Александр Росин
главный редактор
Знаете, почему я люблю читать всякие дневники и мемуары? Да потому что когда писатель, художник или китобой рассказывает о своей профессии, это одно. А когда кукурузовод называет скульптора «пид…сом» или вечно бухой донской казак учит молодых творцов расстреливать неугодных власти писателей, «как бешеных собак», это немножко о другом.
Когда Людмила Стефановна Петрушевская пишет: «… дядя Миша сказал: «Стефановна, я вообще пьес не пишу, но знаю: первый акт должен быть противоположен второму», – понимаешь, что это пишет профессионал.
Да, нужно читать только профессионалов. Их мало, но они есть. На остальных тратить время не стоит.
Людмила Петрушевская,
писатель
К вопросу о пьесах Фридриха Горенштейна и о том, что его огромный труд «На крестцах», написанный в форме пьесы, прочесть невозможно. Да! Пьесы вообще трудно читать. То и дело приходится лезть в список действующих лиц: кто кому кем приходится, сколько им лет и где вообще идут дела. А в классическом театре от 17 века и до наших дней все должно быть понятно сразу. К примеру: две женщины на сцене, одна (52 года) другой (а ей 37) говорит примерно так: «Мне 26 лет, а тебе восемнадцать, и у тебя сегодня день рождения. А год назад умер папа, и ты была в черном. А сегодня ты в белом» (начало пьесы А.П.Чехова «Три сестры»).
И сразу все стало ясно. В плохом театре зритель заерзал, закашлял и достал экранчики. Ему разжевали и в рот положили дальнейшие события. Да, режиссерам тут есть о чем поразмышлять. Автор же следовал многовековой традиции, существующей с античных времен. Потому и три сестры не побежали к убитому Тузенбаху – хоть увидеть умирающего, хоть обнять, помочь, может быть. На театре было запрещено показывать умерших (куклы трупов только Любимов начал делать в «Преступлении»), ведь актер убитый нет-нет, да и задышит, и зритель бдительно за этим следит, а на остальное ему уже плевать.