их не схватят и не отправят назад в Союз и они получат политическое убежище, даже если они вновь вернутся на канат, а не будут мести улицы, советскими артистами они уже не будут никогда.
«Боже, дай мне знак, укрепи мою надежду» — молила Лина в вечерней полутьме гардеробной комнаты. И тут же, точно по волшебству, раздался стук в дверь. Она открыла и обомлела, — вот так знак: на пороге стоял улыбающийся Дундук.
— А у меня для вас тоже хорошая новость. Вот, газеты из Союза получили. Не очень свежие, но все-таки наши. На, бери «Правду».
— Вот спасибо, Николай Васильевич, а то я все думаю, как там у нас на Кавказе уборка зерновых проходит. Волнуюсь, я ж из Грозного родом.
— Ну, здесь все найдешь. Ладно, читайте, а я другим артистам разнесу, пусть тоже успехами родины порадуются,
Лина закрыла дверь, вздохнула и прилегла на раскладушку. До начала представления еще час. И правда посмотреть газету, что ли? Раскрыла на последней странице и — точно током ударило — по верху всей полосы — крупный заголовок: «Улыбайтесь, вы — американцы!» Вот он знак!— счастливо засмеялась Лина.
— Ты чего, Линка, — заглянула через плечо Нина, — фельетон, что ли?
— Да нет, так, чепуха, об американских зубных врачах, — махнула рукой Лина.
— Ну ты даешь, чего ж здесь смешного? В тот вечер они отработали на таком подъеме, что зал взорвался от аплодисментов. А после представления всех артистов попросили вернуться на манеж, чтобы сфотографироваться с советским послом. Посол расположился в центре композиции, обняв за талии примадонн труппы — Лину и Нину, Николай стал чуть в стороне и когда фотограф уже навел объектив, сжал правую руку в кулак, согнул ее в локте, а левой — перехватил у предплечья. Так хулиганским жестом он высказал все, что думает и по поводу посла, и по поводу страны, которую тот представлял.
АВЕНИДА ЛИБЕРТАДОР
Как проходил сам побег, каких нервов и напряжения он стоил Никольским, рассказывать коротко нет смысла, а подробно, к сожалению, нет места. Когда-нибудь, надеюсь, они напишут об этом книгу, тем более, что им уже неоднократно предлагали это сделать. Скажу лишь, что 4 августа 1986 года Никольские переступили порог посольства США. На следующий день все газеты и телеканалы почти всех стран мира сообщили о побеге звезд советского цирка.
Здание посольства располагалось на авенида Либертадор. И это тоже был знак. С тех пор они так и шагают по улице свободы. Как в песне Высоцкого, без страховки. И по канату, и по жизни…
А в конце августа в квартире Николая Петровича в Москве раздался телефонный звонок.
— Петрович, дорогой, поздравь, мы живем в Майами и сегодня подписали наш первый контракт! — кричала Лина. — Вот, даю трубку Коле.
— Ну, молодцы, ребята! — закричал в ответ отец.
— Как хоть платят, Колян, на супчик хватает?
— Должно хватить, — спокойно ответил Николай
— Тысяча долларов в день.
— Да ну, это ты хватил, сто наверное?
— Нет, говорю ж тебе, тысяча. Как ты-то?
— А что мне, вашими молитвами. Не жалеешь хоть, Колян?
— Жалею, Петрович, — тихо сказал Николай. -Жалею, что не было возможности уехать сюда двадцать лет назад…